улыбнулся он выглянувшему в окно начальнику оперативного отделения, долговязому подполковнику Бражникову.
— Так точно, товарищ полковник, — блеснул тот зубами.
— Ты что же это, Яким, не поправляешься? — протягивая руку, спросил у Бражникова Дремов.
— Некогда, Иван Николаевич. Донимает сумасшедшая служба.
— Ну да, служба. Небось девчата замучили.
— Да что вы. Боюсь этого дела как черт ладана, — краснея, подполковник в шутку несколько раз перекрестился.
Дремов уехал, а Соскин, глядя ему вслед, прислушивался к тяжело закашлявшемуся комдиву. «Не надумал бы послать туда, к Днепру. На кой пес мне он сдался? Лучше побыстрее смотаться в полк к Рослому. Там все проще и можно как-то лавировать…»
Оказавшись за селом, Дремов посмотрел на Великого.
— Понял, что нам подбросили? — спросил он.
— Задачу понял, только вот… — подполковник щелкнул пальцами свободной руки, — с чем соваться к этой реке? Не Десна ведь? Не переплюнешь. Эта вон! — Он бросил поводья и широко развел руки, стараясь изобразить ширину реки.
Дремов помолчал и громко вздохнул:
— Иметь бы хоть что-то, не было бы разговоров. Махнули бы с ходу, да и на том берегу. Но то если бы да кабы. Нам ни эти разговоры, ни вздохи не подходят. От нас ожидают действий. Уверен, что, если бы командующий что-то имел подходящее из плавсредств, обязательно бы нам дал. А так надо рассчитывать только на подручные. И что важно, даже в этих условиях от нас требуют внезапного, сокрушительного удара. Вот в чем весь смысл этого смелого решения. Ты понимаешь, что неожиданное, одновременное появление нескольких полков от разных дивизий за Днепром представляет собой величайшую, грандиозную победу. Нам надо прикинуть уже сейчас, что можно найти у реки из подручных средств.
Великий выхватил из сумки карту и, приглядываясь к приднепровской полосе, проговорил:
— В районе нашего выхода к реке лес подступает почти к берегу.
— Вот видишь, это уже хорошо. Раз лес, значит, плоты. Лес обеспечит укрытие и подразделений и тыла в исходном районе. Поищем, так еще что-нибудь найдем. Давай шевелить мозгами.
Вскоре они оказались в расположении все еще отдыхавшего полка. Лес молчал. Лишь кое-где слышались негромкие разговоры, тянуло сладким березовым дымком от походных кухонь, отмахиваясь от назойливых осенних мух, пофыркивали лошади, а на верхушке сосны трещала сорока.
Из-за кустов появился ординарец. Держа в одной руке котелок, а в другой — подкопченный с боков чайник, подошел к командиру, улыбнулся.
— Принес поесть, товарищ полковник.
— Давай чайку, во рту пересохло.
Видя, как нелегко далась командиру поездка в дивизию, солдат старался ненавязчиво ему помочь, а Дремов, глядя на его руки, в душе выражал отцовскую благодарность. «Человеческое внимание надо ценить, ценить дороже всего самого ценного, ценить именно то, что человек старается, что он это делает от души, бескорыстно».
Машинально прислушиваясь к нарастанию артиллерийского гула где-то в районе Гринева, Дремов смотрел в мрачнеющее небо, где, клубясь, все больше сгущались сизые тучи. «Побольше бы их», — думал он.
Из-за сосняка послышался оживленный разговор. Насторожившись, ординарец недовольно фыркнул:
— Не дадут человеку поесть.
— Кто там? — спросил Дремов.
— Вроде подполковник Новиков. Его голос.
— Так уж и Новиков, — усомнился Дремов, но, оглянувшись, вскрикнул: — Смотри! И правда он. Откуда ты?
— Видно, не ждали.
— Ждать-то ждали, письмо получили, но не думали, что ты, неугомонная душа, так быстро примчишься.
— А-а, хватит, — махнул Новиков рукой. — Хирурги свое сделали. Спасибо им, а остальное на воздухе. При деле всякие болячки заживают быстрее.
Подошел Великий, сел рядом.
— Только вчера вспоминали, а беглец тут как тут.
— Правда сбежал? — спросил Дремов.
— Сколько можно? Седьмой месяц. Все бока отлежал. Скучища, мозги сохнут.
— Неужели седьмой? — переспросил Дремов. — Хотя правда. Ведь это тебя еще там, под Колпной? — Разговаривая, Дремов разглядел у Новикова на бледном широкоскулом лице яркий бугристый рубец, а за правым ухом — глубокую посиневшую впадину. Новиков поймал на себе его взгляд и, поморщившись, продолжил:
— Было с этим делом много неприятностей. Думал, все, дам дуба, но, как видишь, выкарабкался. Врачи молодцы.
— Садись ближе, перекусим, — пригласил Дремов.
— Нет. Спасибо. Мы с Петром уже опрокинули по чарке чаю, а больше ничего не положено. Железный режим. Так и сказали: хочешь жить — ни капли в рот.
— Режим так режим. Нарушать не будем. Мне он тоже прописан. А скажи, как нас разыскал? Такое движение.
Новиков усмехнулся.
— Действительно, движение ужасное. Все перепутано, но, как говорят, язык до Киева доведет.
— Ну вот, и мы как раз в ту сторону. Там теперь разыграются главные события. Да и надоело бездельничать. Уж скоро неделя, как отсыпаемся по лесам. Опухли от сна.
— Ну да, опухли. Вон сколько отмахали.
— Отмашка наша называется рокировкой. А ты появился совсем ко времени, как будто подстерег. Надо бы, конечно, отдохнуть, но раз рвешься — пеняй на себя. Только сейчас от комдива, получили важную задачу.
— Петро кратко рассказал. Конечно, по карте не все ясно. По ней можно понять в общих чертах саму идею, замысел.
— Вся суть в стремительности, напоре. Достигнем этого, значит, идея будет воплощена в действительность. Прямо сейчас будем высылать разведку, а вслед за ней начнем подтягивать к реке и батальоны.
— Я тоже готов. Куда прикажете? — блеснул Новиков глазами.
— Так, видно, как всегда, в голову?
— Так и хотелось. Был у нас такой сорвиголова Сирота. Его бы мне.
Дремов тяжело вздохнул.
— Был. Теперь уже нет. Остался на Деснянском плацдарме. Прекрасный офицер, редкой души товарищ.
Лучший ротный. Придется посылать Супруна. Есть такой у Заикина. Второй ротой командует.
— Супрун? Помню такого. Только при мне он командовал взводом.
— Теперь ротой, и очень неплохо.
Слушая Дремова, Новиков понурился. Было видно, что-то такое вспомнил.
— Трудно представить, что больше нет Сироты. Казалось, такого смерть никогда не возьмет. Это с ним мы тогда под Колпной напоролись ночью на опорный пункт противника. Он меня и спас. Вытащил на себе из-под огня. А Супрун — это такой вихрастый? Чуб как у меня: ни черный, ни белый, серо-буро- малиновый, а прическа под ерша. Торчком.
— Ну-ну. Ты брось. И малиновый, и торчком. Одна девица из роты связи все тобой интересовалась. Шурка, что ли? — пошутил Дремов, назвав имя девушки наугад.
— Жива? — покраснел Новиков.
