сердечную боль. Заставлял ее выскребывать полы. Мыть всю посуду. Натирать мебель. Все вручную.
Она могла бы возразить, что со всем этим справится робот-мажордом.
Но Лона молчала и работала.
Он заставлял ее расчесывать волосы и внимательно следил, чтобы не оставалось ни узелка. И подавлял при этом боль в груди. По щекам ее катились слезы, она дергала волосы, вырывала их, но не говорила ни слова.
И никаких игр. Впрочем, она и так не играла. Никакого телевидения, никаких компьютерных игр типа «Наряди Золушку» или «Укрась свое гнездышко».
Он заставлял ее делать все. Она пахала побольше папы Карло, прилежничала почище Мальвины, совершала подвиги потруднее Геркулесовых. И только когда принялась разбирать Авгиевы конюшни на чердаке, где дед хранил в пыли и паутине не только свои записи, но и редчайшую коллекцию пустых пивных жестянок, не выдержала и взорвалась:
— Хочу, чтобы ты улетел в космос, дед!
И тут же застыла, окаменела от ужаса. Но слова уже были произнесены.
— Не надейся, — со злобной улыбкой ответил Уайти, — и не подумаю!
Пришлось выполнять слово, данное доктору Росс. Если с дедом сейчас что-нибудь случится, Лона, вероятно, никогда не оправится. Ему страшно надоело и днем и ночью торчать в космическом скафандре, но через неделю девочка увидела, что с ним ничего не происходит, и начала успокаиваться. А когда окончательно поняла, что Уайти не собирается в обозримом будущем покидать Цереру, стала даже проявлять раздражение:
— Дедушка, а ты злой!
— Знаю. Но ты еще не кончила прибирать, Лона.
— Дедушка, ты просто ужасен!
— Все равно выскобли пол, Лона.
— Дедушка, я бы хотела, чтобы ты знал, что я чувствую!
— Заканчивай расчесывать волосы, Лона.
Именно волосы поставили последнюю точку. Однажды вечером она дернула особенно густой узел и воскликнула:
— Ай! — и по щекам заструились крупные, с горошину, слезы.
— Бедная девочка, — Уайти весь исходил сочувствием. — Но плач тебе не поможет.
Лицо ее покраснело от настоящего, непритворного гнева:
— Чтоб ты сдох, дед!
— Как видишь, я не сдох, — заявил Уайти удовлетворенно. — И очень неплохо себя чувствую.
— Правда? Я ужасно рада! Но тогда перестань носить этот противный скафандр, дедушка.
— Прости, девочка, не могу.
— Но все дети над тобой смеются.
— Насмешки мне не повредят.
Он видел, что Лона усвоила это. Однако девочка продолжала настаивать:
— Ты так смешно выглядишь.
Бард покачал головой.
— Прости, детка. Тут уж ничем не поможешь.
— Поможешь! Тебе нужно только снять скафандр!
— Не могу, — ответил он. — Если со мной что-нибудь случится, ты решишь, что это твоя вина.
— Не решу! Это глупо! С тобой ничего не может случиться только из-за моих слов! — она застыла с широко раскрытыми глазами, услышав собственные слова.
— Очень важно, что ты это поняла, Лона, — доктор Росс сидела с наветренной стороны от Уайти, держась как можно дальше от него.
— Значит, дедушка теперь может снять скафандр?
— Конечно, но только не здесь, — содрогнулась врач.
— Ты действительно поняла, что простое пожелание не может привести ни к чему плохому? — спросил Уайти.
И пришел в ужас, когда Лона не ответила.
— Почему ты считаешь, что может? — мягко спросила врач у малолетней пациентки.
— Так сказали по телевизору, — ответила Лона. Уайти перевел дыхание, а женщина-врач откинулась на спинку кресла.
— Но это просто выдумка, Лона. Сказки.
— Нет! Это было, когда рассказывали про мистера Эдисона!
Уайти удивился.
— Да, он был великий изобретатель, — медленно проговорила врач. — Но ведь он не просто «хотел», и изобретения тут же появлялись, верно?
— Да, — Лона смотрела в пол.
— Как он осуществлял свои желания, Лона?
— Работал, — ответила девочка. — Много работал, ночи напролет, пока не придумывал новое изобретение.
— Точно, — продолжала врач, — а позже чертил машины, которые придумывал, и передавал чертеж другим людям, чтобы те их сделали. Но все это требует труда, Лона, труда человеческих рук, а не просто одной лишь мысли.
Девочка кивнула.
— А что ты хочешь сделать реальным, Лона?
— Чтобы больше никто никогда не умирал от отказа силового поля под куполом, — выпалила Лона.
Врач облегченно передохнула, Уайти тоже.
— Это очень трудно, — предупредила доктор Росс.
— Неважно! Я хочу это сделать!
— Послушай, девочка, — сказал Уайти. — Тут не обойдешься одними физическими усилиями. Это тебе не пол выскрести или волосы расчесать. Нужно изучить математику, физику, компьютерное программирование и основы инженерного дела — это очень большой труд.
— Я справлюсь, дедушка!
— Знаю, — негромко ответил Уайти, — но не за одну ночь. Не за неделю и даже не за год.
— Ты считаешь, что я не смогу?
— Сможешь, — быстро отозвалась доктор Росс. — Я уверена, ума тебе хватит. И мы знаем, что ты трудолюбива и усидчива. Но на это потребуется много времени, Лона, годы и годы. Придется закончить школу, колледж, может быть, даже аспирантуру. Ты сможешь заняться куполом только лет в тридцать.
— Неважно, сколько времени это займет! Я все равно сделаю!
Уайти и врач снова облегченно вздохнули. По крайней мере, подумал бард, теперь самоубийства можно не опасаться.
Прежде всего Лоне следовало понять, почему отказал купол Фермы. Дело щекотливое, но доктор Росс заверила, что девочка к нему готова. Тем не менее она вся дрожала, когда Уайти показывал ей распечатку, полученную из компьютерной системы астероида. Она посмотрела на листинг аварийного состояния купола, и дрожь прекратилась.
— Что это значит, дедушка?
— Не знаю, девочка. Никогда не изучал компьютеры настолько, чтобы в этом разобраться.
— А можно нанять кого-нибудь, чтобы он разобрался?
Уайти покачал головой.
— На толкового специалиста не хватит денег. К тому же в поясе астероидов все слишком заняты.
Внучка посмотрела на деда с недоумением:
— Ты хочешь сказать, что всем все равно?
— Нет, конечно. Было произведено официальное расследование, я читал отчет. Но там в сущности только говорилось, что винить некого, просто стечение трагических обстоятельств, в результате которых купол разгерметизировался.
