Нищий нетерпеливо и злобно тряхнул кружкой.
— Милостыню, деревенщина, кому говорят! Пожалей убогого! Да подашь ты в конце-то концов?
Фигура нищего как нельзя лучше подходила к декорациям — у сточной канавы с помоями и кухонными отбросами паслись шелудивые псы и золотушные свиньи. Крыса выстрелила из-под кучи гнили, и какая-то собачонка бросилась на нее со счастливым гавканьем.
Мэта передернуло, голова закружилась, и пришлось снова прислониться к стене.
— Да он болен! — панически взвизгнул нищий.
Преувеличенная реакция, смутно подумалось Мэту.
— И чего ему надо у моей лавки? — В голосе Мордастого не было прежней уверенности. — Пшел вон!
Мэт почему-то вспомнил, как в средние века разделывались с теми, в ком подозревали разносчиков чумы. С усилием выпрямившись, он стал рыться в карманах.
— Нет, нет, я совершенно здоров. — Вынул четвертак и бросил в кружку. — Немного приустал. Все-таки тяжелое путешествие, сами понимаете.
Почему он подумал о средневековых эпидемиях чумы?
Нищий запустил свободную руку в кружку и с довольным чмоканьем выудил четвертак, но Мордастый, изрыгнув проклятие, отнял у него монету и поднес к глазам. Потом вытаращился на Мэта с ужасом и нарастающей враждебностью. Мэт вдруг заметил, что одет несообразно обстановке. Собравшаяся вокруг толпа была костюмирована в обтягивающие штаны, короткие рубахи навыпуск, плащи и накидки. Далее шли вариации, от них-то у Мэта и зашлось сердце. Так одеваться было модно где-то в промежутке от VII до XIV века...
Публика была по большей части босая, но кое-кто в сандалиях с перекрестными ремешками или в башмаках с острыми загнутыми носами. Шляпы варьировались от простого колпака до пышного берета на мордастом лавочнике.
— Откуда он такой взялся? — Проворчал чей-то голос, и вперед выступил здоровенный детина, голый по пояс, в кожаном переднике, с волосатой грудью, живописно измазанной сажей, и не менее живописной кувалдой в руке. По бокам его встали двое: один с дубинкой, другой с топором. Их взгляды ничего хорошего не предвещали.
— Похож на чужеземца, — предположил Дубина.
— Похож, — отозвался Мордастый. — Вырос у моей лавки как из-под земли, я только глаза на минуту отвел. И гляньте на его монету, вы когда-нибудь такое видали?
Четвертак пошел по рукам под аккомпанемент возгласов, выражающих любопытство и подозрительность.
— Уж больно гладко отполирован, — заметил Кузнец. — Так разве что статую короля полируют.
— А точность-то, точность какова! — Мэт распознал профессиональные нотки в тоне Мордастого: должно быть, серебряных дел мастер. — Чудеса, да и только. Такую отлить под силу разве что магу и чародею.
«Ах!» — пронеслось по толпе, и все смолкли, уставясь на Мэта.
Маг и чародей? Мэта так и подмывало выкинуть какую-нибудь штуку. Он недолго боролся с искушением.
Воздев руки, он начал нараспев со всем доступным ему пафосом:
— Восемь десятков и семь лет тому назад наши предки основали на этом континенте новую нацию...
Толпа отпрянула от него, как детишки от зубного врача, загораживая лица руками. Мэт не стал продолжать. Улыбаясь, он ждал, что будет дальше.
Мало-помалу люди пришли в себя, отняли руки от лиц и, сжимая их в кулаки, наливаясь яростью, двинулись на Мэта.
Он стал отступать и отступал до тех пор, пока не уперся спиной в стену. Толпа завопила:
— Что, кишка тонка? Мы тебя научим, как обзываться! Колдун поганый!
«Колдун?» Вот это уже ни к чему. Маг и волшебник — совсем другое дело. Выставляя вперед указательные пальцы: правый-левый, правый-левый — Мэт продекламировал:
Бабахнул самый настоящий выстрел, и Мэт остался один на опустевшей улице — только в дальнем ее конце маячила горстка разинь.
Он заморгал и потряс головой. Как это у него получилось? И куда подевался Мордастый со товарищи? Мэт оглянулся, ища глазами скаты крыш, о которых говорилось в стишке.
Таковых поблизости не оказалось, домишки были все больше бедные, с плоскими кровлями, зато футах в пятидесяти на другой стороне улицы была низкая стена, а на ней четыре жмущиеся друг к другу фигуры.
Мэт пригляделся и узнал в одной фигуре Кузнеца. Они встретились глазами.
Кузнец, снова стервенея, с призывным кличем спрыгнул со стены и побежал на Мэта, размахивая кувалдой.
Мордастый с приятелями, радостно улюлюкая, последовали за ним.
И вот уже — откуда ни возьмись — целая толпа шла на Мэта, предусмотрительно пропустив вперед Кузнеца.
Времени на размышление не оставалось. Мэт взял в одну руку воображаемую книгу, а другой поднял вверх невидимый камень.
Они надвигались — ревущая толпа, раздразненная чужеземцем, который заклинал их на колдовском языке.
Они были уже футах в двадцати, но тут Мэту пришлось перевести дух: он обливался потом, как будто ворочал камни, — так тяжело давалась ему власть над неведомыми силами. Наконец он выпалил последние строчки:
Грянул оглушительный гром, и толпа отчаянно завопила. Мэт зажмурился.
А когда открыл глаза, улица кишела телами — правда, живыми. Похоже, все до единого местные нищие разом очутились здесь, вшивые и в лохмотьях, — вот только Мэт не понимал, откуда столько азиатов в средневековом европейском городишке. Кажется, среди них были даже индусы.
Нищие один за другим поднимались с земли, разевая рты и тараща глаза. Мэт почувствовал, что сквозь недоуменное бормотание снова набирают силу гнев и ярость.
Он мгновенно собрался. Главное — знать, что ты внутренне прав. Вклинившись в толпу, он стал энергично прокладывать путь между телами. Руки нищих цеплялись за его ремень в надежде найти кошелек. Мэт благодарил небеса, что им неизвестно понятие «карман», и, прорвавшись сквозь последние ряды, ощупал бумажник, набрал в грудь воздуха и быстро зашагал прочь.
Внезапная зловещая тишина пала за его спиной.
Мэт не сбился с шага.
И тут раздался крик:
— Колдун! Не дадим ему уйти!
Толпа разразилась диким восторженным воплем, и топот сотен ног наполнил улицу.
Мэт решил, что еще раз прибегнет к магическому действу не раньше, чем узнает, кто автор сценария. Он побежал. Нищие с ревом припустили за ним, очевидно, счастливые, что пришел их черед побыть в положении преследователей. Мэт напомнил себе, что был чемпионом школы по легкой атлетике. Увы, школу он окончил давно.
Ему некогда было подумать, откуда взялись здесь орды нищих. В сознании теплилось только, что это он сам и вызвал их. Вызвал — а теперь лишь бы унести ноги!
На его счастье, нищие тоже были не в лучшей спортивной форме. С разрывом на два квартала Мэт
