бизнес, и вы вправе действовать, как хотите. Насколько мне известно, вы любите вкусно поесть. Мой бизнес – как раз питание, а точнее – массовое питание. На прошлой неделе мы ежедневно продавали в Нью-Йорке в среднем сорок три тысячи обедов. Я вот к чему клоню – сколько раз вы обедали в моих праттериях?
– Я?.. – Вульф задержал дыхание, наливая себе пива. – Ни разу.
– Ни разу?
– Я всегда обедаю дома.
– Вот как… – Пратт не мог отвести взгляд от Вульфа. – Конечно, иногда можно и дома неплохо поесть. Но лучше все же… Мое имя прогремело, когда я пригласил в праттерию и накормил пятьдесят представителей высшего света. Видели бы вы, как они восхищались. Своего успеха я достиг благодаря, во- первых, качеству, а, во-вторых, рекламе. – Он поднял два пальца.
– Всепобеждающее сочетание, – пробормотал Вульф. Мне захотелось лягнуть его под столом. Что это он вздумал лизать пятки этой деревенщине? Но он не остановился даже на этом. – Ваша племянница немного рассказала мне о вашей феноменальной карьере.
– В самом деле? – Пратт взглянул на нее. – У тебя пустой бокал, Каролина.
Он повернул голову и громко позвал Берта. Затем вновь обратился к Вульфу.
– Что ж, она неплохо разбирается в моих делах. Два года работала у меня. Она увлеклась гольфом, что-то у нее начало получаться, и я решил, что племянница-чемпионка послужила бы мне неплохой рекламой. Так оно и вышло. Этим она принесла мне куда больше пользы, чем сидя у меня в конторе. Ее братцу до нее далеко. Единственный мой племянник, а ни на что не годится. Верно, Джимми?
Юноша улыбнулся.
– Совершенно верно.
– Сам-то ты, конечно, думаешь иначе. Я продолжаю тратиться на тебя только потому, что твои родители умерли, когда ты был еще ребенком. Это, пожалуй, моя единственная слабость. А стоит мне подумать, что после моей смерти все перейдет тебе и твоей сестре, больше ведь некому, и я начинаю мечтать о бессмертии. Ведь если представить, как вы распорядитесь моими деньгами… Позвольте спросить, мистер Вульф, вам нравится мой дом?
– Очень нравится.
Джимми фыркнул.
Не обращая на него внимания, Пратт косо поглядел на Вульфа.
– В самом деле? Его выстроил мой племянник. Дом был закончен только в прошлом году. Я-то сам здешний, родился на этом самом месте, в старой хибарке. И как только это удалось Джимми… Он продолжал разглагольствовать, а Вульф пока что откупорил еще одну бутылку пива. Да и я не терял времени даром, так как, слава Богу, пил не виски в праттерии. Я уже расправлялся со вторым коктейлем, устроившись так, чтобы было удобнее поглядывать на блондинку, и вовсе перестал обращать внимание на Пратта, размышляя, что ценнее в девушках – привлекательная внешность или умение спасти человека от бычьих рогов. Но течение моих мыслей было самым бесцеремонным образом прервано. Из-за дома появились четыре человека и протопали на террасу. Вспомнив слова нашего хозяина о том, что его преследовали на ярмарке, и заметив недоброе выражение на лицах пришельцев, я машинально сунул руку за пистолетом, но вовремя спохватился и сделал вид, что просто хотел почесаться.
Пратт вскочил и, наморщив узкий лоб, яростно уставился на вновь прибывших. Один из них, приземистый и жилистый, с острым носом и пронзительными глазками, выступил вперед.
– Ну, мистер Пратт, надеюсь, наше последнее предложение удовлетворит вас?
– Я уже говорил, что нынешнее положение меня вполне устраивает.
– А нас – нет. Позвольте объяснить, что мы…
– Вы зря теряете время, мистер Беннет. Я повторяю…
– Позвольте сказать мне! – перебил внушительный мужчина в отличном сером спортивном костюме и автомобильных перчатках – это в теплую-то погоду. – Вы Пратт? Лу Беннет втянул меня в это дело. Я тороплюсь в Кроуфилд, а оттуда в Нью-Йорк. Меня зовут Каллен.
– Дэниел Каллен, – услужливо добавил Беннет.
– О! – благоговейно произнес Пратт. – Это честь для меня, мистер Каллен. В моем скромном доме… Садитесь, пожалуйста. Выпьете что-нибудь? Джимми, принеси гостям стулья. Познакомьтесь с моей племянницей, мистер Каллен…
Он начал представлять всех друг другу. Оказалось, что Лу Беннет был секретарем Национальной лиги по разведению скота гернсейской породы. Долговязого мужчину с жидкими волосами и усталым лицом звали Монт Макмиллан, Дэниел Каллен нуждался в рекомендациях не больше, чем, скажем, Джон Морган. Четвертый гость, выглядевший еще более уставшим, чем Макмиллан, оказался председателем совета Североатлантической ярмарки по имени Сидни Дарт.
Берта отправили за выпивкой. Лили Роуэн подвинулась, и освободившееся возле нее место моментально оккупировал Джимми Пратт. Было очевидно, что гости не вызывают у девушки симпатии.
Лу Беннет вновь заговорил:
– Мистер Каллен торопится. Мистер Пратт, я уверен, вы оцените то, что он, как и мы все, пытается сделать для вас. Вы не потеряете ни единого цента. Все будет в полном…
– Да это же просто произвол! – взорвался Каллен, воззрившись на Пратта. – Это можно пресечь в судебном порядке! Какого черта…
– Извините меня, – поспешно вставил Беннет, – но мы уже обсуждали этот вопрос с мистером Праттом, и он не разделяет нашей точки зрения. Слава Богу, что вы пришли к нам на помощь. – Он повернулся к Пратту. – Дело в том, что мистер Каллен великодушно согласился откупить у вас Гикори Цезаря Гриндена.
Пратт кашлянул, помолчал немного и спросил:
– А что он будет с ним делать? Беннет казался шокированным.
– Он же владеет едва ли не лучшим в стране стадом гернсейской породы.
Каллен сердито взглянул на Пратта:
– Поймите, Пратт, мне бык не нужен. У моего лучшего производителя, Махуа Галанта Мастерсона, сорок три чистопородные телки. Еще три моих производителя сейчас проходят испытания. Я покупаю Цезаря исключительно в интересах нашего животноводства и Лиги по разведению гернсейского скота!
– Мистеру Каллену действительно не нужен ваш бык, – подхватил Беннет. – Он поступает очень благородно, но не согласен платить за быка всю ту сумму, которую вы уплатили Макмиллану. Я, конечно, понимаю, что бык теперь ваш, но согласитесь: сорок пять тысяч долларов – сумма несуразная. Даже Голдуотер Гранде был продан за тридцать три тысячи, а Цезарю далеко до Гранде. Гранде – отец ста двадцати семи племенных телок и пятнадцати бычков. Так что наши условия таковы: мистер Каллен платит вам тридцать три тысячи долларов, а Макмиллан возвращает двенадцать тысяч из суммы, которую вы ему заплатили. Так что вы получаете все ваши деньги назад. Мистер Каллен тут же выпишет вам чек и сегодня же вечером пришлет за Цезарем людей и фургон. Если бык не потерял формы, то мистер Каллен выставит его в четверг на ярмарке. Надеюсь, он здоров. Насколько мне известно, вы держите его на выгоне?
Пратт повернулся к Макмиллану.
– Вы меня уверяли, что полностью удовлетворены нашей сделкой и не станете способствовать каким- либо попыткам ее расторгнуть!
– Да, это так, – робко отозвался Макмиллан. – Но они меня убедили. К тому же ведь я старый гернсеец, мистер Пратт…
– Как вы смеете? – возмутился Каллен. – Вас следует исключить из Лиги гернсейцев! Вам нет прощения! Вы прекрасно знали, что станет с быком, если вы его продадите!
– Вам легко говорить, мистер Каллен, – устало кивнул Макмиллан.
– Ваше состояние измеряется миллионами. У меня же из-за кризиса осталось только мое стадо. А тут еще сибирская язва… И что осталось? Четыре теленка, шесть коров, один бычок и Цезарь. Как мог я содержать Цезаря? Мне даже не на что было купить овса. Я не знал никого, кто бы дал за него приличную цену, и разослал телеграммы крупнейшим скотоводам, И что я получил в ответ? Все знали, в каком бедственном положении я нахожусь, но никто не предложил мне больше девяти тысяч. Девять тысяч за Гикори Цезаря Гриндена! А тут ко мне пришел мистер Пратт. Он откровенно сказал, для чего ему нужен Цезарь. Это было невероятно, и, чтобы избавиться от него, я заломил неслыханную цену – сорок пять
