психометрических и записанных в электронике эмоций, но, конечно, они в принципе одинаковы.
— Значит призрак Солы на самом деле не ее душа?
Гвен развела руки.
— Не могу сказать. Но душа это была или сон, я думаю, сейчас она освободилась и улетела на небо.
— Все равно, — размышлял Род, — не помешает пригласить на обед отца Боквилву. — Он разбирается в компьютерах, и у него всегда с собой святая вода.
Далеко где-то послышались отголоски хриплого мужского смеха, но эхо постепенно стихло. Наступила тишина.
— Все чисто? — негромко спросила Гвен.
Магнус нахмурился, подошел к креслу Фокскорта и прочно взялся руками за подлокотники. Немного погодя он кивнул.
— Ни следа не осталось, ни от него, ни от застарелого страха и тревоги.
И неожиданно Сола оказалась с ними, светящаяся в темноте, дрожащая, живая и еще более прекрасная, чем всегда.
— Сделано, ты поработал прекрасно!
Магнус только очарованно смотрел на девушку.
Поэтому вопрос задала Корделия:
— Злой лорд бежал?
— Да, навсегда, — Сола повернулась к ней, светясь не только физически. — Фокскорт понял, что над ним вечно будут смеяться, если он посмеет задержаться здесь, поэтому он убежал в другой мир, уверенный, что там ему хуже не будет.
Род спросил:
— Разве ему никогда не рассказывали об адских огнях и сере?
— Да, поэтому он пригласил священника, исповедался в своих грехах, когда почувствовал, что умирает, но та его часть, что осталась здесь, все время стремилась к прежним утехам.
— Негодяй! — возмущенно воскликнул Джефри. — Неужели и на небе нет справедливости? Разве с ним не поступят, как он заслужил?
— Конечно, поступят, — Гвен положила руку ему на плечо. — Он может освободиться, но сначала должен осознать всю глубину своего падения и глубоко, от всего сердца, раскаяться. Ему долго предстоит пробыть в чистилище, сын, если он вообще до него доберется. Может, он раскаялся неискренне, когда уменьшился до размеров микроба.
Джефри не был убежден в словах матери, но промолчал.
— Конечно, я хочу справедливости, — сказала Сола, — но рада и тому, что кончились его злые деяния. Благодаря вам, добрые люди, больше никто не будет страдать от жестокости графа Фокскорта. Вы отомстили за смерть моего отца и брата, вы отомстили за страдания моей матери. Вы сделали их судьбу достойной, потому что они способствовали падению злодея!
Род посмотрел на домочадцев.
— Вы должны меня простить, если я испытываю чувство удовлетворения.
— Ты имеешь на это право, благородный человек, — Сола подошла, вытянув руки, словно хотела обнять всех сразу. — Искренне благодарю вас всех: вы избавили меня от страданий, — она повернулась к Магнусу. — Но больше всего я благодарна тебе, добрый юноша, потому что знаю, что ты больше всех хотел помочь мне. Ты открыл передо мной дорогу, и теперь я могу оставить земной мир и завершить свой путь на небо.
— Я... ты оказываешь мне честь...
— А ты мне! И если я заслужу Благословенный Мед, ты всегда будешь моим другом!
Тут она повернулась, подняла руку.
— Прощайте, друзья, и молитесь за меня!
И исчезла.
Зал потемнел и затих, слышался только треск в очаге.
— Я буду молиться, — прошептал Магнус, глядя на то место, где только что стояла красавица, — и пусть путь твой будет недолгим и легким, прекрасная девушка.
Но Род понимал, что Магнус стремится совсем не к дружбе с красавицей.
В зале стихло. Корделия и младшие мальчики закончили расставлять мебель, упавшую при появлении призраков. Джефри, конечно, непрерывно жаловался:
— А почему Магнус не помогает нам, мама?
— Тише, — сказала Гвен. — Пусть твой брат немного побудет наедине. Его разорванное сердце должно снова срастись.
Корделия удивленно посмотрела на мать:
— Значит, у него было разбито сердце?
— Скажем так, чувства у него обострились с одной стороны, и слишком притупились с другой, — уклончиво ответил Род. — Ему нужно привести их в равновесие.
— Это не имеет смысла, — проворчал Джефри и в поисках здравого смысла отправился к Фессу.
Гвен выглянула в одно из узких стрельчатых окон и с высоты разглядела небольшое старинное кладбище прямо у стены замка.
— Что ты видишь? — негромко спросил Род.
— Нашего мальчика, — так же тихо ответила она. — Он стоит неподвижно и смотрит на могильный камень.
— Ага, — кивнул Род. — Несомненно, это могила Солы. Бедный мальчик. Я понимаю, что он испытывает.
Гвен удивленно посмотрела на него.
— Что ты говоришь?
Род заглянул ей в глаза и слегка улыбнулся.
— Конечно, дорогая, — сказал он тихо. — Ты ведь помнишь, когда мы встретились, тебе пришлось залечивать мое сердце.
Она смотрела на него, потом тоже начала улыбаться. Обняла мужа, прижалась спиной к его груди, положила голову ему на плечо, продолжая смотреть на юношу, стоявшего внизу лицом к лицу со смертью.
— Найдет ли он когда-нибудь ту единственную, кто его излечит?
— Можем только надеяться, — ответил Род, — надеяться на то, что он все-таки встретит женщину, которая заставит его считать незначительными все прошлые сердечные раны.
Ведьма-жена посмотрела Верховному Чародею в глаза, в ее зрачках горели звезды.
С другого конца зала Корделия задумчиво и печально смотрела на родителей.
— Фесс!
— Да, Корделия?
— Мама — единственная женщина, которая влюблялась в папу?
— Я уже говорил тебе, что не нужно задавать вопросы о личных делах твоего папы в прошлом, — Фесс сразу стал строг и официален. — Такая информация является строго конфиденциальной. Ты должна попросить рассказать об этом своего отца.
— Но он никогда не расскажет мне о том, что действительно важно, Фесс!
— Тогда и я не расскажу, Корделия.
— Но неужели мы больше ничего не узнаем о странствиях папы? — спросил Грегори.
Фесс немного помолчал, потом сказал:
— Не могу ответить, дети. Все зависит от разрешения вашего отца, конечно.
— А он никогда его не даст! — возмущенно выпалил Джефри.
Фесс промолчал. Корделия заметила это и спросила:
— Ты думаешь, он может согласиться, добрый Фесс?
— Заранее нельзя сказать, Корделия. Даже я не могу догадаться, на что согласится твой отец, когда наступят походящие обстоятельства и время.
