— Духи, — повторил Ченда.
Меня это слегка разозлило, но перед ребятами я виду не подал.
— Туда, — показал я на тропинку, ведущую к склепу, где я встретил когда-то Иштвана.
Мы шли всего минут пять, как Мирек спросил:
— Далеко еще?
— В чем дело? — насторожился Ченда.
— В том, что не видно как следует дорогу, — отрезал Мирек.
— Еще немного, — сказал я, — теперь уж недалеко. Всего несколько минут.
— Смотрите-ка, — указал пальцем на небо Алеш, — месяц!
Над кронами деревьев, отбрасывавших на дорогу причудливые тени, блестел серп бледного месяца.
— Жаль, нельзя запеть, — пошутил Ченда, — на кладбище должна царить тишина.
— Ну и ну, — вздрогнул Алеш, — ты еще петь можешь. Дружище, у меня в горле все пересохло!
— Ну вот что, — сказал я, — мы же не трусы. Скоро придем, ребята.
— Ты все время это говоришь, — проворчал Мирек и ойкнул от неожиданности, потому что наш барбос вдруг завыл на луну.
— Странно, — дрожал Алеш. — Посмотришь вокруг, и кажется, что за каждым склепом кто-то прячется и следит за нами.
— Вот он, — с облегчением кивнул я на склеп, у которого вместо двери была чеканная решетка с ангелами. — Кто полезет первым?
— Ты, — решил Мирек, — ты нас ведешь, и идея твоя.
— Ясное дело, — сказал Ченда.
— Уж не думаешь ли ты, что я первым полезу в эту темень? — усмехнулся Алеш.
Я решительно взялся за решетку, отворил ее с ужасным скрипом и тихо позвал:
— Иштван, пан Иштван, вы тут?
Кругом царила мертвая тишина, и никто не отзывался. Я осторожно сделал шаг вперед, ребята и собака — за мной, и еще раз вполголоса окликнул:
— Пан Иштван, вы тут?
— Черт подери, — сказал Мирек, — был бы у нас фонарь или хоть свеча. Я обо что-то споткнулся и…
Бр! То, обо что споткнулся Мирек, был гроб, с которого медленно сдвинулась крышка, и мы увидели заросшее лицо, моргающие глаза и зажженную зажигалку.
Разумеется, это был живой человек. Труп не чиркает зажигалкой и не моргает.
— Мертвец! — заорал Алеш и хотел, пятясь, выбраться из склепа, но ему не удалось, потому что позади стоял Ченда.
Оба они свалились, на них повалился Мирек, стоящий позади, и теперь Мирек лежал, уткнувшись подбородком прямо в бородатое лицо.
— Пан Иштван, — заговорил я вежливо, — может, вы меня не помните, я…
— Ты тот мальчик, которого сторож запер на кладбище и которому я помог перелезть через стену, верно?
— Да, — повеселел я, — ну и память у вас!
— Какая там память, — потупился Иштван, — просто здесь не много людей ходит. Их больше сюда приносят, а с теми не больно-то поговоришь.
Ребята успокоились, но продолжали таращить глаза. Поэтому я счел уместным объяснить, что человек в гробу и есть тот самый Иштван, про которого я рассказывал и которого мы ищем.
— А это, пан Иштван, мои друзья, — произнес я благовоспитанно, чем наверняка порадовал бы маму, если б, конечно, вел себя так в другом месте и с другими людьми. Например, с тетей и болтливой, как сорока, кузиной.
— Мы поняли, что этого человека зовут Иштван, — сказал Мирек, — нам очень приятно.
— Мне тоже, — ответил мой старый знакомый, бодро вскочил и зажег несколько свечек, расставленных на гробах.
— Ой! Вы тут живете? — удивился Алеш, заметив спиртовку и одеяло с подушкой.
Иштван покачал головой:
— Не совсем так. Я только время от времени забегаю сюда переночевать, поразмыслить, а иногда принимаю тут гостей, вот вас, скажем.
— Но ведь это не разрешено, — вырвалось у Ченды, — запрещается прятаться по ночам на кладбище.
— Вы, случайно, не преступник? — учтиво и с нескрываемым интересом спросил Мирек.
— Случайно, нет, — улыбнулся Иштван, — и, случайно, здешний сторож мой дядя. А еще этот склеп давно пустует и его используют лишь в качестве склада для гробов.
— Ага, — разочарованно протянул Мирек, — тогда кто же вы, раз ходите ночью на кладбище? Сюда ведь просто так не ходят.
— Не ходят, — согласился Иштван, — я хожу ради вдохновения. Вообще-то я поэт.
— Поэт? — удивился Ченда. — В самом деле?
Живого поэта мы видели впервые в жизни, и если все они похожи на Иштвана, то это, безусловно, интересные люди.
— А можете прочитать нам какое-нибудь стихотворение? — решил проверить пана Иштвана Алеш.
Поэт поклонился, провел рукой по взъерошенной бороде и сказал:
— В море Красном остров прекрасный, много кладов лежит тут, я их сроду не найду.
— Пан Иштван, — торжественно произнес Мирек, — мы полагаем, что вы могли бы нам помочь.
— Нам очень нужно найти клад, — добавил Ченда.
— А могу я спросить, зачем он вам?
— Только не думайте, что мы сумасшедшие, — пояснил я.
— Я так не думаю, — серьезно заверил нас Иштван.
— В таком случае, — продолжал я, — мы вам вкратце все расскажем.
И мы, перебивая друг друга, рассказали поэту о том, как у нас появилась «Барахолка», а теперь и собака и что нам нужны деньги для разных разностей. Планы эти в нашем пересказе выглядели, правда, довольно фантастично, но Иштван нас не высмеял, а серьезно кивал головой.
— Найти клад в наше время довольно сложно, — задумчиво сказал поэт. — Немногим может посчастливиться. Я, например…
— Вы тоже ищете клад? — грустно спросил Алеш.
— Нет, мой клад — слова, — ответил Иштван. — «Как хороша поэзия, когда цветет гортензия…» Знаете? Поэт Витезслав Незвал.
— Кого не звал? — непонимающе спросил Ченда.
— Не кого, а Витезслав, — поправил его Иштван. — Витезслав Незвал, поэт.
— Ага, — проворчал Мирек, — только говорите, пожалуйста, немного попроще.
— И не забудьте про клад, — напомнил я, — не знаете ли вы, случайно, где его можно найти?
Мы сидели на крышках гробов, а Иштван задумчиво прохаживался мимо нас.
— Знаете что? — достал он коробочку с надписью «Сухой спирт». — Я вам погадаю, может, что- нибудь и про клад узнаем.
Иштван вытащил из коробки стеклянный шар, очень похожий на те, которыми играют в шарики, только этот был раз в двадцать больше и красиво переливался всеми цветами радуги.
— Вы умеете предсказывать судьбу? — подозрительно спросил Мирек.
— Будущее, — кивнул Иштван. — Этому я научился в старых книгах.
Он приподнял крышку гроба, сплошь набитого книгами с покореженными и порванными корешками, и тотчас пахнуло книжной пылью.
Мы смотрели, как он кладет на ладонь шар, устанавливает его прямо против пламени свечи и пристально в него вглядывается.
