воспитании детей“. [961]
О том, что получали замечания от цензоров те, кто в их присутствии неуместно шутил, а также рассуждение о порицании того, кто случайно, стоя перед ними, зевнул
(1) Среди суровостей цензоров в книгах приводятся три следующих примера строжайшей дисциплины. (2) Первый [из них] таков. Цензор принимал торжественную брачную клятву. (3) Слова были составлены так: „По велению ли своей души берешь ты жену?“ Приносивший клятву был какой-то шутник, язвительный и необычайно насмешливый. (4) Когда цензор, согласно обычаю, спросил: „По велению ли своей души берешь ты жену?“, он, сочтя это поводом для того, чтобы пошутить, сказал: „Конечно, беру жену, но, клянусь Геркулесом, не по велению моей души“. [962] (6) Тогда цензор, поскольку тот пошутил неуместно, перевел его в эрарии [963] и указал в качестве причины эту дурацкую остроту, произнесенную в его присутствии.
(7) Другая суровость такого же рода. Решался вопрос о наказании того, кто был приведен другом к цензорам в качестве свидетеля, и, стоя перед судом, слишком явно и шумно зевнул; и уже было решено его наказать, так как это признак нетвердого, склонного к пустым мечтаниям, вялого духа и явного равнодушия. (9) Но после того как он торжественно поклялся, что был побежден зевотой, менее всего этого желая и сопротивляясь, и что он подвержен той болезни, которая называется oscedo (желание зевать), тогда он был освобожден от уже назначенного наказания. (10) Публий Сципион Африканский, сын Павла, [964] обе истории привел в речи, которую он произнес во время [своей] цензуры, когда призывал народ [вернуться] к обычаям предков. [965]
(11) Мазурий Сабин в седьмой книге [966] „Мемуаров“, рассказывает также о другом суровом деянии: „Цензоры Публий Сципион Назика и Марк Попилий, [967] — пишет он, — проводя всаднический ценз, увидели крайне тощего и плохо ухоженного коня, притом что его хозяин был весьма дороден и упитан, и спросили: „Почему получается так, что ты более ухожен, чем конь? — Потому, — сказал он, — что о себе забочусь я сам, а о коне — Стаций, негодный раб“. Показалось, что ответ недостаточно почтителен, и, как велит обычай, он был переведен в эрарии“. [968]
(12) Имя же Стаций было рабским. У древних было много рабов с этим именем. (13) Цецилий, [969] знаменитый комедийный поэт, тоже был рабом и поэтому носил имя Стаций. Но позже оно было обращено словно бы в прозвище, и его стали звать Цецилий Стаций.
Книга V
О том, что философ Музоний не одобрял, когда рассуждающего философа поощряли криками и в знак одобрения сильно жестикулировали
(1) Философ Музоний, [970] как говорят, имел обыкновение ***. [971] „Когда философ, — говорит он, — увещевает, предостерегает, убеждает, бранит или развивает какое-либо иное наставление, тогда, если слушающие необдуманно и небрежно высказывают общеизвестные избитые похвалы, и даже восклицают и жестикулируют (si gestiunt), [972] если его речь волнует их ораторскими прикрасами, игрой слов, какой-то, так сказать, ритмикой (frequentamentis) фраз, [973] если они впадают в возбуждение и жестикулируют (gestiunt), знай, что и тот, кто говорит, и те, кто слушают, обманываются, и не философ там учит, но флейтист играет на флейте. (2) „Душа того, кто слушает философа, — продолжает он, — не имеет передышки и досуга для обильной и неумеренной похвалы, <пока> [974] то, что излагается, полезно и правильно, и служит лекарством от ошибок и пороков. (3) Кем бы ни был слушающий, если он только не совсем пропащий, необходимо, чтобы во время самой речи философа он и ужасался, и стыдился, и сожалел, и радовался и восхищался молча, (4) выражая лицом различные несхожие чувства, в соответствии с тем, как будет воздействовать на него, его сознание и обе части души, либо здоровую, либо больную, рассуждение философа“. [975]
(5) Кроме того, он говорил, что великая похвала ненамного отстоит от восхищения, а величайшее восхищение рождает не слова, но молчание. (6) „Поэтому, — говорит он, — мудрейший из поэтов пишет, что слушавшие, как Улисс блистательно рассказывает о своих знаменитых деяниях, после того как он закончил речь, не вскакивали, не поднимали шум, не восклицали, но, по словам [Гомера], все замолчали, будто оглушенные и пораженные, словно бы очарование слуха достигло источника голоса:
Только сказал. И тотчас же все погрузилось в молчанье Очарованием речи покрылась палата“. [976]
О коне царя Александра, который был назван Буцефалом
(1) Конь царя Александра и по форме головы, и по имени был Bucephalos (Бычьеголовый). (2) Харет [977] писал, что он был куплен за тринадцать талантов и подарен царю Филиппу; [978] на наши же деньги это составляет сумму в три миллиона сто двадцать тысяч сестерциев. (3) Относительно этого коня, как кажется, следует упомянуть, что, снаряженный и оседланный для боя, он не позволял садиться на себя никому, кроме царя. (4) Рассказывают об этом коне также то, что когда Александр совершал славные деяния во время Индийской войны, [979] [и однажды, будучи] верхом на нем, недостаточно осмотрительно устремился на вражеский строй, и в него со всех сторон полетели стрелы, конь получил глубокие раны в шею и в бок, но, обреченный на смерть и уже потеряв много крови, он стремительнейшим галопом вынес царя из гущи врагов и, после того как из него извлекли стрелы, тотчас пал и, не заботясь об уже спасенном господине, словно бы с человеческим чувством облегчения, испустил дух. (5) Тогда царь Александр, одержав победу в этой войне, основал в тех же самых местах город и назвал его в честь коня Буцефалон (Bucephalon). [980]
Какова, говорят, была причина и какое начало обращения Протагора к философским занятиям
(1) Говорят, что Протагор, [981] муж, прославленный научными занятиями, именем которого Платон назвал свое знаменитое сочинение, [982] будучи юношей, ради поиска пропитания был послан на заработки и занимался переноской грузов на плечах; [983] (2) этот род людей греки именуют ?????????? (носильщики грузов), [984] а мы по-латыни называем bajuli (носильщики). (3) Он носил большие вязанки дров, скрепленные короткой веревкой, из ближайшей деревни в город Абдеру, [985] гражданином которого являлся. (4) Тут случайно Демокрит, [986] гражданин того же города, человек, более других достойный уважения за добродетель и философское учение, выйдя за город, видит, что тот так легко и проворно передвигается с грузом, столь тяжелым и неудобным для переноски, тотчас подходит ближе, осматривает искусно и со знанием дела связанные и уложенные дрова и просит его немного передохнуть. (5) Когда Протагор исполнил просьбу, Демокрит также заметил и то, что эта груда бревен, охваченная короткой веревкой, находится в равновесии и удерживается словно по некоему геометрическому расчету; он спросил, кто так сложил эти дрова, и когда тот ответил, что они сложены им, захотел, чтобы он развязал [их] и опять сложил тем же самым способом. (6) После же того как он развязал [дрова] и расположил сходным образом, Демокрит, пораженный остротой ума и ловкостью человека необразованного, сказал: „О мой юноша, поскольку у тебя есть способности для того, чтобы совершать добрые дела, есть [вещи] более значительные и благие, которые ты мог бы сделать вместе со мной“; и тотчас увел его, держал при себе, позаботился о расходах, обучил философии и сделал его тем, кем он стал впоследствии. (7) Этот Протагор, однако, был не настоящим философом, но остроумнейшим из софистов; [987] поскольку, получая от учеников ежегодно огромные деньги, он обещал научить тому, как с