— Может быть, и добавил. А если им добавил, то почему бы не добавить и мне?
— Верно. У тебя есть ответ?
— Есть. Мои кости лежат не здесь и я никогда не бывал в этом замке живьем. Я даже не знал о нем.
— Хороший довод, — согласился Род, — но не непреодолимый для логики. По-видимому, ты оказал сильное воздействие на общественное мнение, Большой Том Я часто слышу, как нищие по всему Греймари рассказывают о славном сражении, в котором гигант Том сокрушал лордов и умер, благословляя Верховного Чародея.
Большой Том ответил язвительной улыбкой.
— Я не назвал бы это благословением.
— Встречая смерть, ты дал мне слова жизни.
— Если помнишь, я просил тебя не умирать ради сновидения, — взгляд призрака стал пристальным. — Вижу, ты послушался моего совета.
— Послушался, — медленно ответил Род, — поэтому я еще жив.
— Так же, как я мертв. Но я умер бы еще раз, если бы был уверен, что это принесет больше счастья бедному народу, за который я боролся.
— Само собой, — мягко сказал Род. — Люди знают и помнят тебя. Поэтому по всей стране по- прежнему рассказывают легенды о Большом Томе.
— А пришло ли к ним большее счастье? — резко спросил призрак.
— В общем, народу стало жить лучше, чем раньше, — заверил его Род. — Меньше людей умирает сейчас в гражданских войнах, которые в прошлом развязывали лорды, потому что Туан силой заставляет знать сохранять мир. И больше стало еды и одежды.
— Но не для всех?
Род развел руками.
— Я делаю все, что в моих силах, Большой Том. Ведь не могу же я мгновенно распространить в феодальном обществе методы современного сельского хозяйства и последние достижения галактической медицины?
— Конечно, не можешь, и я бы даже не хотел, чтобы ты это делал. Если дать все это человеку извне, то оно сразу исчезнет, как только твое правление кончится. Ведь то, что бесплатно достается, не ценится. И ты, и я прекрасно знаем эту сторону человеческого характера. Следовательно, как только ты сойдешь с политической арены, моментально настанет настоящий голод, а вместе с ним придут опустошительные эпидемии.
— Это уж точно, — вынужден был согласиться с мнением своего оруженосца Род. — Мы, пришельцы из грядущего, должны помочь греймарянам самим всего добиться, чтобы в дальнейшем они могли содержать себя сами. Своим каждодневным трудом. Но мы все же продвигаемся вперед.
— И ты не хочешь при этом обеспечить благополучие своих детей?
— Конечно, хочу. Но благополучие моих детей неразрывно связано с благополучием всего народа, Большой Том, к которому принадлежат и они. Высот современной технологии невозможно достичь за одно поколение. И кто же будет их учить после того, как меня не станет?
— Добровольцев найдется достаточно.
— Еще бы, анархистов-футуриан.
Большой Том повернулся и смачно сплюнул на пол.
— Они откажутся от внедрения всякой технологии и заставят несчастный мой народ снова скрести грязь палкой и пахать при помощи сохи!
Род кивнул.
— Да, — а таким образом не поддержишь современный уровень благосостояния населения. Но неужели ты считаешь, что твои тоталитаристы-футуриане добьются большего?
— Может быть, — сказал Большой Том, нахмурившись, — но, к сожалению, их очень мало интересуют сами люди. Они преданы не народу, а идее. Нет, уж если говорить начистоту, я бы взял наличные, а покупки совершал в кредит.
— Приятно слышать, что у меня есть союзники, — заключил Род.
— А ты не хотел бы стать посредником?
— Посредником при обмене? Нет, спасибо. Я не хочу быть даже посредником призраков, хотя нынешнее свое общество нахожу вполне приемлемым. Ты хочешь, чтобы я продемонстрировал твой призрак, надо сказать весьма живописный, твоим крестьянским последователям?
— Это было бы приятно, — признался Большой Том. Он никогда не страдал от ложной скромности.
— Тогда радуйся, приятель, это и так произошло, и без всякого моего вмешательства. Ты дал бедным понять, что они сами по себе чего-то стоят, что у обездоленных есть права, что они ценны не только тем, что являются говорящими орудиями и вкалывают на своих лордов, и эта мысль как будто захватила их.
— Приятно сознавать, что все это время мои идеи овладевали массами.
— Что ты имеешь в виду — «приятно сознавать»? — Род насупился. — Ты бродишь по этой земле с того самого часа, как героически встретил смерть. С тех пор ты желанный гость в любом крестьянском доме и перст грозного возмездия над постелью каждого лорда.
— Но как это возможно? — спросил Большой Том с лукавой улыбкой. — Я всего лишь твоя галлюцинация.
— Вот я и думаю, — пробормотал Род, глядя на своего старого помощника и дружественного противника. — Вот и думаю…
— Не думай. Это суеверие.
— Ничего плохого в желании покоя для мертвых нет. Что же не дает тебе спать, Большой Том? Что тебя мучает?
— Неужели не понимаешь — конечно, люди. Я не успокоюсь до тех пор, пока несчастные прозябают в нужде и живут во страхе, пока каждый сам не станет хозяином своей судьбы.
— Тогда тебе лучше заниматься не экономикой и политикой, а работать над душевным здоровьем. Своим и своих последователей. Ведь ты и сам не свободен.
— Народ — это моя постоянная боль, это мой тиран, — согласился Большой Том. — И ты хочешь, чтобы я отдыхал, а сам постараешься поднять людей на должную высоту, которая должна соответствовать личности?
— Есть такие планы, — отозвался Род. — Не уверен, что это получится у меня в полной мере, но попробую.
— Но вначале нужно вернуть себе здравый рассудок. Ты ведь понимаешь, что все, кто предлагал тебе гостеприимство, были совсем не теми, кем казались?
Род посмотрел на собеседника испытующим взглядом.
Потом сказал:
— Собственно говоря, я считал, что это только моя паранойя.
— Ты думал, что они хотят твоей смерти. Это не так. Но вспомни: каждый из них предлагал тебе еду и питье.
Род медленно поднял голову.
— Все было отравлено.
— Будь уверен, хотя и не экстрактом мака. В хлебе и воде твоих хозяев обязательным компонентом был ведьмин мох.
— И Модвис? Даже гном?
— Думаю, нет, иначе он не выдержал бы твоей пищи, когда ты готовил на костре в лагере.
— Да, он кое-что говорил о том, как я готовлю.
— Правда все равно станет известна. Поэтому ты не мог избавиться от галлюцинаций: каждый раз ты принимал все новые и новые дозы ведьмина мха.
— Так оно и есть! С этого момента сажусь на диету. Никакой еды или питья, если только они не мною приготовлены.
— Конечно, дичь, которую ты добывал, вряд ли была отравлена. Но я не советовал бы тебе
