известность о прибытии в училище военного атташе посольства СССР на встречу с начальником Управления военными институтами генералом Гильермо Пиккерингом, кабинет которого в те годы находился на территории училища. По поводу визита сам генерал установил соответствующий протокол и приказал лейтенанту Краснову позаботиться об организации торжественной встречи. По окончании которой, молодой лейтенант должен был сопроводить советского офицера в кабинет ожидающего его генерала Пиккеринга. Естественно, это задание было связано с тем, что Михаил говорил по-русски.
Все было выполнено согласно полученному приказу, а по пути в кабинет оба офицера перебросились несколькими фразами. Советский офицер сразу обратил внимание на то, что сопровождающий его лейтенант говорит на хорошем русском.
Михаил — с одной стороны, чтобы не привлекать особого внимания к своей персоне, а с другой, просто с казачьим юмором — ответил советскому офицеру, незнакомому с нашими настроениями: «Дело в том, что здесь существует огромный интерес к изучению русского языка и к Советскому Союзу. Многие мои сослуживцы в училище изучают русский язык».
Наверное, советский офицер подумал, что Чили можно кушать с маслом…
Но уже в кабинете, прежде чем Михаил попросил разрешение удалиться, генерал Пиккеринг представил его своему гостю: «Лейтенант Михаил Краснов».
Услышав это имя, представитель СССР повернулся к Михаилу и буквально вонзил в него свой инквизиторский взгляд. Лейтенант удалился, не произнеся ни слова.
Не было сомнений, что его фамилия была известна советскому офицеру. Можно только предполагать, что скорее всего тот сразу дал знать об этой неожиданной встрече в Москву.
Один из Красновых в чилийских Вооружённых Силах! Вот это явление!
Другой любопытный случай тех лет, которые мы называем «годами неопределённости», переносит нас к концу 1971 года, когда в Чили ожидали прибытия «во всем своём величии» Фиделя Кастро.
Военному училищу, как и другим подразделениям и гарнизонам Вооружённых Сил, было приказано оказать почести высокопоставленному гостю в ходе соответствующей торжественной встречи по прибытию в аэропорт Сантьяго и, в последующем, во время его визита во Дворец Ла Монеда.
За день до этого события, утром, перед тем как курсанты отправились на завтрак, полковник Лаббе собрал всех офицеров, которые находились в наряде по командованию кадетскими подразделениями и, в первую очередь, обратился к лейтенанту Краснову:
— Я так понимаю, что в Вашем подразделении много больных — не так ли, лейтенант?
Михаил, недоуменно запинаясь, ответил:
— Не так уж… господин полковник (и действительно — в медпункте находилось не более трёх кадетов).
— А я понимаю, что их более тридцати, — возразил начальник училища с абсолютной уверенностью. И уже обращаясь к другому инструктору:
— И в Вашем подразделении тоже. Не так ли, лейтенант? Тому ничего не оставалось, как ответить утвердительно:
— Так точно, господин полковник!
— Совершенно очевидно наличие эпидемии. В Военном училище объявляется карантин. Всем ясно? — с твердостью заключил полковник и обращаясь к стоящему рядом своему заместителю, приказал:
— Сообщите в командование военного гарнизона Сантьяго, что училище находится на карантине и не сможет прибыть завтра на торжественную встречу, запланированную по поводу визита.
Лица офицеров выражали немую радость. Но когда полковник приступил к утренней поверке, один из кадетов не выдержал и произнес вполголоса:
— Браво, господин полковник!
— Молчать, — сухо ответил тот.
Естественно, что после этого, столь своевременного «карантина» и по причине других эпизодов в его поведении, негативно воспринятых правительством, полковник Лаббе был отправлен в отставку и должен был продолжить свою борьбу за Чили уже из других окопов.
В другой, уже более серьезной ситуации того периода, оказался сам лейтенант Краснов. Главнокомандующий Вооруженными Силами и Министр внутренних дел генерал Карлос Пратс посетил с официальным визитом Советский Союз. По возвращении он вызвал Михаила в свой кабинет и кратко объявил тому:
— Лейтенант Краснов, я так понимаю, что Вы говорите по-русски и к тому же являетесь военным специалистом — переводчиком этого языка.
— Так точно, господин генерал!
— Отлично. Я вручаю Вам эту папку для перевода. Содержащаяся в ней информация не подлежит разглашению. Результат Вашей работы мне необходимо иметь на руках в максимально короткий срок.
Врученная лейтенанту Краснову папка была очень объёмной и содержала вырезки из газет различных городов СССР, в которых были публикации о визите генерала Пратса и о его публичных выступлениях в ходе этой поездки. Кроме того, она содержала брошюру с информацией о тактических и технических характеристиках автомата АК-47 — оружия советского производства, широко распространенного среди террористов в Чили и во всем мире. Каким образом оно попадало в Чили? По- разному — например, широко известен случай как в городе Пуэрто Монтт, во время разгрузки мешков с кубинским сахаром, один из них порвался из-за неосторожного маневра крана и оттуда выпали три автомата АК и патроны к ним. Это стало поводом для появления выражения «горький сахар»…
Но теперь вернемся к запрошенному генералом Пратсом переводу. Так как упомянутая папка была очень объемной, а работа была срочной, лейтенант Краснов попросил свою мать помочь ему. Несколько дней спустя, Дина Марченко позвонила своему сыну — она была очень взволнована, ибо не могла поверить в термины и выражения, употребленные Главнокомандующим чилийских Вооружённых Сил во время его визита в СССР. Посещая не только военные подразделения, но и различные политические, профсоюзные и др. коммунистические организации, он назывался «товарищем» и подчеркивал как своё личное, так и Армии под его командованием, абсолютное одобрение «демократического» процесса, существовавшего на тот момент в Чили. Например, в одном из интервью, отвечая на вопрос журналиста о возможности «реакционного» переворота, генерал Пратс объявил это совершенно невозможным, заявляя, что «товарищи солдаты на стороне рабочих и крестьян… Пример ваших действий в 1917-м — в памяти у всех нас… Наш революционный процесс необратим».
Вспоминая о том, что нам известно о жизни госпожи Марченко, легко понять её тревогу и взволнованность. Если так считал сам Командующий Вооруженными Силами — Чили была потеряна. Она не без оснований думала, что в кратчайший срок мы станем новой советской колонией, со всеми известными ей ужасами, через которые она прошла лично.
По правде сказать, Михаил Краснов тоже был удивлен, но попытался успокоить свою мать, говоря, что это, скорее всего, является перебором советской пропаганды, и что генерал Пратс, не знающий ни одного русского слова, скорее всего, тоже будет удивлен.
Взволнованный, но все же сам ухватившийся за этот аргумент, лейтенант Краснов выполнил поставленную задачу. Он был вызван к Главнокомандующему в тот момент, когда оставалось только лишь перевести брошюру об автоматах АК — работа более сложная, так как содержала многочисленные технические термины. Он вручил перевод текстов лично генералу Пратсу и объяснил в деталях сложность остальной работы. По всей видимости, эта техническая брошюра не была столь важной для генерала. Тот полистал перевод и с теплотой поздравил молодого переводчика.
Лейтенант Краснов ничего не понимал. Ожидаемой реакции неприятия со стороны Главнокомандующего не было. Получается, что он и вправду использовал эти марксистские выражения и термины перед «советским» народом?
Другого объяснения не было. Генерал Пратс повторил своему молодому офицеру о необходимости хранить в секрете содержание выполненной работы и распрощался с ним. Больше они никогда не виделись.
Теперь обратимся к эпизоду тех лет, связанному с воспоминаниями лейтенанта Краснова о пережитом им 29 июня 1973 года в Военном училище, где он, как нам уже известно, был инструктором.