процесса творчества. Утверждать, что больной автор порождает больное искусство, так же пошло, как статья Кречетовой[42] в журнале «Театр», где понятию «художник и время» вдруг придано толкование «организм и время суток». Кречетова медицинскую проблему стала разбирать как художественную.
Природа создала творческую систему с бесконечной (почти) степенью прочности, связав творчество с объективным миром в первую очередь, переводя идеальное в материальное, субъективное в объективное. Оттого и говорится о таланте «Дар Божий», что талант по сути как бы освобождается от власти субъективного. Тут сложная и воистину совершенная система взаимосвязей.
Процесс творчества сугубо зависим от структуры личности, произведение как результат — зависимо очень косвенно. Гений немыслим ни без своих достоинств, ни без своих недостатков.
Искусство если воспитывает и лечит, то лишь одним способом — способом показа правды жизни! Правдой искусство и воспитывает, и перевоспитывает, и лечит, и воюет, и защищает, и познает, и исследует. Художественной правдой, художественной! Уланова — Джульетта, Чабукиани — Отелло — самые правдивые, самые шекспировские образы, но они, извините, все время танцуют! (Чего явно не было «в жизни» ни с Отелло, ни с Джульеттой.) Танец — только язык!
В этом смысле письменность еще более условна, нежели танец. Никто, посмотрев на письменные или печатные знаки, не станет искать в них сходства с оригиналом — Джульеттой, например! Жанры, виды направления в искусстве — это только разный инструментарий, разная метода, каждая из которой имеет свои, только свои ей присущие стороны открытия жизни и т.д., и т.п.
От страшной сказки еще никто из детей не начинал заикаться, но если в темноте гукнуть ребенку на ухо «Гу!» — он ведь заикаться начнет.
Художественный страх — это пистолет, заряженный холостым патроном. Точнее, художественный страх — это разговор вообще, а не конкретно, разговор в области игры, а не действительности. Все как бы по- настоящему, но только
Как относиться к искусству упадка — тоже еще вопрос. Большой вопрос. «Чернение и грязнение» действительности в психологическом плане совсем не то, что в художественном. Но самое главное состоит в том, что здоровье вовсе не главная цель человечества. Его значение измеряется только длиною жизни. Для жизни духа это не измерение. И неужели «Как закалялась сталь» Н. Островского, при любом отношении к художественным достоинствам книги, ничего не объяснила?
Сама талантливость произведения — это сила, которая и воспитывает, и борется, и лечит — это
16.07.80 г. Среда
Я всю жизнь не только не мог понять способность человеческого мышления, но даже представить себе не мог этого феномена материи. Способность нервных клеток производить работу мысли всегда была для меня чем-то мистическим. Легче поверить в таинство чего-то высшего, нежели понять это свойство материи. А сегодня как током ударило: это ведь вовсе не феномен мозга, это феномен духа! Как я ранее не понимал этого?! Мозг, точно такой же по устройству мозг, со всеми своими долями и полушариями и мириадами клеток, есть и у Эйнштейна и, скажем, у Свистодырочкина, у Пушкина и у любого кретина, любого ублюдка или сумасшедшего! Да у самого, допустим, Николая Васильевича Гоголя при одном и том же мозге, при одних и тех же извилинах и долях есть дни, когда была написана поэма о Гансе на немецкий лад; есть дни, когда писались «Арабески» и «Петербургские повести». Боже мой, Боже мой! При чем тут сам мозг!
Мозг — это возможность, а феномен мышления и чувства — это уже сфера человеческой деятельности, которая как-то кодируется в генах, но в основном развивается как жизнь духа, который, в отличие от духа, который можно «испустить», вполне можно назвать Дух Святой. Назвать! Назвать! Зашифровать в слове «Святой» сверхъестественность феномена мышления и духовной жизни, образно выразить восхищение человека невиданным чудом природы и ее детища, открыть тайну бытия как тайное и назвать эту тайну, как она может быть объяснима — объяснима именно как необъяснимое! Бог — Дух Святой — третье!
Я материалист, когда думаю об истории Вселенной, я, конечно же, идеалист, когда думаю о вселенской истории. Это совсем не игра словами: материя не существует вне взаимосвязей, не может существовать без взаимной обусловленности (отсутствие связи — тоже взаимосвязь), эта взаимосвязь и есть закономерность. Мозг, развитый мозг, любой мозг обладает энергией — он обеспечивает зрение, слух, осязание и обоняние. Эти потоки отражений, вступая во взаимодействие между собой, соединяясь в суммарное отражение — мысль, родили новую форму жизни — духовную. Ибо мысли в процессе жизнедеятельности человека, в слове и деле, в общении и т.д. тоже стали структурами и начали жить! Точно так же, как начала сейчас жить промышленность, города, экономика, финансы, политика — все, что становится структурой, начинает жить и саморазвиваться.
Все рождает проблемы, проблемы рождают необходимости — жизнь! Жизнь! Жизнь! И тогда рождается понятие идеального, необходимого, прекрасного, и тогда, родившись, развивается жизнь духа и сталкивается она с вечными законами природы, и жаждет совершенствования уже рожденной структуры.
И всякая структура, которая складывается непроизвольно, в какой-то момент обретает степень обязательного саморазвития, и выпускается джинн из бутылки, и ничего уже нельзя поделать: дочерняя структура обретает самостоятельность.
Духовность обретает особое измерение во времени — она факт истории жизни людей и обществ, она же — факт обретаемых или теряемых позиций в душе человека. В истории она живет уже самостоятельно, отдельно от конкретного человека, или, скажем, отдельно от отдельного человека. Дитя природы — духовность — вступает во взаимодействие с нею, с нею вообще и с природой человека в частности, и она, рожденная корыстным интересом человека, более не подвластная ему, сама становится условием жизни.
Были земные существа, были существа, жившие в воде, были земноводные. Сейчас человек еще во многом зверо-духовен, отсюда его борьба, его духовная драма и т.д. Феномен мышления сегодня в огромной степени, в решающем смысле — феномен культуры, точнее, жизни духа! Бог-отец — это ясно, я сам отец, Бог-сын понятно — я сам сын, Бог-Дух святой — это третье! Это мое прошлое, это «Я» и это новая реальность, обретающая себя в науках и искусствах, в культуре и деятельности, в жизни души и тела! Душа живет, обретает органы чувств, становится зрячей, слышащей, осязающей, обоняющей и... страждущей! О! Это уже иное! Это постижение прекрасного!
Дух живет и нуждается в пище — духовной пище! Наслаждение духа не меньше полового и всякого прочего телесного. Только дух вдруг объединил мир, проявил его как мир, придал ему силуэт и очертания, открыл в нем факт, открыл во вселенной — вселенную, в животном — животное, в растении — растение.
22.07.80 г.
Пишу сценарий для Минска («Андрей — всех добрей»). Пишу себе всерьез. Жаль, времени мало. (А может, и к лучшему, что времени мало.)
— Завидуешь? / — Завидую! Завидую! Завидую! / Цветам завидую — цветут, / Людям завидую — живут, / Воде завидую - течет, / Печи завидую — печет. / Кто ходит иль скачет, / Летает, ползет — / Завидую! / Кто слова не вымолвит, / Кто поет — / Завидую! / Покойникам — и тем я / Завидую! / Особенно, когда полкварты выдую, / Завидую! Завидую! Завидую!
В Беловежской Пуще, / В самой чаще, в самой гуще, / На великой грязи, / Под горой, в болотах тощих, / Ходит-бродит кот у дуба, / У него губа не дура, / Охраняет он святые мощи.
Ведьма — а ничего не ведает!
Там три книги есть самые главные: одна книга, самая главная — неправильная, другая — давно потеряна, а третья — еще не написана. Пишут эту книгу многие, да сами не знают — ее или нет. Может, кто страницу написал, может, две, может, три, а из той ли книги — никому не ведомо...
