– Моя сестра похищена, – сказала Александра.
– Вы обратились не туда, куда следует, мадам. Вам нужно поехать в полицию.
– Это политическое похищение, – возразила она. – Вы французский офицер, не так ли? Это ваше дело, майор; вы единственный человек, который может мне помочь.
Де Ламбаль взял листок бумаги и выбрал перо.
– Как имя вашей сестры, кто похитил ее и почему это имеет отношение ко мне? Меня всегда интересовали похищения прекрасных дам, частным образом, конечно. Поскольку она ваша сестра, то она, полагаю, красива? – Он лениво улыбнулся ей, поглаживая щеку кончиком пера. Очень красива и полна огня. И высокомерна, как дьявол, врывается к нему и требует его помощи;
– Имя моей сестры Груновская, графиня Груновская. Она была похищена графом Теодором Груновским…
– Родственник? – спросил Де Ламбаль.
– Ее муж! – резко ответила Александра.
Он бросил перо и на этот раз посмотрел на нее без улыбки.
– В самом деле, мадам, – сказал он. – Я думаю, что выслушал достаточно. Сначала вы приходите и говорите, что это политическое похищение, а потом заявляете, что ваша сестра была похищена ее собственным мужем! Я очень занят; прошу извинить меня.
– Может быть, вы выслушаете меня, ради Бога? – взмолилась Александра; она обошла письменный стол, преграждая ему дорогу. – Груновская – это имя ни о чем не говорит вам? Моя сестра была послана шпионить за вашими офицерами, обольстить Мюрата и доложить обо всем парламенту. Ей угрожали, и поэтому она согласилась. Полковник Де Шавель спас ее и привез ко мне, чтобы укрыть. Теперь она опять во власти мужа, и один Бог знает, чем ей это грозит. Она попала в списки Французской Разведки, которая должна защитить ее. Если вы мне не верите, просмотрите их. У вас должны быть какие-либо официальные документы!
– Мне не нужны документы, – сказал он. – Я слышал об этом деле. А откуда вы знаете, что она в Варшаве?
– Потому что люди слышали, как ее муж говорил, что увозит ее туда – детали не имеют значения. Это означает, что она будет привлечена к суду. Майор Де Ламбаль, моя сестра под вашей защитой! Вы должны освободить ее!
– Думаю, вам лучше сесть, – постарался он успокоить ее и, предложив ей стул рядом со своим, начал ходить по кабинету.
– Когда полковник Де Шавель занес в списки вашу сестру, наше положение сильно отличалось от нынешнего, – заметил он. – Вы должны понимать это. Мы господствовали, война еще не начиналась – наша победа казалась очевидной. Они бы не осмелились ничего предпринять вопреки нашим интересам. Но теперь все переменилось. Мы не покорили Россию. Последние новости очень неутешительны и не в нашу пользу. В отсутствие императора члены парламента стали смелыми. Я мог бы поехать в Любинскую тюрьму – думаю, что она была доставлена туда, – и потребовать, чтобы ее передали мне. Но я не могу сделать этого прямо сейчас. Я не могу сделать ничего, что вызовет раздражение Польского правительства или антифранцузские настроения. Мне очень жаль, мадам, но я сейчас ничем не могу помочь вам.
Александра пристально посмотрела на него, ее руки сжались в кулаки, а по лицу струились слезы.
– Я упаду на колени и буду умолять вас, – сказала она, – если вы этого хотите. Будь все проклято! Меня не волнуют ваши обязанности! Вы должны спасти мою сестру!
– В глазах своего собственного народа она нарушила супружескую, верность и, кроме того, изменница, – возразил он. – Вполне возможно, что ее могут удавить в этой тюрьме, и никто никогда об этом не узнает. Повторяю вам, я ничего не могу сделать.
– Хорошо, тогда я могу и сделаю это! – Она вскочила, яростно утирая слезы; ее глаза сверкали. – Я найду своего зятя и убью его!
Мгновение он изучал ее.
– И это будет очень глупо, – холодно заметил он. – Вы лишь привлечете к себе внимание, а затем последуете за сестрой.
– Неужели я бы возражала против того, чтобы быть вместе с ней, – произнесла она. – Неужели вы думаете, что я смогу пережить, если что-то случится с ней? У вас нет сердца, нет души; вам меня не понять.
– Бред истеричной женщины не производит на меня большого впечатления, должен заметить, – ответил Де Ламбаль. – Если та леди похожа на вас, не думаю, что с ней может случиться неладное.
– Она дура! – выкрикнула Александра. – Сентиментальная идиотка! Которая бросается своей жизнью. Похожа на меня? Ха, если бы это было так, то неужели бы она сейчас оказалась там, где находится? Она кроткая, преданная – и храбрая. Не понимаю, зачем я говорю вам все это – я же бросаю слова на ветер!
– Если вы прекратите оскорблять меня, – предложил он, – то у меня появится возможность дать вам совет.
– К черту ваш совет, – накинулась она на него. – Какой совет мне может дать трус? Спасайте лишь себя – вы ведь больше ни на что не способны?
– Обратитесь к русским, – ответил он. – У вас влиятельное имя. Может быть, они что-нибудь для вас сделают.
– К русским? Но здесь нет русских!
– Здесь князь Адам Чарторицкий со своей свитой – еще одна возможность.
Александра внезапно остановилась на пути к двери.
– Конечно! Сначала мне следовало обратиться туда. Не ожидайте от меня благодарности!
Майор низко поклонился.
– Мадам, я не жду от вас ничего.
– Замечательно, – едко ответила она. – Тогда у вас не будет разочарований, как у меня.
Она опустила вуаль и вышла, хлопнув при этом дверью с такой силой, что зазвенели стекла в окнах.
Он пошел следом за ней и, открыв дверь, крикнул:
– Фаншон!
– Майор? – Тут же появился лейтенант. Он не осмелился спросить, что же случилось; его начальник с трудом сдерживал себя.
– Наблюдайте за этой женщиной – днем и ночью.
– Да, месье, – ответил лейтенант. – Будут еще приказания?
– Нет, – ответил Де Ламбаль. – Пока нет. Это для ее собственной безопасности. И я приказываю, чтобы ей не досаждали. Никто!
Он вернулся в кабинет и спокойно прикрыл за собой дверь, содрогаясь при воспоминании о том ужасном хлопанье. Все оставшееся утро он был занят тем, что изучал документы графини Валентины Груновской.
– Я надеюсь, вы понимаете, графиня, что вам некого винить, кроме себя?
Потоцкий не желал показывать, как его злило поведение узницы; он был холоден и сдержан, упрекая ее в предательстве своей страны и неверности мужу. Неделя, проведенная в тюрьме, не ослабила ее сопротивление. Она наблюдала за графом с величайшим безразличием, даже не потрудившись ответить ни на одно из его обвинений. Ее содержали не в подземной темнице; Потоцкий отказал ее мужу в этом и распорядился, чтобы ее поместили в маленькую комнату на верхнем этаже. Валентину неплохо кормили, разрешили носить собственные вещи и никто не обращался с ней дурно. Потоцкий был осторожным человеком и не желал, чтобы его обвиняли в жестоком обращении с женщиной, в том случае, если что-то станет известно или ей удастся освободиться.
– Должен заметить, – говорил граф пленнице, – что вы совершенно неисправимы.
– Не понимаю, что вы ожидаете от меня, – ответила Валентина. – Вы обвиняете меня в неверности и измене. Я отрицаю и то, и другое. Если я предстану перед судом, то буду отвечать на его вопросы. Но мне непонятно, почему я должна оправдываться перед вами. Вы мой враг.
Она села, полуотвернувшись от него. С тех пор как она находилась в тюрьме, она сильно ослабла.
