Тина попросила рассказать о Примакове, и Симмонс, не видя причин скрывать от нее семейную тайну Мило, выложила историю без купюр. К концу повествования все трое — и рассказчица, и обе слушательницы — прониклись к Эллен смешанным чувством восхищения и ужаса. Какая женщина! Какая жизнь!
— Господи, — покачала головой Тина, — это так рок-н-ролльно.
Симмонс рассмеялась, а Стефани повторила:
— Рок-н-ролльно?
Вернувшись в отель, она долго не могла уснуть. Удивление (и даже восхищение) схлынуло, а злость осталась. Девчонка-психотерапевт снова заведет песню о мании величия. Мегаломаны не могут смириться с тем, что они не в состоянии контролировать постоянно меняющуюся ситуацию. Еще хуже им приходится, когда они узнают, что не только не контролируют ситуацию, но что есть кто-то еще, кто-то, направлявший все их действия.
Закончилось тем, что она схватила трубку, позвонила оператору ООН и потребовала дать ей нью- йоркский номер Евгения Примакова. Оператор ответила, что мистера Примакова в Нью-Йорке уже нет, что он улетел утром и, по имеющейся информации, находится в отпуске, но с ним можно будет связаться через брюссельский офис после 17 сентября. Симмонс едва не разбила гостиничный телефон, швырнув трубку на рычаг.
Злость прошла, осталось ощущение пустоты и усталости. Она вспомнила, с какой энергией взялась за дело вначале, в Блэкдейле. С тех пор ее мотор работал на полном газу целый месяц. Рано или поздно топливо должно было израсходоваться — так что все логично.
Утром Джанет доехала на метро до Фоули-сквер, вошла в ГЦПЗ, претерпела очередное унижение, вывернув карманы перед строгой охраной, и попросила разрешения поговорить с Мило Уивером.
Его привели — в наручниках. Он показался ей утомленным, но здоровым. Побои, которым подвергали его в камере на авеню Америк, напоминали о себе только бледными синяками. Мило даже набрал пару фунтов и уже не смущал ее налитыми кровью глазами.
— Здравствуйте, Мило, — сказала она, когда охранник, опустившись на колени, приковал заключенного к стулу. — А вы неплохо выглядите.
— Кормят здесь отлично. — Он улыбнулся охраннику, и тот, поднявшись, ухмыльнулся в ответ. — Правда, Грегг?
— Правда.
— Фантастика.
Грегг вышел, запер за собой дверь, но остался у зарешеченного окошка — на всякий случай. Симмонс села и положила руки на стол.
— До вас тут новости доходят?
— Грегг подсовывает тайком «Санди таймс», — кивнул Мило и, понизив голос, добавил: — Вы только не распространяйтесь, ладно?
Симмонс жестом показала, что рот у нее на замке.
— Сегодня утром в номере отеля обнаружено тело Фицхью.
Мило удивленно заморгал — но было ли удивление искренним? Она не знала, потому что, даже изучив его досье и добравшись до сокровенных уголков прошлого, так и не разгадала загадку этого человека.
— Как же так…
— Да. Как же так?
— И кто?..
— Коронер говорит, самоубийство. Застрелился из собственного пистолета, оставил записку.
В глазах изумление. Игра?
— Что в записке? — спросил Мило.
— Много всякого. Текст бессвязный, почерк сбивчивый. Наверное, писал под градусом. На столике початая бутылка скотча. Просит прощения у жены — мол, был плохим мужем и все такое. Есть и о деле. Берет на себя вину за смерть Грейнджера. Вроде бы тот лишь исполнял его приказы. Повторяет, по сути, то, что говорил вам Грейнджер. То, чему вы, по вашим словам, не верили.
— Насчет самоубийства сомнений нет?
— Оснований подозревать что-то другое нет. Может быть, вы хотите что-то рассказать?
Мило уперся взглядом в стол. О чем он думал?
— В субботу вечером, примерно в то самое время, когда умер Фицхью, я сделала для себя одно небольшое открытие, в некотором смысле представившее все случившееся в ином свете, и решила проверить свои предположения сегодня.
— Что за открытие?
— На следующий день после вашего возвращения на авеню Америк Фицхью получил конверт с русским паспортом на ваше имя. Паспорт был настоящий, но Теренс так и не задал главный вопрос: кто его прислал?
— Мне бы тоже хотелось это знать.
Симмонс улыбнулась.
— Вы ведь знаете. Ваш отец, Евгений Примаков. Он прислал паспорт, чтобы подтолкнуть меня к более глубокому расследованию. В результате я вышла на вашего деда, а потом и на самого Евгения.
Мило молчал. Ждал.
— Ловкий ход, признаю. Он мог бы прислать паспорт напрямую мне, однако предпочел Теренса, зная, что тот с радостью похвастает передо мной своей удачей. Теренс считал, что паспорт станет решающей уликой против вас, но эффект получился обратный. Он привел меня к Примакову, у которого случайно нашлась фотография, где Фицхью запечатлен с Романом Угримовым. Он тоже случайно оказался в городе именно в это время. Удивительное совпадение.
— По-моему, Джанет, у вас слишком богатое воображение. Вам всюду мерещатся заговоры.
— Может быть, — легко согласилась Симмонс, потому что в душе хотела, чтобы так оно и было. Никому не нравится чувствовать себя простаком, которого водят за нос. И все же она знала: правда, пусть и неприятная, именно такова. — Проделано было красиво. Ваш отец присылает нечто, вроде бы изобличающее вас как русского шпиона, но в итоге приводящее к уликам против Фицхью. Должно быть, отец очень вас любит, если пошел на такой риск.
— Ерунда, — возразил Мило. — Как он мог предвидеть, что вы пойдете именно этим путем?
Она ответила моментально, потому что сама задавала себе тот же вопрос.
— Ваш отец знал — может быть, вы ему рассказали, — что наше министерство не в лучших отношениях с Компанией. Он знал, что я начну копать поглубже — хотя бы ради того, чтобы прижать ваше ведомство. А в результате выяснилось, что никакого русского «крота» не было, а был только агент с трудным детством.
Мило слушал ее, не поднимая головы.
— Может быть, такое и возможно, Джанет, — по крайней мере в вашем параноидальном мире, — но ведь вам прижать Фицхью было нечем. Ничего существенного, только косвенные улики, которые и уликами-то считать нельзя. Однако Фицхью застрелился. Кто бы мог подумать?
— Если он действительно застрелился.
— Вы сами сказали…
— Фицхью, — перебила его Симмонс, — был старый лис, и самоубийство не в его стиле. Он дрался бы до конца.
— Тогда кто его убил?
— Не знаю. Может быть, ваш отец позаботился. Или мое расследование встревожило людей, стоявших над Фицхью. В своей записке он ясно дал понять, что из него сделали козла отпущения. Вы сами можете поверить в то, что Фицхью был тем ловкачом, который решил дестабилизировать внутреннее положение нескольких африканских стран, чтобы сорвать поставки нефти в Китай?
Мило устало пожал плечами.
— Ох, Джанет, я уже не знаю, что думать.
— Тогда, может быть, ответите на вопрос?
