никому не рассказывайте!
Позволь себе кто-то другой подобную выходку, Суга бы непременно вспылила, потому что во фразе Конно содержался намёк на то, что Юкитомо недостаточно любит её. Однако Конно это сошло с рук. Суга бережно пересыпала травы в банку и принимала отвар, внимательно соблюдая инструкции.
— Как-то странно пахнет… — дразнил её Юкитомо. — А это, часом, не средство от женских болезней?
Суга наивно улыбалась и говорила:
— Мне это прислала жена брата, сказала, что хорошо помогает при моей болезни. Как же оно называется… Совсем запамятовала!
В такие моменты в уголках её рта проскальзывала мимолётная, призрачная улыбка, придававшая Суге почти зловещее обаяние. Это была самая страшная месть, которую она могла позволить себе в отношении Юкитомо.
Между тем в доме на Цунамати Мия почти каждый год производила на свет божий очередного младенца. Никто не мог с уверенностью сказать, что среди её пятерых детей нет отпрыска Юкитомо. Митимаса в своей невменяемости не задумывался о том, какие отношения связывают жену и собственного отца. Однако благодаря необходимости держать происходящее в тайне, на него золотым дождём изливались милости Юкитомо. Последние годы Юкитомо был великодушен, как никогда прежде, ведь дом в Цунамати стал для него тайным любовным гнёздышком.
Суга кривила губы в горькой усмешке, наблюдая в течение пяти лет, как вспыхивает в глазах Юкитомо жадный блеск вожделения. Суга опять становилась желанна! Но всякий раз приступ новой любви случался лишь после первого утреннего недомогания Мии и заканчивался с появлением на свет очередного младенца. Суга упорно пыталась убедить себя в том, что таковы все мужчины, однако не могла совладать с унынием. В результате её механизм защиты дал сбой, и она не смогла осадить Конно, к которому не испытывала никакого влечения.
— Ай! — стоявшая в зеленоватой тени дерева Суга съёжилась и потрясла головой.
— Что случилось? — па крик Суги подскочил Конно.
— Не знаю… Ой! На спине! Что-то по мне ползёт! Конно-сан, скорее, взгляните, что там такое!
— Может, букашка?
— Ужас! Гадость какая… Щекотно…
— Сейчас… Простите меня, пожалуйста… — Конно запустил руку за ворот кимоно Суги и провёл ладонью по пухлой белой спине. — Сейчас посмотрим… Где — здесь?
— Нет, ещё ниже… Жжёт! Да-да, вот здесь!
— О… Да это всего-навсего гусеница.
— Какая мерзость!
Не помня себя от отвращения, Суга оттолкнула руку Конно и передёрнула плечиками.
Конно со смехом бросил на землю гусеницу и раздавил ногой.
— Да на вас лица нет! Прямо побелели вся… Ну чего вы так испугались? Это всего лишь гусеница, подумаешь!
— Противно же… Говорят же — «мерзкий, как гусеница!» — Суга вскинула руки, поправляя причёску, словно страшась обнаружить на шее ещё одну гусеницу. По телу Конно пробежала чувственная дрожь. Его возбудила не столько болезненная красота лица Суги и глубина её глаз, в которых вспыхивали голубоватые искорки, сколько ощущение прохладной и влажной кожи.
— Всё ещё колет… Может, эта тварь меня укусила?
— Давайте посмотрим?
Конно снова протянул к ней руку, однако Суга плотнее запахнула ворот кимоно.
— Не стоит беспокоиться. Пойду в дом, пусть Ёси посмотрит. Может, надо смазать лекарством… — И Суга поспешно ретировалась.
Томо сидела вместе с другими прихожанками в филиале храма Ниси Хонгандзи в Цукидзи и жадно слушала проповедь. Прихожанок было сорок-пятьдесят. Проповедь читал учёный монах, присланный из Главного храма в Киото, — бритоголовый мрачный человек в очках с толстыми линзами, скрывавшими близорукие глаза. Поверх дорожного хаори из тонкого чёрного шёлка была накинута буддийская риза.
Проповедник говорил о благочестивой Вайдэи. Это ей Будда первой открыл учение Истинной школы Чистой земли[56].
Согласно легенде, Вайдэи и её супруг, индийский царь Бимбисара, не имели детей. Правитель возносил молитвы богам, чтобы они ниспослали ребёнка, и однажды боги явили милость. Бимбисаре была весть, что некий святой отшельник, на которого снизошло божественное откровение, возродится в образе принца. Но сначала он должен уйти из жизни. Бимбисара долгие годы ждал, когда преставится святой старец, но тот всё не умирал. Тогда Бимбисара, не в силах больше терпеть, втайне от жены послал своего слугу убить старца. Вайдэи тотчас же понесла и в должный срок родила младенца.
Царь души не чаял в сыне, которого он нарёк Аджаташатру, но мальчик рос злым и жестоким. Родного отца он ненавидел, словно врага. С годами нрав Аджаташатру становился всё более диким и необузданным. Наконец он заточил отца в темницу и обрёк на голодную смерть.
Велики были страдания Бимбисары, но ещё больше терзалась его супруга Вайдэи, беспомощно наблюдавшая, как сын тиранит отца. В её жилах текла царская кровь, к тому же она была матерью молодого царя, так что имела всё, что только душа пожелает. Однако сердце её терзалось денно и нощно, Вайдэи взывала к богам, пытаясь узнать, почему её сын, плоть от плоти и кровь от крови, так не похож на неё.
Дабы спасти от голодной смерти супруга, Вайдэи обмазалась мёдом и под покровом ночи пробралась в пещеру, где томился Бимбисара. Бимбисара, истощённый голодом и болезнями, лёжа слизывал мёд с тела жены. Так продолжалось недолго, вскоре всё раскрылось, и Аджаташатру запер мать в самой дальней темнице дворца.
Вайдэи больше не могла противостоять злу и лишь скорбела о собственном бессилии. Она погружалась в ад, в бездонную пучину мрака и ужаса, где рассыпались в прах идеалы гармонии и справедливости. Вперив взор во тьму каменного колодца, Вайдэи молилась, собрав угасающие силы. Она жаждала света. И воззвала со всей страстью своей души к Будде, пребывавшему в далёкой Земле:
— О Всемогущий! Помоги мне! Зачем мне жить и бороться в этом уродливом мире людей?
Молитва её достигла Будды, и он явил Вайдэи свой лучезарный лик. Будда поведал умирающей, обессилевшей женщине о роковых обстоятельствах рождения её сына Аджаташатру. А также о сверкающем великолепии Чистой земли, которая вскоре откроется ей за то, что она, несмотря на тяжкое бремя кармы, веровала истово и глубоко. То, что поведал ей Будда, ныне известно как «Амитаюрдхьяна сутра».
Страдания благочестивой Вайдэи были предопределены жестокой кармой, которую люди, при всех их мудрости и могуществе, изменить не в силах. Проницательная и сострадательная Вайдэи выносила в своём чреве зло. Её сын был воплощением кармы её супруга, теперь и она не могла не избегнуть мук, что принесёт рождённый ею дух зла. Проще было смириться и уподобиться закосневшему во зле Аджаташатру. Но эта мысль была противна Вайдэи, хотя борьба сулила ей чудовищные страдания.
— И благочестивая Вайдэи поняла, — сказал проповедник, — что власть, богатство, мудрость, — всё то, чего так жаждут люди, есть мирская тщета и суета сует. Осознав это, Вайдеи так страстно возжелала спастись, что воззвала к Шакьямуни. Он молилась за всех простых женщин, которые не умеют обрести истинную веру. И Будда услышал её стенания и открыл ей Путь к спасению.
— Основатель нашей школы, пресвятой Синран, в своём трактате «Таннисё»[57] писал так, — заключил проповедник. — «Даже праведник смертен. Что ж говорить о грешниках?» Это следует толковать следующим образом. Человеком могут двигать самые благие намерения, но стоит лишь оглядеться, и становится ясно, что над всеми людьми тяготеет неотвратимый закон причины и следствия. Каждый постоянно творит зло, даже не сознавая того… Человек ничего не в силах изменить сам, и только Свет, приходящий извне, только молитва милосердному Будде Амиде может спасти его. Вот в чём суть учения нашей школы.
