в деньгах, это ее право, но спасать мою жизнь я ей не позволю. Тут я решаю сам.
Вулф взгляну на него.
— Недавно вы просили меня продолжать. Что скажете теперь? Может, есть смысл откупиться от меня и покончить с этой историей?
— Нет. Вы говорили о тщеславии, но в моем случае тщеславием дело не ограничивается. Я не выхожу из игры, что бы ни случилось.
— Но Джим… — начала было жена, однако он оборвал ее, даже не открыв рта. Он лишь взглянул на нее.
— В таком случае, — обратился Вулф к Гвен, — у нас только два выхода. Я не отказываюсь от этого дела, ваш отец не освобождает меня от взятых обязательств, поэтому решать предстоит там, как я и говорил. Если вы настаиваете, доказательство будет вам представлено. Так да или нет?
— И вот это, — накинулась на меня Медлин, — лучшее, что вы можете сделать для Гвен?
— Конечно, — выпалил я в ответ. — Поезжайте посмотрите на нашу оранжерею!
Гвен во все глаза глядела на Вулфа, не упрямо, а словно пытаясь разглядеть его насквозь и увидеть, что там на другой стороне.
— Я уже сказал, — снова обратился к ней Вулф, — во что может обойтись мне, вашему отцу и вашей семье такое доказательство, если вы на нем настаиваете. Наверное, важно, во что это может обойтись еще одному человеку: мистеру Рони. Он на долгий срок попадет в тюрьму. Может, это как-то повлияет на ваше решение. Имейте в виду, что никакой фальсификации, никакой подтасовки фактов для этого не потребуется, не забивайте себе этим голову. Ваш мистер Рони — отпетый негодяй. Я не стал бы называть его отвратительным и гнусным маленьким слизняком — пожалуй, это чересчур, — но что он жалкий тип, сомнений нет. Ваша сестра считает, что я все преподнес слишком грубо, но как я должен был это преподнести? Намекнуть, что он, возможно, не вполне вас достоин? Этого я не знаю, потому что не знаю вас. Зато знаю другое — я сказал о нем чистую правду, и если вы потребуете доказательств, я их предоставлю.
Гвен поднялась с кресла. Оторвала наконец-то глаза от Вулфа — после неуверенного взгляда в мою сторону она буравила его беспрерывно. Она оглядела свое семейство.
— О своем решении я скажу вам перед сном, — твердо произнесла она и вышла из комнаты.
Глава 8
Часа через четыре, в девять вечера, Вулф зевнул на полную мощь — я даже подумал, как бы чего не рухнуло.
Мы находились в комнате, где я спал в субботнюю ночь… впрочем, когда тебя вырубают солидной дозой снотворного, это едва ли можно назвать сном. Сразу после того, как Гвен положила конец заседанию в библиотеке, гордо удалившись, Вулф пожелал вздремнуть, и миссис Сперлинг предложила ему эту комнату. Когда я, как бывалый штурман, довел его до места, он первым делом обследовал полутораспальную кровать, стащил покрывало, скинул с себя пиджак, жилет и туфли, улегся и через три минуты уже блаженствовал в заоблачных далях. Я распотрошил другую постель и накрыл его одеялом, а сам, решив, что сейчас не время сражаться с соблазном, последовал его примеру.
В семь часов вечера нас пригласили к обеду. Взяв на себя обязанности курьера, я сообщил миссис Сперлинг: в данных обстоятельствах мистер Вулф и я предпочли бы съесть по бутерброду наверху, а то и просто попоститься; надо было видеть, с каким облегчением она выслушала это известие. Но даже в столь кризисный час она не могла позволить, чтобы пострадало доброе имя ее дома, и вместо бутербродов нам доставили желеобразный бульон, оливки, нарезанные кружками огурцы, горячий ростбиф, салат из салатных листьев и помидор, холодный пудинг с орешками и цистерну кофе. Не сказать, что это было что-то неслыханное, но бросить камень в повара тоже было не за что, и, если не считать желеобразного бульона — Вулф его ненавидит — и салатной смеси, на которую он посмотрел искоса, мой патрон расправился со своей порцией без комментариев.
Я бы не удивился, вели он мне отвезти его домой сразу после библиотечной посиделки, но и его желание остаться меня не удивило. Представление, которое он им закатил, вовсе не было представлением. Ибо он не шутил ни на йоту, и я не шутил вместе с ним. А коли так, вполне естественно, что он хотел получить ответ, как только тот созреет, к тому же вдруг у Гвен возникнут вопросы или она захочет выставить какие-нибудь условия? Более того, если Гвен скажет: «Ничем помочь не могу, гоните ваши доказательства», едва ли мы вообще поедем домой. Начнутся долгие переговоры со Сперлингом, и в итоге машина повезет нас из Стоуни Эйкрз отнюдь не на Тридцать пятую улицу, а в какую-нибудь крысиную нору.
В девять часов, воздав должное звонку Вулфа, я огляделся — как бы поразмять мускулы? — и увидел поднос с кофе, остатки обеда уже унесли, а кофе оставили; что ж, это вполне подойдет. Я взял поднос и понес его вниз. Добравшись до кухни, я никого не встретил, но мне позарез требовалось хотя бы легкое общение, и я как бы между делом занялся поисками. Начал с библиотеки. Дверь была приоткрыта, и я увидел Сперлинга, он сидел за столом и проглядывал какие-то бумаги. Когда я вошел, он удостоил меня быстрым взглядом, но слов расходовать не стал.
Постояв минутку, я счел нужным сообщить:
— Мы там наверху слоняемся без дела.
— Знаю, — буркнул он, не поднимая головы.
Это явно означало, что разговор окончен, и я закрыл дверь с другой стороны. Гостиная не подавала никаких признаков жизни, и на западной террасе в поле моего зрения или слуха не попадал никто. В комнате для игр, что находилась на пролет ниже, свет не горел, я повернул выключатель, но собратьев по разуму не обнаружил. Вернувшись наверх, я доложил обстановку Вулфу:
— Кругом пустыня, если не считать Сперлинга, по-моему, он трудится над завещанием. Вы их так напугали, что все разбежались по углам.
— Который час?
— Девять часов двадцать две минуты.
— Она сказала «перед сном». Позвони Фрицу.
Мы говорили с Фрицем всего час назад, но, с другой стороны, какого черта, фирма платит, поэтому я подошел к аппарату, что стоял на столике между кроватями, и вызвал Фрица. Ничего нового он не сообщил. Энди Красицкий и еще пять человек дружно вкалывают на крыше, оранжерея в основном уже застеклена и утреннюю погоду — или непогоду — должна выдержать. Теодор еще полностью не оправился, но отобедал с аппетитом… ну и так далее.
Я повесил трубку, передал донесение Вулфу и добавил:
— Между прочим, вам не кажется, что весь этот ремонт — разбазаривание денег нашего клиента? Если Гвен решит потребовать от нас доказательств и нам придется уйти в подполье, какая разница, будет застеклена оранжерея или нет? В лучшем случае вы туда попадете через несколько лет, а то и не попадете вовсе. Я, кстати, заметил, что себе вы оставили путь к отступлению, равно как и Сперлингу, а обо мне почему-то запамятовали. Вы просто сказали, что о расположении штаба боевых действий будет знать только мистер Гудвин, а его мнения спросить не изволили. А если он решит, что он не такой тщеславный, как вы?
Вулф, отложивший книгу Лауры Хобсон, чтобы послушать конец моего разговора с Фрицем, и взявший ее снова, окинул меня хмурым взглядом.
— Ты в два раза тщеславнее меня, — грубовато буркнул он.
— Да, но действия могут быть противоположные. Вдруг я такой тщеславный, что не захочу рисковать. Не захочу лишать других того, что является причиной моего тщеславия.
— Пф. Я хорошо тебя знаю?
— Да, сэр. Так же хорошо, как и я вас.
— Тогда нечего трясти у меня перед носом красной тряпкой. Как я могу замыслить такой план, не полагаясь полностью на тебя?
