неплохо. Оказались вы впереди многих наших стрелковых частей. Что ж, так и дальше держать! — Генерал, вскинув голову, встретился с Дремовым взглядом. — Очень похвальны ваши начинания. Уверен, что инициативу, поддержанную комдивом, одобрит и командарм. Мне представляется, что, если мы начнем высылать усиленные передовые отряды от каждого полка, противник будет лишен возможности маневрировать. — О чем-то подумав, генерал спросил: — Приказы о присвоении званий и о награждениях получили?
Дремов переглянулся с Великим, оба пожали плечами.
— Видать, нет, — понял заминку генерал. — В таком случае мне представляется возможность сообщить, что вам обоим присвоены очередные воинские звания, а многие ваши солдаты и офицеры награждены правительственными наградами. Вы, товарищ Дремов, удостоены ордена Ленина, а Великий и Носков — орденов Красного Знамени. Так что поздравляю. Воевали умело и, несомненно, внесли свою лепту в разгром фашистов в ходе оборонительных боев. — Пожав руки, генерал привлек к себе Дремова. Поняв, что его присутствие излишне, Великий спросил разрешения удалиться.
— Так вот, — продолжил генерал, углубляясь в темноту, — хотел вам сообщить, что на рассвете на вашем направлении будут вводиться в сражение части свежего мехкорпуса. Поэтому высылка передового отряда тем более кстати. Решено с выходом на рубеж Додорино — Зимовище дать вашей дивизии небольшую передышку. Пополним вас и личным составом, и вооружением.
Передернув плечами, генерал звучно вздохнул:
— Ух! Видно, давление падает.
— Да, пахнет дождем, — согласился Дремов.
— Успехов вам, товарищ Дремов, ну а мне пора.
Когда «эмка» нырнула в темноту, Дремов подумал: «Всем достается. Вот и он мотается день и ночь, а ведь не молодой».
Стал накрапывать мелкий дождь. Дремов выругался:
— Черт подери! Тянул двое суток и все-таки пошел. Совсем некстати. Резина лысая, моторы изношены. Далеко ли ускачешь на такой технике по раскисшему проселку?
Направляясь в ту сторону, куда поспешил начальник штаба, он услышал доносившийся из развалин шорох в траве и сипловатый женский голос:
— Знаем вас, все вы такие. Коты!
В ответ пробасил мужской:
— Не все! Зачем так огульно? Люблю же…
— Так не любят. Отстань! Убери руки, не распускайся!
Послышалась звонкая пощечина, и вновь чуть ли не со слезами:
— С ним по-хорошему. Сережа да Сережа, а он все свое.
«Ах, Сережа? Значит, Зубков, по прозванию Робинзон. А сипит телефонистка Маруся. Видать, крепко это у них», — подумал Дремов и вспомнил случай, имевший место еще на дуге: когда во время очередного удара вражеской артиллерии оборвалась связь с первым батальоном, Маруся, не сказав никому ни слова, выпрыгнула из траншеи и, ухватившись за провод, бросилась в сторону переднего края, прямо в огненное пекло. Увидев, как она утонула в дыму, майор Великий успел выкрикнуть:
— Вот бес девка! Что, некому больше?
Вопрос был обращен к находившемуся в траншее Зубкову. И тот, не ответив майору, рванулся вслед за Марусей. «Я тебе покажу, чертова кукла!» — выругался капитан.
Через несколько минут Маруся, вся растрепанная, вытирая грязными кулаками слезы, возвратилась на НП. Ни на кого не глядя, шмыгнула к аппарату. Схватив трубку, стала вызывать батальон. Тут же возвратился и Зубков. Спрыгнув в окоп, прошипел:
— Только попробуй мне еще!
Девушка молчала, глядя в землю, но когда подняла глаза, можно было понять, что слова Зубкова ее не оскорбили. Скорее они были ей по душе.
«Вот тебе и Робинзон», — подумал Дремов.
3
В кузове первой машины, шедшей за ротой Супруна, накинув на головы отяжелевшие под дождем плащ-палатки, сидели, перебрасываясь короткими фразами, капитан Заикин, командир дивизиона майор Гранаткин, минометчик Охрименко, ординарец комбата, да радисты со своими «коробками» за спинами. Капитан Рындин, зажимая в кулак цигарку, трясся в кабине рядом с шофером. Комбат поручил ему вести колонну, и он вел. То и дело наклоняясь к ногам, капитан освещал карту, боясь сбиться с пути.
Перегруженные машины, пробуксовывая на подъемах, прижимались одна к другой. Рындин то и дело подталкивал шофера:
— Жми! Жми! Чего тянешь?
Через окошко, выбитое за спиной у Рындина, Заикин прислушивался к разговорам в кабине и считал, что тревога начальника штаба небезосновательна. А тут машина неожиданно остановилась.
— Что там? — повернув голову к кабине, спросил комбат.
— Сейчас, — прохрипел Рындин, вываливаясь на подножку. — Смотрите, — потянулся он к сбросившему плащ-палатку комбату. — Проехали Тетюшино, сейчас подошли к большаку…
— Постой! Что мне твои Тетюши-Матюши? Давай карту. — Натянув на голову плащ-палатку, Заикин стал водить по освещенному участку карты пальцем. — Ну вот оно, Тетюшино, а дальше? — посмотрел он на Рындина. Тот, в свою очередь, скривился на комбата: мол, что же еще? Неясно, что ли?
— Так вот же большак, а вон и Додорино, — ткнул Рындин.
— Значит, мы у этого лесочка? Справа должна быть лощина, а где-то рядом и окраина села.
— И я об этом, — невозмутимо подтвердил Рындин.
— Гаси! — оттолкнул комбат фонарь и сбросил плащ-палатку. — Никакого дождя. Скоро начнет светать.
Сбросив с плеч плащ-палатку, Заикин взглянул в сторону деревни.
— Где же Супрун? — спросил он.
Рындин не успел ответить. Подбежал радист.
— Товарищ комбат! Вас ротный, Супрун.
Ротный доложил, что вышел к окраине Додорина и что немцы всполошились. Их подразделения подняты по тревоге и занимают оборону, но по всему видно: их тут не очень много.
— Давай сигнал! Третью роту отправляй в сторону станции, роту Светличного — к водокачке, а Супруна вперед, — приказал комбат.
Прошло несколько минут, и долину пропороли длинные пулеметные очереди, вслед за которыми в небе рассыпались гроздья сигнальных ракет.
— Мы готовы к атаке, — сказал комбат следовавшему за ним артиллеристу. — Ждем от тебя огня.
Как только подразделения бросились в атаку, село словно взорвалось: стрельба, крики, разрывы. Особенно заклокотало в районе водокачки, куда с ротой Светличного направился капитан Сорокин.
— Подготовить огонь по району водокачки! — приказал Заикин Гранаткину, чтобы в случае необходимости поддержать атаку Светличного.
Когда Заикин со штабом и артиллеристами спустился в село и пошел вслед за ротой Супруна, все было уже кончено. Противник был смят и поспешно оставил Додорино. Только в стороне монастыря еще слышались отдельные выстрелы.
После теплого ночного дождя солнечное утро задымило паром. В долине неширокой речки, над порыжевшими камышами, повисли густые хлопья тумана. Откуда-то из осоки вспорхнула стайка чирков. Все это Дремов отметил лишь мельком. Голова его была занята другим. Выслушав короткий доклад Заикина о выполнении задачи, он спешил догнать штаб, надеясь там узнать новости из штаба дивизии. Выскочив на взгорок, он увидел впереди раскинувшееся село. «Золотухине», — прочитал он на карте.
