– Значит, я вас правильно понял по телефону? Тогда это звучало немного надуманно.
– Это всеми признанный метод, – жестко заявил Беннет. – С там никогда не было затруднений.
– Не было, так не было. – Вульф вздохнул. – Еще один вопрос, пока вы пьете кофе. Возможно, вам придется подумать. Если принять гипотезу, что Клайд Осгуд действительно решил подменить Цезаря, то сколько быков, скажем, в радиусе пятидесяти миль могли бы быть подходящими кандидатами для замены? По своему общему виду и окраске они должны походить на Цезаря, и чем больше, тем лучше. Помните только, что мы заранее исключаем чемпионов, которые стоят тысячи долларов.
– Но я же сказал – это исключено, – возразил Беннет. – Каким бы близким ни было сходство, Монт Макмиллан все равно заметил бы подмену. Он бы отличил Гикори Цезаря Гриндена от любого быка на свете.
– Я сказал, что это только гипотеза. Уважьте меня, и мы скоро кончим. Сколько таких быков в пятидесятимильной зоне?
– Простой вопрос, нечего сказать. – Беннет медленно помешивал кофе и размышлял. – Один такой бык есть прямо здесь, в павильоне. Уиллоудейл Зодиак, трех лет. Он никогда не будет такого же класса, что и Цезарь, но внешне очень похож: общее расположение пятен, стать и все такое.
– Вы уверены, что тот бык в павильоне действительно Уиллоудейл?
Беннет на мгновенье задумался, затем с облегчением вздохнул.
– Да. Это без сомнения Уиллоудейл Зодиак. Судьи недавно осматривали его и нашли, что у него плохой окрас. Он отпил немного кофе.
– Есть еще один бык у Холли, по кличке Ориноко, он мог бы подойти, разве что круп у него хиловат, но этого можно не заметить даже вблизи, все зависит от того, с какой точки смотреть. У миссис Линвил, что живет неподалеку от Кроуфилда, есть бык, который подошел бы даже больше, чем Ориноко, но я не знаю, на ферме ли он сейчас. Она, кажется, собиралась везти его в Сиракьюс. Затем, конечно, был Гикори Букингем Пелл, сводный брат Цезаря, но он издох.
– Когда?
– Несколько месяцев назад. Сибирская язва. Вместе с большей частью стада Макмиллана.
– Да. Это было для него катастрофой. Букингем тоже был чемпионом?
– Нет. И он, и Цезарь родились от великого старого Гикори Габриеля. Но каким бы хорошим ни был производитель, нельзя рассчитывать, что ему каждый раз будет везти с потомством. На Букингема было приятно смотреть, но его подводил окрас, да и дочери были так себе. Его даже не выставляли после того, как в Джеймстауне он набрал шестьдесят восемь баллов.
– В любом случае, он пал. А что можно сказать о стаде Осгуда?
Беннет медленно покачал головой.
– Едва ли. Есть там подающий надежды молодой производитель, Тислиф Люцифер, его можно было бы принять во внимание, но он скорее коричневатый, чем желтовато-коричневый с красноватым оттенком. Однако его можно спутать с Цезарем, если нет причин для подозрений и если не помнить расположения пятен у Цезаря.
– Сколько стоит Люцифер?
– Трудно сказать. На аукционе все зависит…
– Но по грубой оценке?
– Долларов пятьсот – восемьсот.
– Понятно. Всего лишь малая доля от сорока пяти тысяч.
– Не было еще на свете такого быка, который стоил бы сорок пять тысяч! – фыркнул Беннет. – Макмиллан получил за Цезаря эту цену не как эквивалент стоимости быка. Это была взятка, которую Пратт предложил ему, чтобы втянуть его в позорный и отвратительный рекламный трюк. Один или двое членов Лиги считают возможным простить Макмиллана, говоря, что потери от сибирской язвы были для него ужасным ударом: он был в отчаянье, а тут ему предложили кучу денег. Но я утверждаю, что ничто в этом мире не может оправдать подобный поступок, и большинство с этим согласны. Я бы скорей застрелился, чем позволил себе… Эй! Джордж, я здесь! Я уже иду. Что случилось?
Отпихивая на ходу попадавшиеся на пути стулья, к нам подошел широкоплечий мужчина, которого я видел на выводном кругу.
– Неужели и десять минут нельзя без меня обойтись? – воскликнул Беннет. – Что у вас там стряслось?
– Там собралась такая толпа, что мы не можем выводить скот. Наверное, целый миллион сбежался. В павильоне у голштинцев нашли под соломой убитого человека. – Боже мой! – Беннет подпрыгнул. – Кто же это?
– Не знаю. Ничего нельзя понять. Вы бы видели, что там творится…
Это было все, что я услышал, поскольку они уже шли к выходу. Официантка бросилась за Беннетом, но я перехватил ее и сказал, что заплачу за него.
– Было бы естественным, – предложил я Вульфу – если бы я отправился туда посмотреть, что к чему. Вульф покачал головой.
– Уже четвертый час, нас ждут свои дела.
Он поднялся, с ненавистью посмотрел на складной стул, и мы вышли из закусочной. Снаружи двигаться было легче, чем раньше: вместо того, чтобы сновать в разные стороны, посетители выставки теперь целеустремленно спешили к скотоводческим павильонам. Они были возбуждены, как хищные птицы, завидевшие добычу.
На выставке орхидей Чарлза Э. Шанкса не было, но зато мы повстречали Раймонда Плена, орхидеи которого и в сравнение не шли с нашими. Вокруг стендов бродило обычное количество посетителей. Либо они не слышала об убийстве в голштинском павильоне, либо это были оригиналы, которых цветы интересуют больше, чем трупы.
Вульф обменялся любезностями с Пленом, и мы приступили к делу.
Одна из наших восемнадцати орхидей стала проявлять признаки увядания, так что я поставил ее под скамейку и накрыл газетой. Мы тщательно перебрали все остальные, расправили побеги и листья и удалили полдюжины цветов, которые начали вянуть.
– В целом они выглядят довольно весело, – сообщил я Вульфу свое мнение.
– Суховаты, – пробурчал он. – Хорошо хоть, что красный клещ еще не появился. О! Добрый день, мистер Шанкс.
В четыре часа появилось жюри в полном составе. Дальнейшее произошло так быстро, что все наши переживания и тревоги оказались излишними. Вульф получил медаль и все три приза, а Шанкса только похлопали по спине в утешение.
Когда жюри удалилось и зрители разошлись, Вульф и Плен начали чесать языками. Я понял, что это будет продолжаться до бесконечности, и на меня нахлынула скука. Я уселся на ящик, зевнул и стал обдумывать мысль, которая появилась в связи с одним из вопросов, заданных Беннету. Я очень надеялся, что мои заключения неверны, – в противном случае мы оказались бы в опасном положении и могли бы оставить все надежды получить гонорар от Осгуда.
Я взглянул на часы: без десяти пять. В пять за орхидеями должна была прийти Лили Роуэн, и я принялся сочинять колкость, которая разнесет ее на кусочки. Мне показалось, что ее давно пора проучить. Называть человека Эскамильо, будучи в хорошем настроении, вполне неуместно, но если это делается сразу же после того, как он чуть не убился, перепрыгнув через забор в поисках спасения от быка…
Я так и не успел ничего придумать. Сперва меня прервал уход Раймонда Плена, который счел своим долгом попрощаться со мной. Вторая помеха оказалась куда более досадной: я увидел, что на меня показывают пальцем. В проходе, шагах в десяти, стоял тот самый долговязый соломоворошитель в комбинезоне, которого я видел три часа назад, и тыкал пальцем в меня. Рядом с ним были капитан Барроу из полиции и прокурор Уодделл.
– Взгляните-ка, кто к нам пожаловал, – вполголоса сказал я Вульфу.
Видимо, парень в комбинезоне был им больше не нужен, и он ушел, а остальные направились прямиком к своей жертве, то есть ко мне. Выглядели они довольно мрачно и лишь сухо кивнули в ответ на наши с Вульфом приветствия. Барроу обратился прямо ко мне:
– Ступайте со мной.
