показания… не принимайте ванну и не спринцуйтесь. Сразу поезжайте в больницу.
— Это единственная улика, которая здесь признается?
— Поцарапайте его, чтобы под ногтями остались частицы его кожи.
— Силы ему не занимать, он может…
— Разумеется, не делайте ничего такого, что может поставить под угрозу вашу жизнь.
— Вы хотите сказать, не мешайте ему.
Детектив промолчал.
— Я знаю, к чему вы клоните. Если я не сопротивляюсь, значит, это не изнасилование, так? Так можете вы что-нибудь сделать?!
Дама встала и положила руку мне на плечо. Тяжелую руку. Не сестры, но сотрудницы полиции.
Билла я нашла в дежурной части. Он пролистывал затертый до дыр журнал.
— Закончила? — спросил он.
— Пойдем отсюда.
Я села в машину Билла, меня била дрожь.
— Тебе холодно? — спросил Билл.
— Нет.
— Ты похожа на машину, которая сейчас развалится, — похоже, он пытался шутить.
Я не отреагировала. Несколько минут мы молчали. Первой заговорила я. Шепотом. Биллу пришлось напрягать слух, чтобы разобрать мои слова.
— Кошмар какой-то. Идешь в одно место, в другое, пытаешься что-то растолковать, а тебя просто не хотят слышать. Неужели надо орать благим матом, чтобы тебе поверили?
— Что прикажешь делать?
— Речь не о тебе. Я про полицию, врачей, прокурора.
— Ты все еще дрожишь.
— Могу я попросить тебя об услуге?
— Только скажи, я все сделаю.
— Позвони доктору Коху. Вот телефон, — я записала номер на счете бакалейщика, который достала из сумочки. — Скажи ему, что я сейчас приеду. Тебе не обязательно отвозить меня. Я возьму такси.
— Я тебя отвезу, — Билл вылез из машины и позвонил из телефонной будки на углу.
— Доктора Коха не порадовал мой звонок.
— Да нет, пациентов он любит. Просто я хочу приехать в неурочный час. Он согласился?
Билл кивнул и повернул ключ зажигания. Только потом он сказал мне, что поначалу в голосе Коха звучала искренняя тревога, которая сменилась холодностью, как только он узнал, кто звонит ему по моей просьбе.
Когда мы подъехали к дому Коха, я не сразу вышла из машины. Взяла Билла за руку.
— Спасибо тебе.
— Я тебя подожду.
— Но я могу пробыть там очень долго.
— До Уэстчестера ты на такси не доберешься. Слишком дорого. Да и не ездят здесь такси в такое время. Я тебя подожду. Хватит тебе приключений на сегодня.
Кох открыл дверь не в привычном костюме, но в сером, толстой вязки, джемпере.
— Заходите, заходите, — он вглядывался в мое лицо в поисках признаков отчаяния.
Я последовала за ним в кабинет. По привычке направилась к кушетке, но меня остановил его голос:
— Нет-нет, пожалуйста, присядьте, чтобы мы могли поговорить.
Он указал не на стул перед его заваленным книгами столом, а на два кресла у противоположной стены. Они стояли буквально впритык друг другу. Я бы предпочла, чтобы их разделял кофейный столик.
— Извините, что так поздно. Не даю вам лечь спать.
— Все нормально.
— Мне необходимо поговорить с вами, — я привыкла обращаться к невидимому Коху, а тут он сидел ко мне лицом, как любой другой человек.
Я разглядывала свои ногти, не зная, с чего начать.
— Наверное, все думают, что изнасиловать могут кого угодно, но только не тебя.
— Да, — кивнул Кох. — Точно так же воспринимают и смерть.
Я уже сожалела, что приехала к нему.
— Соберитесь с мыслями, — подбодрил он меня.
Я продолжала молчать.
— А может, вы хотите лечь на кушетку? Чтобы все было как обычно?
Да, как хорошо лежать на кушетке, вдыхая знакомый запах кожи.
— Я могу заснуть.
— Поспите, если вам того хочется.
Я думала, что не смогу уснуть под взглядом старика. Тем более, заставляя бодрствовать его самого. И все же, безмерно уставшая, я старалась ни о чем не думать, очистить свой мозг от людей и зданий, представить себе горизонт, то место, где небо смыкается с океаном, бездонную спокойную голубизну. Но внезапно голубой океан потемнел и погнал на меня огромные, в белой пене, волны.
Должно быть, я закричала.
Я сидела на кушетке, тяжело дыша, вся в поту.
— Расскажите мне, — спокойный голос Коха. — Прилягте.
— Я не могу.
— Вы боитесь?
— Боитесь чего?
Я купалась в поту, но во рту пересохло, а в горло словно насыпали песку.
— Что разбудило вас?
— Вода, — я бессильно откинулась на кушетку.
— Какая вода?
— Вода, в которой тонешь.
Он помолчал. Я слышала его дыхание. Нет, то было мое дыхание. Учащенное, как после бега.
— Расскажите мне об этой воде.
И я рассказала ему.
— Совсем маленькой, в три или четыре года, родители повезли меня вместе со старшими сестрами в Техас, к дяде Джиму. Я помню, как мы долго ехали на поезде до Сент-Луиса, а потом пересели на другой поезд. Техас показался мне пустыней. Иссушенная, потрескавшаяся земля. Когда мы гуляли, я всегда держалась за руку отца. Я помню очень громкие раскаты грома и ливень, обрушившийся на землю. Мы ушли довольно далеко от дома дяди и промокли насквозь. Дядя Джим что-то кричал моему отцу, отец велел маме нести меня, а сам взял за руки моих сестер, они были старше, а вода уже заполнила пересохшие русла ручейков, в мгновение ока превратившихся в бурные реки. Мама споткнулась, уронила меня, тут же подхватила вновь, а я хотела быть с отцом, но он ушел вперед с сестрами, и вдруг стало так темно, что я уже их не видела, я боялась, что мои родители на найдут друг друга, и ревущей воды. Я не сомневалась, что кто-то умрет, и мне не хотелось, чтобы умирал папа, мама или я сама. А потом ливень прекратился так же внезапно, как и начался, остались лишь потоки быстро бегущей воды, и, слава Богу, мы увидели впереди дядю Джима, который успел сбегать домой и вернуться на пикапе-вездеходе. Мои сестры уже сидели в кабине, а отец бежал ко мне и маме. Под тем ливнем погибли четыре человека, трое из одной семьи, но мы все остались живы и добрались до дому промокшие и перепуганные. Но у меня до сих пор не укладывается в голове земля, превращающаяся в бурную реку.
Доктор Кох молчал. Я слышала как тикают часы.
