вперёд. Она перевалилась через Сиракаву, спотыкаясь, выбежала на веранду и вышвырнула скользкую гадину в тёмный сад. Её била крупная дрожь, однако от обнажённой груди, белевшей в распахнутом вороте кимоно, от обнажённой руки исходила поистине животная мощь, которую Томо обычно скрывала от окружающих.
— Зачем ты выбросила её? — недовольно пробурчал Сиракава, лишённый мужской прерогативы проявить силу. — Нужно было убить эту тварь!
Жар, исходивший от Томо, буквально ошеломил его, раздавил своей силой, — и с той ночи всё было кончено между ними. Сиракава просто не мог заставить себя смотреть на жену как на объект сексуального вожделения. Сила Томо превосходила его и потому рождала чувство неловкости и смущения.
— Люди станут говорить о нас дурно, если мы открыто объявим девчонку наложницей, — заявил он Томо. — Пусть она будет у нас служанкой. Хотя бы для вида… И тебе пусть прислуживает тоже… В самом деле, мысль недурна — взять в дом девушку, которая будет присматривать за хозяйством, когда ты делаешь визиты. Ты же можешь вышколить её, как тебе надо. Я не желаю портить репутацию семьи, поэтому решил не брать в дом гейшу. Так что полагаюсь на твой выбор. Ты прекрасно всё устроишь сама. Найди и привези мне юную, по возможности невинную девочку. У тебя прекрасный вкус. Вот, возьми, это тебе на расходы.
И Сиракава положил перед Томо такую толстенную пачку денег, что у неё округлились глаза.
До сих пор, слыша подобные речи от подчинённых мужа, она умудрялась делать вид, что ничего не происходит. Но теперь муж сам поднял тему, и уклониться от разговора было решительно невозможно. Откажись она — и муж сам приведёт в дом избранницу. Во фразе «Полагаюсь на твой выбор» заключалось косвенное признание главенства Томо в семье Сиракава. Это странное доверие терзало душу Томо всю дорогу до Токио, до самого дома Кусуми, пока Эцуко и Ёси беззаботно радовались жизни, покачиваясь в коляске рикши, и предвкушали столичные развлечения.
— Я поняла, — сказала Кин. — У меня есть одна знакомая женщина… Она держит галантерейную лавочку и частенько посредничает в подобных делах… Я попрошу её заняться вашим вопросом без отлагательств.
Кин перевела разговор в деловое русло, искусно избегая болезненных для Томо душевных нюансов. Она родилась в семье купцов фудасаси[10] и неплохо знала нравы, царившие в семьях дворян и богатых торговцев в конце Сёгуната[11], так что отнюдь не была шокирована услышанным. Мужчина, достигший успеха, был в праве взять в дом наложницу или даже двух. Это добавляло веса всему семейству, возвышало в глазах окружающих, так что к ревности законной супруги частенько примешивалась толика чванливого самодовольства.
Ночью, когда мать и дочь уже лежали в постели, Кин поведала Тоси обо всём этом, понизив голос и бросая опасливые взгляды на потолок, отделявший её от гостей. Она была так уверена в правоте своих представлений, что удивилась, когда дочь с печальным вздохом проговорила:
— Бедная женщина… Вот вы, матушка, заметили, что за прошедшие годы в госпоже прибавилось достоинства… Что она стала просто великолепна. А мне отчего-то кажется, что это достоинство страдания. Я вся просто похолодела, когда госпожа вошла в дом…
— Страдания всегда сопутствуют богатству, так уж заведено в этом мире, — беспечно заметила Кин. — Как бы то ни было, я помогу ей найти хорошую девочку с добрым сердцем. Господин Сиракава сказал, что предпочёл бы совсем неопытную… Но сойдёт и хангёку[12], если она ещё не потеряла невинность…
В резиденции Сиракавы комнаты были большие, стылые, как в огромном храме, и в них всегда царила гробовая тишина. Маленькая Эцуко пришла в восторг от своей весёлой комнатушки на втором этаже в доме Кин: перед её глазами без устали катила вольные воды широкая Сумидагава, и целый день оттуда нёсся скрип вёсел и неумолчный плеск волн. Когда Ёси бывала занята, Эцуко проворно выскальзывала через заднюю дверь на улицу и мчалась к причалу. Она зачарованно смотрела на неспешное движение вод, лизавших сваи под её ногами, вслушивалась в гортанные крики лодочников на проплывавших баржах. Время от времени в перекрестьях закрывавшей окно деревянной решётки возникало бледное лицо Тоси:
— Осторожнее, барышня, не упадите в воду! — кричала она.
В тот день Кин, как обычно, вместе с Томо отправилась в город.
— Не извольте беспокоиться! — смеялась Эцуко. — Не упаду!
Правильные, чёткие черты лица и изящно очерченный овал придавали ей до странности взрослый вид. Маленький пучок, повязанный пунцовой лентой, разительно контрастировал с недетским выражением лица и выглядел просто обворожительно.
— Подойдите сюда, — позвала Тоси. — У меня для вас кое-что есть!
— Иду! — послушно откликнулась Эцуко, направляясь к окну. Её длинные рукава в алую полоску развевались на бегу. На маленьком клочке земли под окном росли вьюнки «асагао». Кин ухаживала за ними, как за детьми, и пять-шесть тонких стеблей тянулись вверх, обвиваясь вокруг бамбуковых колышков. Сейчас, когда Эцуко заглядывала в комнату с улицы, всё казалось совершенно иным — и сама комната, и лицо Тоси, и шитьё, разложенное у неё на коленях… Тоси продела через решётку худую руку и повертела перед Эцуко сшитой из красного шёлка маленькой обезьянкой. Обезьянка была набита ватой.
— Какая прелесть! — Эцуко вцепилась пальчиками в прутья решётки. Она не отрывала глаз от плясавшего на шнурке игрушечного зверька. На её лице сияла такая беспечная улыбка, что Тоси невольно отметила, что ребёнок совсем не скучает по матери.
— А куда ушла ваша матушка? — поинтересовалась она у Эцуко, продолжавшей дёргать обезьянку за шнурок.
— По каким-то делам… — ясным голоском отозвалась Эцуко.
— Вы, верно, скучаете, когда её нет дома?
— Да-а, скучаю, — вежливо протянула Эцуко, но глаза у неё оставались такими же безмятежными. — Но у меня же есть Ёси!
— Ах да, ну конечно, — кивнула Тоси, — У вас же есть Ёси… — А матушка всегда занята в Фукусиме?
— Да, — таким же чистым и звонким голоском сказала Эцуко. — У нас много посетителей…
— Хлопотно, наверное. А батюшка часто в отлучках?
— Да. Целый день сидит в канцелярии, а вечером его приглашают в разные места. Бывает, и домой гости приходят, так что я частенько вообще не вижу его весь день! Ни разочка!
— О-о… А сколько у вас служанок?
— Три… Ёси, Сэки и Кими. А ещё есть мальчик-слуга и конюх.
— Большое хозяйство! Матушка, должно быть, целый день в заботах.
Тоси отложила иголку и улыбнулась. Она вспомнила о девице, которую Томо должна найти в Токио и привезти домой. Интересно, какие перемены принесёт она в жизнь Эцуко?
Примерно в это же время Томо и Кин встречались в чайном павильоне с мужчиной-гейшей[13] по имени Сакурагава Дзэнко. Они сидели на втором этаже заведения, дававшего напрокат лодки. Оно называлось «Удзуки» и стояло на берегу Сумидагавы в районе Янагибаси.
Предоставив Томо роль хозяйки встречи, Кии предпочла скромно держаться в тени. Настоящая фамилия Дзэнко была Хосои, он происходил из семьи хатамото[14], однако жизненные обстоятельства вынудили его опуститься до нынешнего занятия. Тем не менее при всей его несколько чрезмерной общительности Дзэнко нельзя было назвать назойливым или вульгарным, вид он имел изысканно щеголеватый и разговаривал со старой знакомой Кин непринуждённо и естественно, без слащавой манерности, свойственной людям его профессии.
