Теперь, Алексей, расскажите мне все, что вы знаете о несостоявшемся концерте.
Алексей, хмурясь, пересказал еще раз всю свою парижскую эпопею. Когда он дошел до нападения на Пьера, старик напрягся, потом перебил Алексея на полуслове:
– Значит, те люди настаивали, чтобы для вас был сыгран двадцать четвертый каприс Паганини. Забавно, забавно. Это, наверняка, какой-то знак! Музыка и вправду очень известная. Что может означать Каприс Паганини? Рапсодия жива! Боже мой! Как это просто!
Николай Алексеевич победоносно улыбнулся.
– Рапсодия на тему Паганини Сергея Рахманинова! Вы слышали когда-нибудь о таком произведении?
Все одновременно закивали головами, а Геваро воскликнул:
– В квартире Леруа были письма Рахманинова на русском языке. Там еще не было третьего тома!
– Это Артур сбивал кое-кого с толку, – Самсонов улыбнулся шире прежнего, – наверняка в этих письмах ничего нет… хотя Клеманы знали об Организации куда больше, чем я. Возможно, отсутствие третьего тома еще какая-то игра. Клеману нужно было кому-то на что-то указать… Не могу быть уверен…
– И половицы он зачем-то перед смертью в одной из комнат отодрал. Тоже случайно? – Полицейский не умирал в Мишеле Геваро никогда.
– Не кипятитесь так, Геваро. Я-то здесь причем? Наверное, оставлял вам, полицейским, какие-то зацепки, намеки. А сейчас послушайте меня! Знаете, в каком году написана рапсодия? В 1934-м! Это год смерти Махно. Вот все и сошлось. Махно умер, рапсодия жива…
Некоторое время все молчали. Первым нарушил тишину Алексей:
– Как я понимаю, кто-то упорно пытается обратить мое внимание на эту рапсодию? Но почему?
– Молодой человек! Вы слишком много хотите от меня, старика. В конце концов, вы Избранный. Вам и решать почему.
Губы Климова сжались. «Встать сейчас и уйти от всего этого бреда! По-моему, я и сам рехнулся, как и все сидящие в этой комнате».
– Николай Алексеевич, – голос Наташи впервые за все время зазвучал примирительно, – вы же всю жизнь занимаетесь Рахманиновым! Кто, как не вы, способен разгадать этот ребус!
Самсонов молча поднялся, вышел из комнаты, оставив всех в недоуменном ожидании. Возвратился он с книгой в руках.
– Ну вот. Это третий том писем Рахманинова! Я не вижу другого пути, как искать разгадку на его страницах. Артур оказался прозорливее всех нас. Он не сомневался, что до Избранного дойдет информация о пропаже этой книги. Да. Геваро! Не машите так уверенно головой! Он предвидел, что вы вмешаетесь в это дело и что встретитесь с Алексеем! По всему, так выходит.
– Но как? – Геваро чуть не задохнулся от удивления.
– Это уж вам виднее. Я же рассказывал вам, что судьбоносцы испокон веков верили в мистику, в предвидение, в вещунство. Не только верили, но и применяли на практике. Вдумайтесь! Артур словно запрограммировал весь ход расследования его смерти! И вся эта программа нацелена на одно: Избранный должен выполнить свою задачу – отыскать вторую часть свитка. Он будто предвидел каждый шаг всех действующих лиц. И пока его план, кажется, работает… Клеманы очень талантливая семья, ничего не скажешь.
– Но причем здесь рапсодия и вторая часть свитка? – видно было, что Наташа так разволновалась, что с трудом усиживала на месте.
– А вот это мы сейчас будем совместно выяснять. Мы же обязаны, – старик многозначительно посмотрел на Геваро, – осуществить план Артура до конца. Он не сомневался, как я уже сказал, что вы, Геваро, влезете в это дело! Вам казалось, что это вы следили за ним, а выходит, что следил за вами он! Это неоспоримый факт. Он нехотя обыграл вас, заставил действовать так, как нужно ему и Организации.
Не обращая внимания на то, что Геваро покраснел от злости и всячески кривит рот, собираясь высказать нечто крайне презрительное, Самсонов открыл книгу и стал листать.
Весь разговор до этого шел на французском, но теперь Самсонов зачитывал отдельные куски из писем гениального русского музыканта по-русски, не беря в расчет то, что Геваро не понимает ни слова. Наконец Самсонов снова перешел на французский и сообщил:
– Как видите, в записях за тридцать четвертый год нет ничего необычного, кроме одного. Во время работы над рапсодией он в письмах ни разу не открывает того, над чем трудится. Возможно, это обычное авторское суеверие. Или он действительно держал свой замысел до конца в строжайшей тайне?
– Я кое-что вспомнил, – оживился Алексей, – мне в самолете попался один журнал. Там была напечатана довольно пошлая, бульварная статья о Рахманинове. Я помню, она меня дико возмутила. Я ведь очень люблю Рахманинова… – Климов осекся, словно признался в чем-то запретном.
Самсонов зааплодировал кому-то неведомому.
– Мудрости и прозорливости Организации остается только восхищаться! Избранный без ума от музыки Рахманинова! Браво! И что же в этой статье вас так насторожило?
– Представьте себе, речь в ней шла именно о рапсодии. Автор доказывал, что это сочинение исполнено мистики, тайного смысла и чуть ли не надиктовано темными силами.
– Автор в чем-то прав, – Самсонов держался все увереннее. – Рахманинов определенно был одним из членов Организации. Причем из самой верхушки. Рапсодия на тему Паганини – это сложная система символов, сейчас не время это объяснять, но главный ее пафос – торжество России. Вы помните эту музыку? – сейчас Николай Алексеевич обращался непосредственно к Климову. – Если да, тогда вы не можете не оценить, что происходит в итоге с темой Паганини. Она становится абсолютно русской. Это музыкальное подтверждение философии судьбоносцев. Россия впитывает все лучшее из всех культур, ассимилирует это и делает подлинно национальным. Поэтому Россию невозможно уничтожить. По всей видимости, Рахманинов не пережил раскола судьбоносцев, не принял его. Я это только сейчас понимаю! И в рапсодии спел своего рода лебединую песню русских мечтателей и колдунов!
– Мне сдается, что вы, любезный, водите нас за нос, а сами знаете все наперед. Все эти ваши «вероятно», «по всей видимости» – не что иное, как игра втемную, – вскипел Геваро.
Самсонов молитвенно воздел руки к небу, собираясь что-то сказать, но в этот момент раздался тихий стук. Самсонов осторожно приоткрыл дверь, и на пороге появилась Бриджит.
– Там много людей, они стучат в дверь и требуют тебя! – несмотря на спокойный тон, женщине трудно было скрыть волнение. – Они очень настойчивы, Николя!
Самсонов весь как-то подтянулся, веки напряглись, скулы задвигались под старческой морщинистой кожей.
– Моя партия подошла к концу. Ваша еще в дебюте. Уходите через сад и помните: вам нужны оригинальные ноты Рапсодии. Они хранятся в русской консерватории им. Рахманинова. Постарайтесь успеть! Счет идет на часы! Я сделал для вас больше, чем мог. Прощайте!
20
Наташа запыхалась ужасно и теперь жадно втягивала душный воздух. Алексей снова, как и несколько часов назад, держал ее за руку. Геваро стоял рядом и сосредоточенно смотрел перед собой. Пока их никто не преследовал.
В саду Самсонова оказалась хорошо законспирированная в заборе калитка с кодовым замком. Бриджит проинструктировала гостей, как им выйти и куда двигаться. Она рекомендовала бежать быстрее, чтобы выиграть время. Само собой, что возвращаться к машине значило добровольно сдаться в лапы преследователей. Теперь кому-то предстояло принять решение. Стоит ли им двигаться дальше вместе или разойтись и никогда больше не видеться…
– Что вы стоите! Надо срочно ехать в Рахманиновскую консерваторию. Здесь должна быть поблизости остановка такси! – Наташа еще не вполне пришла в себя, отчего голос ее срывался. Геваро и Алексей внимательно посмотрели друг на друга. Выбора ни у кого не было.
21
Охранник в здании на набережной долго не мог понять, зачем троим неизвестным понадобилось воспользоваться консерваторской библиотекой в этот жаркий день, когда никаких занятий в классах не намечалось. Пришлось Геваро сунуть ему под нос полицейское удостоверение. И только тогда он уступил.
