пулях, здесь или в полиции. Ожидание может занять несколько часов. Я полагаю, здесь вам было бы удобнее. – Вульф взглянул на часы – было двадцать минут седьмого. – Вам, конечно, предложат поесть.
– Я бы хотел позвонить, – произнес Джонсон.
– Нет, сэр, – покачал головой Вульф. – Так звонить мне мистеру Кремеру?
– Не надо.
– Хорошо. Это разумно. Мисс Гир?
Джейн промолчала. Вульф терпеливо ждал ровно четыре секунды.
– Мне звонить в полицию, мисс Гир?
Она отрицательно качнула головой, так же, как перед этим шла к двери – словно делала это не сама, а подчинялась чьей-то воле.
Вульф тяжело вздохнул:
– Арчи, проводи их в комнату и будь там, пока я за тобой не пришлю. Фриц ответит на звонки. Боюсь, ждать будет скучно и утомительно, но тут уж ничего не поделаешь.
8
Утомительно – не та слово, чтобы описать подобное двухчасовое ожидание.
Поначалу меня развлекало то, что Джейн и Джонсон не проявляли ни малейшего желания сидеть на софе рядышком, держась за руки. Одному Богу известно, где Вульф отыскал эту софу с бархатными подушками; когда я впервые появился у него в доме, она уже там была. Джейн и Джонсон по очереди сидели на софе после безостановочного шагания по комнате, но так ни разу и не присели вместе. Яд Вульфа сделал свое дело. Было интересно следить за его действием. Тот из них, кто не стрелял, подозревал другого; а другой, видя это, очевидно, думал, что попытайся он – или она – взять сердечный тон, например: «Черт побери, дорогая (или дорогой), мы же не можем быть убийцами, не так ли?», то как бы не разоблачить себя, ведь другой подумает: если я его (ее) подозреваю, то почему он (она) не подозревает меня?
Естественно, я бдительно наблюдал за ними, пытаясь уловить хоть какой-то знак, указывающий на то, кто из них есть кто. Я склонялся то к одному мнению, то к другому, но так и не пришел к определенному выводу.
В семь тридцать нас пригласили в столовую. Фриц принес нам ужин в комнату на подносах. Я быстро расправился с порцией запеченного поросячьего филе, салатом, заправленным соусом, который придумал лично сам Вульф, с ломтем дыни, пирогом с голубикой и кофе. Джонсон от меня не отставал, а вот Джейн даже не посмотрела на еду.
Я бы не стал держать пари, кто есть кто, даже поставив на кон порванные шнурки от ботинок. Все, что я мог сделать, чтобы решить эту головоломку, это завязать глаза и поиграть в жмурки – кого первым поймаю, тот и есть убийца. Я сдался прежде, чем начал. Вульф употребил слова «дерзкий и отважный», но это было мягко сказано. Он – или она – приехал сюда уже с заряженным и завернутым в носовой платок револьвером, засунув его в карман или сумочку. Конечно, злоумышленник собирался воспользоваться оружием лишь в том случае, если представится возможность, ибо не мог же он заранее предвидеть, какой оборот примут события. Я еще никогда не встречал никого, способного столь молниеносно реагировать на обстоятельства и принимать решения. Преступник заходит в гостиную. Видит через открытую дверь Вульфа (как он полагает), сидящего за столом. Кладет руку на пистолет, завернутый в платок. Ждет. Улучив миг, когда Вульф прикрывает глаза или отворачивается, а другой, кто находится в гостиной, смотрит в прихожую или, стоя у пианино, повернулся спиной, прицеливается и стреляет. После чего, пока другой недоуменно озирается по сторонам, ловко прячет пистолет в вазу.
Попробуй выведи их на чистую воду. Если не установить, кому принадлежит револьвер или не докопаться до подлинного мотива для убийства, как добиться, чтобы присяжные вынесли обвинительный приговор? Не говоря уже о том, что обвинять-то нужно было не за неудавшееся покушение на Хаккета, а за убийство Джонсона и Дойла.
За два часа я обращался к Джейн всего три раза, и не слишком многословно. А именно:
1. Не хотите чего-нибудь выпить? 2. Из этой комнаты тоже есть дверь в ванную, вон там. Дверь из ванной в кабинет сейчас заперта. 3. Прошу прощения. (Это когда я не сдержался и зевнул.)
Она ни разу не ответила и даже не удостоила меня взглядом.
Джонсон вел себя не лучше. Не припомню, случалось ли мне прежде проводить два часа в столь скучной компании.
Вот почему, когда около девяти зазвенел звонок входной двери, я даже обрадовался – хоть какой-то просвет в этом унылом ожидании. Так как дверь из гостиной в прихожую тоже была звуконепроницаемой, то, кроме звонка, я расслышал лишь слабый звук шагов и еще более слабые и неразборчивые голоса. Но минуты через три дверь открылась и вошел Фриц. Закрыв за собой дверь, он негромко сказал:
– Арчи, мистер Вульф зовет тебя в кабинет. Пришли инспектор Кремер и сержант Стеббинз. Мне ведено оставаться здесь.
С этими словами он протянул руку за револьвером. Я отдал ему оружие и вышел.
Если обстановка в гостиной не располагала к общению, то в кабинете она просто угнетала. Одного взгляда на Вульфа, который вычерчивал на своем столе круги безымянным пальцем, было достаточно, чтобы заметить, что он в совершенном бешенстве.
Сержант Стеббинз вытянулся у стены, всем своим видом показывая, что он при исполнении. Физиономия инспектора Кремера была под стать обивке красного кожаного кресла, в котором он расположился. Никто не потрудился взглянуть на меня, когда я вошел.
Вульф рявкнул:
– Блокнот!
Я подошел к столу и, достав карандаш и блокнот, сел.
– Вот что случается, когда дверь открываю не я, – изрек я назидательным тоном. – Я бы ни за что не впустил…
– Фу! – Вульф подтолкнул мне через стол лист бумаги. – Посмотри.
Взяв бумагу, я пробежал ее глазами. Это был ордер на обыск.
Помещение… принадлежащее и занимаемое упомянутым Ниро Вульфом… расположенное…
Ого! Странно, что Кремер еще жив. Или Вульф. Кремер прорычал, с трудом сдерживаясь:
– Я постараюсь забыть, Вульф, что вы сейчас наговорили. Тем более, что это совершенно несправедливо. Черт побери, я миллион раз терпел вашу наглость! Теперь о револьвере. Пуля, выпущенная из него, в точности соответствует пуле, которую вы мне передали, и тем двум, которыми убили Джонсона и Дойла. Вот этот револьвер – вы мне сами его прислали. Хорошо. Значит, у вас есть клиент, а своих клиентов вы всегда прячете так, чтобы я до них не добрался. Я был бы последним дураком, если бы снова начал вас умолять. Я уже делал это раньше.
Вульф снова принялся чертить круги, бормоча:
– Я повторяю, сэр, что, получая свое жалованье, вы обманываете налогоплательщиков Нью-Йорка, и вообще позорите нашу достойную профессию.
Кремер побагровел еще больше, так что его круглое лицо приняло свекольный оттенок.
– Раз так, ничего забывать я уже не стану. Приступим к обыску дома. – Он привстал с кресла.
– Если вы это сделаете, то вам никогда не поймать убийцу мистера Джонсона и мистера Дойла.
Кремер снова плюхнулся в кресло.
– Не поймать?!
– Нет, сэр.
– Не вы ли мне помешаете?
– Фу. – Вульф всем своим видом изобразил отвращение. – Глядишь, еще немного, и вы предупредите
