был всего лишь маневром с целью избежать столкновения с агрессивной толпой. Это позволило софринцам организованно погрузиться в машины и отбыть. Позднее софринцы, хорошо обученные в Баку и Фергане, Карабахе и Осетии, были вооружены и направлены в Останкино, где командир запретил своим бойцам стрелять, а своему заместителю с группой БТР на МКАД — подчиняться нервозным приказам. Через месяц оба командира были уволены из армии «за совершение поступка, порочащего честь военнослужащего».
Из воспоминаний очевидца («Солидарность», № 23, 1993):
«Резерв ОМОНа у гостиницы 'Мир' вскочил, засуетился. 'Желтый Гэббельс' поперхнулся на полуслове. С Арбата слышны крики, хлопки газовых гранат. Каскоголовые стоят со щитами в две линии от мэрии к нам <…> На Арбате (нам не видно из-за сквера) явно идет страшная драка. В воздухе тянет «черемухой». Хлопают выстрелы — одиночные, очередь. Газовые патроны? Холостые? И вдруг ряды ОМОНа смешались, Толпа рвется вдоль мэрии, а по пандусу ДС хлынуло разноцветье флагов, плакатов, счастливых возбужденных лиц. <…>
А перед нами у гостиницы 'Мир' кипит схватка. Строй каскоголовых лопнул, часть отступает по пандусу мэрии, остальные отбиваются перед гостиницей. У них выдирают щиты. 'Желтый Геббельс', взревев на немыслимом форсаже, улепетывает в сторону 'Баррикадной'. БМП выкатывается вперед, на людей, и вдруг как-то криво застывает. На него лезут демонстранты. Нет, это уже не демонстранты, это повстанцы! Вот он снова взревел, крутнулся на месте и удирает. Успевшие зацепиться на нем люди закрывают смотровые щели. Омоновцы сдирают людей за ноги, лупят палками. Вдруг резко и близко бьет автомат, все катятся горохом с брони, кого-то хватают, бьют, а толпа все напирает. И вот рухнул строй. Опрометью разбегаются наемники Лужкова, Борового и Ко, бросая щиты, каски, шинели. БМП рванулся назад, вспыхнул от удачно брошенной бутылки с бензином и, загасив пожар фреоновым облаком, умчался вслед за своей разбегающейся армией. Толпа рвется за ними. Кто-то в погонах, приостановившись, бьет из автомата очередью — весь рожок. Я ясно вижу падающих, но остановить катящуюся человеческую волну сейчас не смогли бы даже танки».
Услышав эти выстрелы и увидев падающих под пулями, Руцкой отдал приказ о штурме мэрии и сформировал колонну для того, чтобы очистить здание СЭВ от стрелявших по людям. Первая рота отправилась к мэрии. Все были без оружия, за исключением охраны возглавившего колонну генерала Макашова.
Прозвучала команда: «Огонь ни в коем случае не открывать». Но у входа в мэрию людей начали поливать автоматным огнем. Демонстрантам удается завести два ЗИЛа, стоящих рядом. Сторонники парламента под огнем грузовиками вышибли двери. Машины просто изрешечены пулями. Милиция разбегается, разбивая изнутри стеклянные стены здания. Первый этаж мэрии заполняется людьми. На следующих этажах блокированы несколько человек. Во избежание кровопролитного штурма генерал Макашов один поднимается на второй этаж, предлагая всем сдаваться. Оставшиеся в здании около десятка солдат и гражданских лиц попадают в плен, но их скоро отпускают. Ни один милиционер или работник милиции при штурме мэрии не был убит. Раненые были по обе стороны.
Пришлось выставить охрану, чтобы толпа не разгромила ненавистное гнездо московской номенклатуры. Жаль, что в те часы никому не пришло в голову пошерстить эту криминальную малину, свезя документы в надежное место. Всего-то успели захватить ведомости, в которых расписывались за свои тридцать сребреников офицеры МВД, блокировавшие Белый Дом. За день работы причиталось по 100– 300 тыс. рублей в зависимости от должности. В гостинице «Мир» был захвачен готовый к употреблению огнемет.
Макашов выступил с пандуса мэрии с краткой речью: «Теперь нет ни мэров, ни пэров, ни херов!». Люмпены взревели от восторга, более здравая публика испытала легкий привкус тошноты.
Вокруг мэрии началось народное ликование. Радостные лица, торжествующие крики, общий подъем. Возник даже сувенирный синдром — люди ломали «на память» страшную колючую проволоку, опутавшую парламент. Настоящую овацию вызвало появление группы солдат, перешедших на сторону Верховного Совета. На захваченных у милиции грузовиках группы защитников Конституции направились к Останкино, чтобы требовать эфира.
Казалось, что народ восстал. В действительности, как ясно теперь почти каждому, состоялась чудовищная провокация, втянувшая массу людей в смертельный сюжет номенклатурного мятежа.
В тот день мы с друзьями приехали на Октябрьскую площадь с большим опозданием, не зная точно время митинга. И изумились пустоте: где же все эти массы, которые мы ожидали увидеть? Ушли к Белому Дому — это ясно. Отправляясь туда на машине, мы по радио услышали, что штурмом взята мэрия. Это насторожило: события развиваются по сценарию силового противостояния. Но у Белого Дома царила эйфория. Люди кричали «Ура!», но мне было видно, что толпа рыхлая, а победа — липовая. Я решил срочно ехать в Моссовет, где работал московский штаб по противодействию перевороту.
Чугунные ворота, ведущие к входу в здание, были закрыты. Перед ними суетилась толпа старух непонятного происхождения. Решил пройти через переулок. Там проход загородили две поваленные скамейки и человек тридцать старичков интеллигентного вида. Я шел, не обращая внимания на них, но старички бросились на меня, как на амбразуру. Они повисли у меня на плечах целой гроздью. Предъявил депутатское удостоверение. Кто-то завопил: «Я его знаю!». Глаза загорелись. Чистая публика разразилась хамскими выкриками. Кричали: «Ваше время кончилось, идите домой!». Мог бы пройти, но бить пожилых людей, нехорошо. Сдержался, не ответив им, и решил, что лучше от Белого Дома привести человек пятьдесят, чтобы этот сброд отодвинуть в сторону без битья. Да и поставить как охрану от мятежников.
Когда я переулками обходил боевой пикет безумных интеллигентов, увидел, как они бросились на автобус, набитый людьми в камуфляже. Хотелось думать, что пришли за Лужковым. Но это, как потом выяснилось, были наемники мятежников, которых свои не сразу признали.
Вернулся на Краснопресненскую набережную с наступлением вечера. В Белом Доме не было света, но как-то сразу нашлись мои коллеги по Моссовету и группа, планирующая операцию разблокирования. В сгущающихся сумерках мы теряли время на ожидание. Почему? Потому что командовать нами взялся один из российских депутатов. Неприятно поразило солдафонство: «Тихо, когда я говорю!». И так далее в крайне развязной казарменной манере. Подумал, что это, вероятно, ему позволяет скрыть неуверенность. Оказалось, что все обстоит еще хуже. Он элементарно трусил. Поэтому верил откуда-то поступившим обещаниям оснастить группу техническими средствами от бронежилетов
до бронетранспортера. Все это закончились ничем.
Полуторачасовые приготовления вылились в организацию безоружной и бесполезной колонны человек в 500. Таким силам у Моссовета делать было нечего. Посланная для изучения ситуации группа явилась с огромным опозданием и сообщила, что там уже буйствует многотысячная толпа сторонников Гайдара. Кроме того, пришла информация, будто по городу идут танки, которые, конечно же, решат судьбу противостояния. Колонну распустили. Российский депутат сказал: «Танки наши, значит, к утру все это закончится». И я поехал домой, едва успевая до закрытия метро. Дурное предчувствие закралось в душу, когда увидел машину, прибывшую из «Останкино». С нее сгружали раненных, залитых кровью.
Характерен эпизод, который служит подтверждением того, что организаторам провокации была нужна кровь. «Лужковцы» держали связь с Белым Домом через председателя Краснопресненского райсовета Александра Краснова, который оставался одним из немногих, кто пытался не допустить дальнейшего обострения событий. Краснову позвонил управляющий делами мэрии Шахновский и попросил отпустить захваченных в здании мэрии людей (в том числе и вице-премьера Правительства Москвы). Он говорил о том, что если их не отпустят, то в заложниках будут удерживаться московские депутаты: Седых-Бондаренко и другие, захваченные в Моссовете. После того, как Шахновский был предупрежден о том, что у Краснова для ведения переговоров остался единственный неотключенный телефон, этот аппарат тоже замолчал («Время выбора», спецвыпуск, декабрь 1993 г.). Мэрия жаждала жертв с обеих сторон, которые оправдали бы войну против парламента.
Когда от Белого Дома я отправился к Моссовету, мои друзья на машине последовали в Останкино, куда еще до штурма мэрии двинулась большая толпа — требовать эфира. Митинг перед Белым Домом скандировал: «Останкино! Останкино!» — и туда отправились грузовики с людьми. Оружия практически ни у кого не было. У кого-то был отобранный у омоновцев щит, у кого-то дубинка — вот и все, да и таких были единицы. Возглавил колонну автомобиль с группой Макашова.
