двухглавый ерш — великан».
03.04.84 г.
Что делать? К четвергу Ермаш ждет «поправок» - я должен убрать сцену костра — убить картину. То, что это глупо, вредно, не нужно, отвратительно — никого не волнует. Досталя сегодня волновало лишь одно — а вдруг смотрел сам Черненко?
В субботу был у Велихова на даче — в бане парились. Атмосфера неустроенности. Какая-то еще пара живет. Угощали блюдечком пшенной каши с изюмом и чаем.
В «проект» Велихов и сам не очень верит, но хочет попробовать — а вдруг!
Пашу переводим из спецшколы в обычную. По-моему — верно.
03.04.84 г.
Разговор с Белявским (кинофикация):
— Как же так, последний в этом веке юбилей Гоголя, следующий будет в 2009 году, а ни одного фильма...
— Да-да... Мы виноваты. Муки с планом, понимаете ли, у нас... Мы даже «Судьбу человека» проспали...
Устами прокатчика! Гоголь-то что — тут о Бондарчуке не вспомнили! И какое совпадение, не что-нибудь, а «Судьбу человека» проспал наш кинематограф.
Еду к помощнику Гришина — хоть что-нибудь выясню.
24.04.84 г.
Хороший день! Сегодня сделал «поправки» (заменил один план) и решил сыграть «интригу».
Попросил Н. Лозинскую[126] «донести» Глаголевой, что у меня все вышло, а я мудрю и не хочу... Сработал инстинкт «душить» режиссера. Прибежала Глаголева, сказала: замечательно—и стала «душить», чтоб только так и не иначе. Далее все шло как по маслу. Работала система. Донесли Досталю: «Он выполнил, а теперь не хочет. Мудрит!». Досталь — Сизову. Послали Лозинскую следить, чтобы я ничего не переделывал!
И Сизов, дважды посмотрев, утвердил и даже оставил закадровое «Гори, гори ясно!»
О Боже! Неужели так? Неужели принято? Неужели на этом этапе что-то кончилось?
А потом в «Повторном кинотеатре» в честь 175-летия Н.В. Гоголя был показан «Нос». Народу было ползала. И я стал говорить... Я говорил впервые так о Николае Васильевиче! Я говорил, стараясь, чтобы было понятно то, что мною открыто в нем. Это было довольно сложно! И сидели зрители, как мыши. Весело и дружно смеялись, где было смешно, и снова затихали.
Говорила Лена. Она теперь очень интересно стала говорить. Я слушал не оценивая. И сказала она одну очень хорошую мысль: «Хорошо любить Пушкина, приятно, роскошно, это даже льстит — любить Пушкина... И вот так любить Гоголя — труднее, но он открывается, и вы любите».
Во всем кинематографе я один отпраздновал этот юбилей — я добился этого сеанса и встреча прошла замечательно!
Вот какой день!
К тому же мне разрешили выехать во Францию и 30-го мы с Леной едем!!!
Ах, какой день! Какой день! Картина принята окончательно.
Я понимаю, что еще много нахлебаюсь! Но это будет другой этап!
День — молния без грома, День финишной прямой. Мгновенной и огромный, Во всех значеньях — мой! День радостной отваги, Вершина многих дней Одно движенье шпаги, Когда ты слился с ней!
Один прыжок над планкой — И ты от счастья гол. Как дребезги от склянки Летит в ворота гол!
Орлом взлетал я в небо, Лисой стелился вдруг И кем я только не был Сегодня, милый друг!
Кобылой и бараном, Коровой и быком С разорванным карманом С единственным клыком!
Как счетчик мозг дымится, А в сердце бубен был. Сегодня я молился! И верил! И любил!
Нет, теперь не пишется. Слишком — рядом все! Неужели в самом деле?
20.06.84 г. Среда
Ялта... А позади дорога во Францию. Париж, Авиньон, Канны, Ницца, Монте-Карло, Воларис, Сан-Поль де Ване, Париж, Марсель, Барселона, Мальта, Стамбул, Ялта, Одесса, Москва и снова Ялта. И еще какие-то городки, и Альпы, и Лонг-Мэй. И пароход «Беларусь»!..[127]
А за это время (с 30.04 по 18.06) не дали категории фильму, все ходят мрачные слухи, все пророчат картине гибель, боятся звонить мне, говорят, что я не выдержал и заболел и т.д. Фильму планируют 250 копий. Это чудовищно, я не верю в это.
Мне суждено ни знать, ни верить.
03.07.84 г. Вторник
Оставим пока все, что было до этого дня. К поездке и прочему надо будет вернуться. Сейчас надо спокойно проанализировать ситуацию и выработать направление дальнейших усилий. Самое главное, что картина существует; даст бог — будет существовать и тираж. Но положение хлипкое. Она и разрешена, и нет (нет еще документов о новой редакции), она и двухсерийная (по факту) и односерийная (по акту), нет окончательно категории (нет оплаты), плохо по тиражу (слухи от 130-ти до 250 копий). А главное, создалось двойственное положение: Гришин — против. Была комиссия по «Мосфильму» — она определила «Чучело» как недостаток и т.д.
(И до сих пор действует, очевидно, решение, принятое на культурной комиссии «Моссовета»: не показывать картину в Москве.)
Но анонс есть. Картину вот-вот начнут печатать. Прокатывать ее собираются. Смотреть ее хотят.
1. Я счастлив, что картина существует. (При первой возможности я перепишу ее на видеокассету.)
2. Надо сделать все от меня зависящее, чтобы был тираж.
3. Надо добиваться, чтобы премьера состоялась в «России» или в «Октябре».
4. Может быть, чтобы картину показали в «Лужниках».
5. Пресса. Надо уже сейчас добиться рецензий (готовых).
6. Обсуждения: в школах, в педвузах, в университете, в Комитете женщин.
7. Статья (моя) к началу нового учебного года.
8. «Спор-клуб» (о школьной реформе) — 2 сентября.
9. Выступление по радио — поздравление ребят с новым учебным годом.
10. Выступление в «Пионерской правде» к новому учебному году.
Одним словом, если премьера состоится, надо к ней подготовиться.
С оплатой дело, конечно, швах. Но... еще не вечер. Сизов и компания демонстративно накажут меня по высшим своим возможностям.
Надо всеми силами скрыть, что основной бой я дам после сентября, когда ее станут (если станут) крутить как две серии. И там уже отбивать все.
А сейчас надо всеми силами добиваться тиража.
Надо каждый день следить за печатью и обязательно иметь свою копию. Надо, чтобы две копии были у Марона (Бюро пропаганды киноискусства).
Итак:
1. Что-то слишком много всего... Но, наверно, если продумать это как систему — может получиться.
2. Надо, чтобы я был не один. Надо искать заинтересованных лиц.
3. Надо не разбрасываться, а очень собраться.
Но самое главное — не подчиниться этой ситуации. Не она решает сегодня мою живую жизнь. Надо топать дальше! Серьезнее! Смелее! Пошли все к еб...й матери!
Что же дальше?
Писать книги и сценарии.
Слишком много задумано — и не делается. Отчего не делается? Да оттого, что делается другое. И важное, и не совсем, и просто ерунда.
Наверное, нельзя: и ремонт, и творчество, и интрига вокруг картины.
С другой стороны, так и жизнь пройдет без всякого толку — а куда денешься? На какое время все откладывать? (Да-с, Ролан Антонович, так-то!)
В Ленинграде — в самую трудную бессонную ночь пытался писать стихи. Кое-что жаль бросить:
Бог не сможет, Черт поможет! Оттого и душу гложет, Оттого потом тоска И могильная доска.
