место, куда они не могут пробраться. Мэкстон не мог бы сюда заявиться, если бы был связан с ними. – Потом он спросил: – Вы, кажется, взволнованы, мадам? – Ему было искренне жаль ее. Она была со странностями, порой раздражительна и требовательна. Но всегда щедра и никогда не жаловалась управляющему.
– Нет, не взволнована. С чего бы это? Мне просто интересно, вот и все. Эжен, я хочу вас кое о чем попросить... – Она открыла сумочку и стала доставать купюры. – Узнайте об этом казино... Они говорили о гала-вечере. – Она сунула ему деньги.
Он покачал головой.
– Это необязательно. Я и так могу узнать для вас. – Он вытащил бутылку шампанского из ведерка и посмотрел, сколько осталось.
Полина Дювалье сунула купюры ему в карман.
– Не дурите, возьмите. И налейте мне то, что там осталось. Дайте мне знать об этом вечере...
– Хорошо, мадам. Большое спасибо.
Почти десять лет она не выходила из гостиницы. Он вернулся к стойке. Как странно. Может быть, она теряет рассудок. Но пачка банкнотов была внушительной. На ее вопросы ответить нетрудно. К середине дня он подошел и помог ей покинуть столик. Она всегда твердо держалась на ногах. Она отдала ему колоду карт.
– Оставьте их для меня на вечер, – сказала она. – И еще одна просьба. Узнайте, как выглядит этот Стивен Лоуренс.
– Сногсшибательная квартирка, – сказал Майк О'Халлорен. – И ты обставила ее за полтора месяца!
Клара пожала плечами.
– Ничего особенного. Ее нужно как следует отделать, но это не срочно.
– Ты собираешься жить здесь одна? – спросил он.
Она встретила его в аэропорту Шарля де Голля, когда он прилетел внутренним рейсом из Ниццы. Он не ожидал этого и был доволен. Она – человек настроения. То ей хотелось заниматься любовью, то она становилась вдруг агрессивной, а иногда в ней появлялась несвойственная ей мягкость, и она давала ему понять, что он ей нужен.
– У меня есть горничная, – ответила Клара. – Она спит в холле. Тебе я заказала комнату в «Пляс-дель- Опера».
– Спасибо, – сказал он. Она не предложила ему жить с ней. Но обнадеживало то, что она пригласила его остаться на ночь, ему очень хотелось этого. Она, казалось, нервничала: слишком много курила, ей не сиделось, и она энергично расхаживала по комнате. Он сказал: – Клара, почему бы тебе не успокоиться? Перестань изводить себя.
– Тогда приготовь нам выпить и займемся делом. Мне нужны подробности, все-все.
– Ладно, ладно. Сейчас принесу скотч, а потом отчет о работе. Только, ради Бога, сядь и успокойся. А то пол протрешь...
Она хотела огрызнуться, но удержалась. Она затащила его в постель; естественно, он ведет себя соответственно. Она слишком нуждается в нем, чтобы отшивать его. Она плюхнулась на мягкий диван и смотрела, как он ходит по комнате, наливает напитки. У него хорошие движения: складные и быстрые. И с револьвером умеет обращаться. Он говорил ей, что у него есть награды за меткую стрельбу.
– Он живет под фамилией Лоуренс. Под ее фамилией. Он купил это здание чуть больше года назад. Купил как никому не нужную развалюху и превратил в самое модное казино, не считая Монте-Карло. Он нанял этого типа Мэкстона, чтобы тот вел переговоры и все наладил для него. Они снимали виллу, в прошлом году выкупили ее. Ее отец недавно умер в Англии. Сыну около семнадцати, он кончает там школу. Хочешь посмотреть фотографии?
– Откуда ты узнал все это и где взял фотографии?
– У горничной. Там довольно большой поселок. Я снял комнату и стал болтаться вокруг. Сказал, что я художник. Садился с мольбертом и что-то мазал. Поскольку я тратил деньги и заказывал вино, всем было на меня наплевать. А она приходила за покупками, и старухе за прилавком было невтерпеж сообщить мне, какое хорошее место нашли себе эта горничная и ее мать – у богатого американца, хозяина казино в Антибе. Тогда я заговорил с горничной в кафе, и так мы познакомились.
Клара почти не слушала. Он держал конверт, оттуда торчали фотографии – Стивена, той женщины, сына, которому скоро семнадцать. Она протянула руку и взяла их. Майк продолжал:
– Заставить ее разговориться о господах было нетрудно. Болтунья каких мало. По-моему, он ей не очень нравится. За фотографии мне пришлось заплатить – они знают цену деньгам.
Улыбающийся Стивен обнимает за плечи высокого темноволосого мальчика. Она почувствовала себя так, словно ей в сердце всадили нож. Его сын, никаких сомнений быть не может. Другая фотография: женщина со светлыми волосами смеется в объектив; на ней купальник, и видно, что у нее полная грудь и гладкая кожа.
– Это она. – О'Халлорен наклонился над снимком. – Надо же, как ты все вычислила. Я не верил в это, пока не побывал на Сицилии...
– Она ничтожество, – сказала Клара. – С виду настоящее ничтожество.
Он увидел, что она готова разорвать снимок в клочки, и отобрал его. Потом сложил все фотографии обратно в конверт и сунул в карман.
– Я же сказал тебе, – напомнил он, – не понимаю, какой дурак мог тебя бросить? Действительно ничтожество. Самая обычная блондинка.
– Ради нее он все бросил, – проговорила Клара. – Он мог стать главой всех «семей». Если бы он не сбежал, мой отец был бы жив и сегодня. Наверное, он ушел из-за сына. Вот что его привлекло. Этого я не могла ему дать. И не знаю, по какой причине. По какой дьявольской, треклятой причине я не могла от него забеременеть.
Она вскочила на ноги. Он не пытался остановить ее. Он и не представлял себе, что она умеет плакать.
– Где я только не была. Каждый специалист, каждый шарлатан сулил мне чудо. Я даже его заставила сделать анализ: думала, это по его вине. Думала, что та баба его обманула, и так ему и сказала. Он возненавидел меня за это. Он ненавидел меня за ревность. Он... ненавидел... меня... точка! Его анализ оказался положительным. Он гордился своими погибшими женой и сыном, а у меня не было ничего! Ты знаешь, что случилось в нашу брачную ночь? Он лежал со мной, Майк, а в конце выпалил ее имя – Анжелина!
– О Боже, – шепотом произнес О'Халлорен.
Она остановилась перед ним.
– Я была от него без ума. Во время медового месяца он переспал с другой женщиной. Я хотела убить его, себя...
Он смотрел и слушал, и в какой-то миг его передернуло. У него была своя слабость: он был преданным отцом и любил свою жену, хотя время от времени ему случалось переспать с другой женщиной. Это ничего для него не значило. Но здесь – другое дело. Ему не по душе такое отчаянное проявление чувств. Казалось, она сейчас начнет рвать на себе одежду, царапать собственную кожу. В его понимании это не любовь. Зло, подумал он и испугался. Его подмывало подняться и уйти, пока не поздно.
– Плачу полмиллиона долларов, – сказала она.
Он не двинулся с места.
– Что ты покупаешь, Клара? – спросил он, помолчав.
Она вдруг успокоилась. Села рядом с ним, взяла свой стакан и стала неторопливо пить. Она была совершенно хладнокровна.
– Свой душевный покой, – сказала она. – Честь моей семьи. Я хочу, чтобы он умер, Майк. И все они. Я плачу полмиллиона долларов человеку, который это устроит. Или сделает.
Он тоже взял стакан. Рука его слегка дрожала.
– За такие деньги можно прикончить президента США, – сказал он.
– За меньшие, – поправила она.
Он так и не встал и не ушел.
