справедливому распределению призов. Вы спросите меня, с чего это я вдруг с вами так откровенен, и я вам отвечу, что все это потому, что в данном случае наши интересы соприкасаются, но не противоречат друг другу. И как только мне станет известно что-нибудь, что может представлять для вас интерес, уверяю вас, вы незамедлительно об этом узнаете.
– Да… Любопытная у вас задачка, – Кремер посмотрел на Вульфа отнюдь не по-соседски. – Интересно, как же это вы собираетесь выяснить, кто взял бумажник, не обнаружив при этом убийцы?
– Может быть, мне это и не удастся. Но вот тут-то как раз наши интересы и соприкасаются. Но, повторяю, убийца как таковой меня совершенно не интересует.
– Ага, понятно. Просто нечто вроде побочного продукта. И вы утверждаете, что листок, который Далманн показал им, а потом убрал обратно в бумажник, не имел никакого отношения к ответам?
– Как вам сказать… – Вульф поджал губы. – Я бы не стал выражаться так категорично. Тут я как раз склонен проявлять некоторую сдержанность. Я бы сказал, что так утверждают мои клиенты, и было бы неучтиво с моей стороны им противоречить. Во всяком случае, это и иллюстрирует разницу между нашими целями. Поскольку одной из моих целей является обеспечение условий для справедливого и удовлетворительного для всех заинтересованных сторон распределения призов, то содержание этой бумаги имеет для меня первостепенное значение. Вам же это вообще безразлично. Для вас важно не то, были ли действительно в этой бумаге ответы, а то, что по этому поводу думали конкурсанты. Ведь если бы вы располагали неопровержимыми доказательствами, что один из них был уверен, что Далманн просто блефует, вы могли бы с полным основанием исключить его из числа подозреваемых. Кстати, у вас есть такие доказательства?
– Нет. А у вас?
– Тоже нет, сэр. У меня вообще нет никаких доказательств.
– Вы считаете, что его убил кто-то из конкурсантов?
Вульф покачал головой.
– Я ведь уже говорил вам, мистер Кремер, что не занимаюсь убийством. Похоже, бумажник взял кто- то из них, но это только предположение, а отнюдь не уверенность.
– Значит, вы думаете, что их могло быть двое – один убил, а другой взял бумажник?
– Вовсе нет. Конечно, я располагаю весьма скудной информацией. Я ведь даже не читал вечерних газет, впрочем, какой от этого толк, если на них нее равно нельзя полагаться… А у вас есть основания думать, что их было двое?
– Нет.
– Следовательно, вы исходите из предположения, что тот, кто убил, тот и взял бумажник?
– Да, именно так.
– Тогда и я тоже. Я ведь вам говорил, что у нас нет никаких противоречий. Теперь вы убедились?
В бутылке у Кремера оставалось еще немного пива, он вылил его в стакан, подождал, пока осядет пена, выпил, поставил на место стакан и облизал губы. Потом посмотрел на Вульфа.
– Вот что я хочу вам сказать. Еще не было случая, чтобы, столкнувшись с вами при исполнении служебных обязанностей, у нас с вами до самого конца не возникло никаких разногласий. И все-таки не хочу утверждать, будто это вообще невозможно. В создавшейся ситуации, если верить вам на слово – я говорю «если», – я не исключаю, что мы могли бы и поладить. Я думаю, у ваших клиентов здесь свои интересы. Скорее всего, они гораздо больше пекутся об этом своем чертовом конкурсе, чем о том, кто является убийцей. Вот почему мне хочется верить, что вы сказали правду о своей задаче в этом деле. Полагаю, что они были с вами достаточно откровенны, и мне бы, конечно, очень хотелось знать, что именно они вам сказали, но я не так глуп, чтобы рассчитывать узнать об этом от вас. Я уверен, что в том, что касается конкурса, и в особенности того листка, который был в бумажнике у Далманна, вы в их лагере, и поэтому знаете или еще узнаете такие вещи, которые нам неизвестны и, возможно, никогда не будут известны. Видит Бог, я не собираюсь выкачивать это из вас силой, но я все-таки полагаю, вы отдаете себе отчет, что от вас ни черта не убудет, если вы перестанете играть в молчанку и откинете от своих щедрот что-нибудь такое, что я мог бы использовать.
– Очень сожалею, – проговорил Вульф.
– О чем вы там еще сожалеете?
– Сожалею, что на сей раз вы отказались от своих обычных жестких методов давления и предпочли им более мягкие. А у меня как раз есть против вас падежная защита. Мистер Рудольф Хансен, он адвокат, взял с меня доллар в качестве гонорара, и теперь все паши разговоры подпадают под категорию доверительных отношений. Я являюсь его клиентом. Так что еще раз выражаю сожаление, что вы не дали мне возможности укрыться за этим щитом.
– Щит? – хмыкнул Кремер. – Можно подумать вы в нем нуждаетесь. Я и без щита от вас порядком натерпелся. А теперь еще новое дело. Так значит, на сей раз вы не можете ничего мне сказать, потому что у вас доверительные отношения, так что ли?..
– Да нет, сэр, – Вульф был слегка уязвлен, – я согласился на эту уловку мистера Хансена просто так, шутки ради. Все, что мне было сообщено под флагом доверительных отношений, представляет интерес лишь в связи с конкурсом, но это не поможет вам найти убийцу – вы ведь уже все равно знаете и про бумажник, и про этот листок. То же самое касается и моих бесед с конкурсантами, за исключением того обстоятельства, что ни одного из них я не могу считать пока вне подозрений в краже бумажника. Думаю, это мог сделать любой из них, а следовательно, и любой из них мог убить Далманна. Помимо этого у меня нет ничего, кроме кое-каких смутных догадок, которые я как раз и пытался привести в порядок, когда вы меня прервали. Ни одна из этих догадок пока еще не стоит обсуждения, во всяком случае до тех пор, пока я сам их как следует не изучу. Могу дать вам обещание: как только я приду к какому-нибудь заключению, я сообщу об этом лично вам, прежде чем начну действовать. А пока мою работу существенно облегчило бы, если бы вы сообщили мне кое-какие подробности.
– Ага. Так вы что, даже не читали газет?
– Нет, сэр.
– Что ж, буду рад избавить вас от лишних хлопот, а может, даже и сообщу кое-что сверх программы. Значит, так. Он был убит где-то между половиной двенадцатого и тремя часами ночи, выстрелом сзади, через диванную подушку вместо глушителя, револьвером 32-го калибра. Это установлено с помощью пули, оружия мы не нашли. Лифт в доме на самообслуживании, нет ни лифтера, ни портье, так что нам не удалось обнаружить никого, кто бы видел Далманна, когда тот возвращался домой, или кого-то, кто шел к нему в гости. Хотите, чтобы я рассказал вам все минусы?
– Предпочел бы плюсы.
– Я тоже, только у нас их нет или, во всяком случае, чертовски мало. Пока что никаких отпечатков пальцев, которые могли бы помочь нам в расследовании, никаких улик на месте преступления, ничего интересного в бумагах или вещах, никто не видел в доме никаких подозрительных посторонних, никаких телефонных звонков по этому номеру из гостиницы и так далее по всем другим вопросам… Впрочем, вы уже об этом и сами догадались. Ведь если бы обычный ход расследования дал бы нам какие-то конкретные результаты, я бы не был здесь и не стал бы отрывать вас от работы.
– Ваши методы расследования безукоризненны, – вежливо изрек Вульф.
– Премного благодарен. Что касается алиби, то полностью ни у кого его нет. Выйти и войти в большую гостиницу так, чтобы вас никто не заметил, не такая уж проблема, особенно если у вас есть на то веские причины. Эта женщина, Тешер, уверяет, что сразу же после встречи пошла в библиотеку какой-то своей подруги и проработала там над конкурсными стихами вплоть до четырех часов утра, но в комнате никого с ней не было, а в доме все спали. И тут возникает вопрос, который действительно привел меня к вам, – главный вопрос. Мы выяснили, что во всем городе найдется не так уж мало людей, которые могли иметь что-то против Далманна: три-четыре женщины по мотивам личного характера, трое-четверо мужчин, тоже по личным причинам, и несколько человек обоего пола по причинам делового характера. В том числе кое-кто из его ближайших сотрудников по бизнесу. Мы, конечно, их ищем, проверяем, где они были прошлой ночью, и так далее, но тот факт, что взят был только один бумажник и больше ничего, может означать, что все это просто пустая трата времени и таланта. Ведь денег в бумажнике не было, он держал их в другом кармане. В бумажнике он хранил в основном визитные карточки, водительское удостоверение и тому подобное.
Упоминание о кармане будто бы навело его на какую-то мысль. Он залез в свой нагрудный карман,
