щелкнуло, заверещало и опять щелкнуло, а потом наступила тишина.
Они опять были вместе: Себастьян, Памела и Элен. Только Элен была мертвая. Памела забрала у мужа дочь, водила губами по холодевшему лбу, что-то шептала.
«Я убил ее. Я ее ударил. Не Годзиллу, глупость какая, кто в полиции поверит в то, что физика душила большая ожившая игрушка, они найдут лэптоп со следами крови и отпечатки моих пальцев найдут тоже…»
«Я убил Элен. Боялась ее Памела, повторяла „оборотень“ и, может, даже верила в это. Боялась Памела, а убил я».
Себастьян смотрел на улицу, а за его спиной Памела тихо напевала колыбельную — хотела убедить себя в том, что девочка спит и будет спать еще долго.
Внизу две (почему две, была же одна!) машины с мигалками перегородили подъездную дорогу, у входа собралась толпа, и полицейские приказывали, жестикулируя, отойти подальше.
— Басс, — сказала Памела, — почему Элен такая холодная?
Себастьян обернулся. Жена сидела на полу, вытянув ноги, держала девочку на руках и раскачивалась, будто не могла сохранить равновесие.
— Элен умерла, Пам, — тихо произнес Себастьян, опускаясь на колени.
— Басс, я знаю, что Элен умерла, — сказала Памела с неожиданным раздражением. — Но даже покойники не бывают холодными, как мороженое из морозильной камеры.
Себастьян коснулся лба девочки. Лоб был не холодным, а ледяным, даже не ледяным, он обжигал, как вынутый из Дюарова сосуда кусок сухого льда. Себастьян отдернул руку и подумал о том, как же Памела держала Элен и не ошпарилась…
— Что с ней? — настойчиво спросила Памела. — Смотри, платье смерзлось…
— Не знаю, — покачал головой Себастьян. — Я ничего не знаю. Положи ее на пол, хорошо? Ты обожжешься…
— Что с ней? — повторяла Памела, и Себастьян вынужден был ответить хотя бы для того, чтобы разорвать цепь вопросов:
— Наверно, энергия переходит туда… Ну, в другие миры, в которых…
— Какие миры? Что ты…
— Не знаю, Пам. Давай подождем Дина. И если нам дадут поговорить с ним перед тем, как…
— Перед тем как — что?
— Ну, — сказал Себастьян, — меня, видимо, арестуют за убийство.
— Тебя — за…
— Да, я хотел… Ты не видела? Я не помню, что это было, но я ударил…
— Не говори глупостей, Басс, — сердито сказала Памела. — Ты Элен и пальцем не тронул.
— Не Элен, там был этот… Годзилла.
— Да! Ты стоял столбом и смотрел, как эта… этот… душит Форестера. Я кричала тебе, а ты был как в столбняке. В голове вспыхнуло что-то, я схватила палку… нет, не знаю, может, это и не палка была, что-то тяжелое, я не посмотрела… И ударила. Никогда не забуду, Басс, никогда… Эта тварь… Она просто исчезла. Вдруг! А Элен упала и… Мне показалось, да?
— Показалось, — мрачно сказал Себастьян. — Тебе только показалось, что ты ударила. Наверно, ты действительно хотела. А ударил я.
— Не надо, — сказала Памела. — Не надо брать на себя то, чего ты не делал. Полиции здесь нет, а я выдержу…
— Что ты выдержишь? — закричал Себастьян.
— Не кричи на меня, — тихо сказала Памела. — Я все прекрасно помню.
— Где? — воскликнул Себастьян и схватил жену за руку.
Памела проследила за взглядом мужа — линолеум в том месте, куда она положила Элен, стал влажным, потемнел и немного покорежился.
После шестичасового допроса их отвез домой полицейский патруль.
— Вы хорошо запомнили? — сказал сержант, не выходя из машины. — Из дома ни ногой. О дальнейших следственных действиях вам сообщат. Если решите сбежать, это будет хороший повод посадить вас обоих за решетку. А пока…
Когда Себастьян открыл дверь (Памелу он поддерживал под локоть, потому что жена валилась с ног от усталости), в гостиной надрывался телефон.
— Сейчас, — пробормотал Себастьян и повел жену в ванную, пустил воду, налил немного шампуня, принялся было стаскивать с Памелы туфли, но она воспротивилась, и он вышел, прикрыв за собой дверь.
Телефон продолжал трезвонить, и Себастьян поднял трубку.
— Да, — сказал он. — Слушаю!
— Басс! — голос Фионы был таким громким, что Себастьян отодвинул трубку от уха. — Ты дома, слава богу, что случилось, по телевидению показывают ужасы, Дин не отвечает, твой телефон тоже… С тобой все в порядке? А с Элен? Она действительно…
— Мы с Пам только что вернулись, — проговорил Себастьян, с трудом разлепляя губы. Он не хотел ни с кем разговаривать, кроме Форестера. Тем более — с Фионой. — Позвони позже, я хотя бы умоюсь…
— Твой мобильник…
— Я его выбросил.
— Элен…
— Элен больше нет, — отрезал Себастьян.
— Значит, это правда? — поразилась Фиона.
— Что?
— Ну… То, что говорят. Будто вы убили девочку и спрятали тело? Я не верю, это невозможно, Басс, скажи, что это не так!
— Это не так. Если бы у полиции было хоть какое-то доказательство, нас не отпустили бы домой.
— Да, наверно… Дин…
— Я не знаю, что с Дином, — со злостью отозвался Себастьян. — Понятия не имею. Извини, Фиона…
Он положил трубку и долго стоял у аппарата, прислушиваясь к звукам воды из ванной. Он прислушивался внимательно, потому что боялся услышать тяжелый всплеск, но вода лилась равномерно, и Себастьян не то чтобы успокоился, но понял, что в ближайшие часы ничего не случится, и нужно заставить себя расслабиться, иначе не дожить до завтрашнего дня, когда все решится, но что именно решится завтра и что вообще может хоть в каком-то смысле решиться после случившегося, он не представлял и даже вопросом таким не задавался.
В полицейском участке с ними обращались вежливо. Майор-афроамериканец, то ли следователь, то ли начальник, приказал им сесть, спросил имена и адрес, а потом задал вопрос, которого Себастьян ждал и ответа на который у него не было:
— Где девочка?
Себастьян покачал головой. Он хотел сказать, что Элен ушла от них, оставив после себя покореженный и вспучившийся линолеум, но произнести это вслух было невозможно.
— Сотрудник университета Форестер подобрал вас по вашей просьбе на триста девяносто девятой дороге, так? — сказал майор.
— Да, — кивнул Себастьян. Это они знают, значит, Форестер все рассказал.
— Он привез вас в университет…
— Да.
— Вы подтверждаете?
— Да. Подтверждаю.
— Частного детектива Лоусона вы выбросили из машины в Хайленде…
— Не выбросили! — вскричал Себастьян. — Он сам вышел…
— Хорошо, он вышел, а вы уехали, — кивнул майор. — В это время девочка была с вами. Вы
