— Мешок?
— Мешок! По-русски, так сказать, чтоб не ронять свое воровское достоинство... Но не в этом дело. Дело тут в том, что надо искать еще гранильщиков, отличных шлифовальщиков, грани на камни наносить всякие — тут чем больше граней, тем больше стоимость. Ну да это уже дело техники, это уже вопросы производственные. Тут надо какого-то армянина найти, можно даже русского, попадаются и неглупые, это ведь дело особое: нужны люди честные, непьющие. Мастерская или небольшая фабрика, станки, все что положено. Называется, скажем, «Металлоремонт». «Металлоремонт» на ремонте стоит. Год стоит, два стоит, может, и три. А глядишь: полмешка в товарной стоимости. А ты цветочки разводишь, яблочки... Уезжаешь на рыбалку, в кино или, скажем, в кругосветное путешествие...
— Неушто все же, Василь Василич, мешок?
— Мешок, Вася! — мрачно сказал Курочкин. — Мешок! Высшая мера... и не подлежит обжалованию.
Еще к «Куролесову»
— Это раньше, чтобы стать Менделеевым или, скажем, каким-нибудь Давидом Ойстрахом, нужны были всякие случайности и прочие стихийные бедствия. Сейчас человек за три года умным становится, пять лет в институте баклуши бьет, потом по какой-нибудь рекомендации на три года аспирантом числится, вот он три года пишет такую мутатовину, которая называется диссертация. Бумаги изводит тьму-тьмущую, и, если особо не высовывается, каких-нибудь идей не высказывает, ему дают ученое звание. Но оно у них очень хитрое — кандидат наук называется. Дескать, ты кандидат в ученые, а ученым стал или нет — это уже дело десятое!
Если историю жуликов, которую я написал для «Куролесова», оставить самостоятельной, то могла бы получиться самостоятельная вещь — «Мешок алмазов». Это была бы довольно острая комедия, где профессиональный вор оказывается провинциальным и старомодным рядом с так называемыми деловыми людьми. Они обобрали бы его, да еще сдали в милицию и отдали бы под суд.
Я хотел в «Васе Куролесове» сделать парня в положении российского подростка, находящегося между мастером ПТУ и вором. Воры разрослись, появились другие характеры: и Курочкин, и Катька-Кармен, — но одна история все время мешает другой. Хотя... Настоящие американские комедии всегда держались на Двух, а то и трех линиях, это внятно развивало сюжет, но давало массу возможностей ухода от примитива. Но я еще хочу, чтобы пели и плясали, а это уже совершенно несовместимо... Пьеса «Мешок алмазов» могла бы написаться довольно быстро...
Нет, не так! Конечно, началось все так! Но... своровали и спрятали. Но дело — в деле. Обратились к деловым людям. Стали обучать гранильщиков. Все гениально придумали. Но... жадность фраера сгубила: продали все, что награблено, все забрал пьяный инкассатор с огромным милиционером (с макетными руками-кулаками). В банке все обнаружится! — смекнул Курочкин. Решил удрать (алмазы в ульях). Вокзал, на вокзале стрелял. Его ударили довоенным ударом. Больница — сбежал. Поймали, лошадь привезла на пожар. Алмазы в пчелах.
10-11.03.85 г.
По Москве в «списках» ходит лекция кандидата физико-математических наук (Сибирское отделение) Б.Г Жданова, председателя научно-технической секции по пропаганде трезвости, — по-моему, один из примеров «научного» мифотворчества. Там ссылка на доклад профессора (академика) Углова, сделанный на медицинской конференции в 1981 году. Но тут особое мифотворчество, оно дурно пахнет. Самое неприятное то, что алкоголизм трактуется как самодействующая система, вне связи с шизофренией и прочими самыми серьезными причинами. Не разбирается наступление на духовность в мире, нравственное падение, разрушение детства, психогенные причины и т.д.
12.03.85 г.
Приезжаю в Ленинград договор заключить, а Лопушанский пробует на Ларсена Шакурова. Звонит после проб. Говорит: давай договор заключать. Меня просили попробовать — я попробовал. А как завтра? Завтра у меня съемка с 12.30.
Во-первых, как с Миттой — пробовал меня и втайне Табакова и компанию [154].
Во-вторых, я уже участвовал в антрепризе у Мельникова[155] у Вадима Гаузнера в «Куда исчез Фоменко?». Так у Лены год глаз дергался, а Гаузнер умер. Тут умру я? (Или на этот раз Мельников?)
Очень надо подумать, сниматься ли? Скорее всего нет.
У Снежкина — опасность провалиться. Сейчас глупо, что моряки катают кого бы то ни было. Если мальчика выписали и за ним приехали родители, то и дело с концом. Надо только сказать старику, чтобы он не волновался[156].
А если парня увели к главврачу и вообще у него процесс и неизвестно, что с ним будет, если у старика ухудшилось состояние и он «заскучать может», это все — будут катать! Надо помочь. Написал ему 11 страниц — может, что поможет. Монтажер у него очень средний (хоть и Динары Асановой, но Динара, видно, как и я, монтирует сама, а монтажер, как моя Милка, ничего сама не может.)
В Москве печатаются письма к книге[157]. Останутся записки... Надо выстроить схему, как творческие вечера. Но тогда надо печатать и сценарий с фотографиями и т.д. (описать кадры, которые не вошли, и т.д.). А это уже не то. Книжка могла бы продлить существование фильма.
20.03.85 г.
Вчера закончил работу над «Светлой минутой» («Эй, на линкоре!»). Первая съемка была 21 января, озвучание закончилось 19 марта: за это время было 10 дней съемок и две смены озвучания. Я практически целиком вмешался в сцену лифта, смонтировал 3 и 4 части. Придумал им финал новелльного типа, выстраивал конструкцию. Роль не очень нравится, но фильм будет очень простым, внятным, забавным и добрым. Почему-то особенно приятно то, что он без выпендрежа.
Письма по «Чучелу» скоро будут перепечатаны. Пора писать связные главы.
Завтра встречаюсь с Мережко по поводу «Батальонной Надьки» («Поцелуя на прощание») — для Лены.
31.03.85 г.
Каскад, калейдоскоп дел, усилий и событий. Сабов в Париже полупредал. Письма перепечатаны — книга стоит (надо сделать план работы). Начал сниматься у Лопушанского (интересно до жути и не менее трудно). Снимаюсь у Хейфица, 2 апреля остается только объект — суд. Все смешалось! Надо выделить срочные дела.
01.04.85 г.
Очень много работы!
Два дня снимался у Лопушанского. Пока ничего не ощущаю в роли. Не понимаю своего грима, не знаю, зачем делать Ларсена похожим на Эйнштейна — это какой-то провинциализм. И не может Ларсен не знать об этом сходстве, и совершенно невозможно, чтобы этого не знали другие. Ларсен как характер для меня сейчас не имеет никакой конкретности. Так бывало именно тогда, когда я терпел главные неудачи — Искремас или Казик Вуйчик в театре[158]. Я почему-то не паникую — есть надежда и даже уверенность, что все прояснится. Кадры, в которых я снялся, явно интересны, а характер должен выстроиться.
Сценарий не выдерживает никакой критики, но мои мощные аналитические удары совсем не смущают Лопушанского. Он как стена. А точнее, как ванька-встанька. Вот он уже сдался под напором убедительных доводов, глядишь — выкрутился. И опять — надо подумать. Ему нравится. Но ведь ему на пробах нравился и тот (не помню фамилии) режиссер, его педагог, который пробовался вместе со мной на Ларсена, ему понравилась и Майорова. Он какой-то скользкий — все время выскальзывает в споре.
Но интересно! Тут — создание некой не существующей еще (к счастью) реальности. Очень интересно играть в противогазах. Я сначала сострил: «Фильм из жизни противогазов», но ведь именно это и интересно. Я думаю, что когда в противогазах люди будут просто жить и заниматься тем, чем мы привыкли заниматься без противогазов (нормально общаться, договариваться, вплоть до бытовых подробностей), это будет новой реальностью (неслучайно, что и звукооператор сразу отметил, что озвучание кадра в противогазах очень интересно), надо бы воспользоваться этим и писать после кадра чистовые фонограммы, благо вопрос о синхронности не стоит. (Но нет, потом надо будет «укладывать» текст в пластику.)
