постройки. В описываемую эпоху это был гибрид весельной галеры и корабля с латинским парусным вооружением; на носу у него был окованный железом шпирон для тарана судов противника. В битве при Лепанте (1571 год) шесть венецианских галеасов расстроили боевой порядок турецкого флота огнем пушек и пропороли борта нескольких судов страшным тараном. Галеасы имели по двенадцать весел с каждого борта, к каждому веслу было приковано по 6—10 гребцов; их укрывал от пуль и осколков толстый настил верхней палубы.
Для Армады в Венеции было заказано четыре галеаса, и Медина-Сидония надеялся на их огневую мощь в морском сражении. «Эти галеасы, — пишет современник, — радовали взор. На них были башни и бойницы. Палубные надстройки украшены резными фигурами. Для офицеров на корме имелись роскошные каюты с коврами, их стены были обиты бархатом, свет проходил сквозь цветные стекла. Фонари и флаги украшали борта кораблей. Ужинали в порту под пение менестрелей. Посуда, подсвечники и столовые приборы были из золоченого серебра. Офицеры носили шелковые штаны и бархатные камзолы с золотыми цепями. Гребцы и солдаты одевались за свой счет, если им выплачивали жалованье».
Четыре совершенных боевых «монстра», ощетинившихся пятьюдесятью пушками, казались неуязвимыми. Им предназначалось сыграть решающую роль, если во время сражения случится безветрие: они могли подойти к английским галионам на веслах.
Дон Алонсо Мартинес де Лейва
При чтении документов меня поразила одна деталь. Из всех собравшихся в Лиссабоне знатных господ, сиятельных грандов и благородных кабальеро наибольшим восхищением был окружен дон Алонсо Мартинес де Лейва. Его имя выплывало отовсюду, причем всегда с почтительным придыханием: «как считает де Лейва», «по мнению самого дона Алонсо». Герцог Медина-Сидония «собрал у себя генералов и Алонсо де Лейву» — видимо, мнение последнего значило столько же, сколько голоса всех других. Де Лейва был для своих современников признанным воплощением ратных доблестей и благородства.
Историк Антонио де Эррера писал в 1612 году: «Вторым человеком Армады после герцога был дон Алонсо». Если говорилось о его подвигах, то непременно с добавкой — «многочисленные»; если упоминалось о твердости в противостоянии врагу, то — «иного и нельзя было ожидать от такого человека».
Мне не удалось разыскать портрет дона Алонсо, но хронологи единодушно рисуют облик «рыцаря без страха и упрека». Он был молод, красив, весел и блестящ равным образом на поле брани и при дворе. Позже на допросе англичан уцелевшие испанцы описывали его так: «Высок ростом, светловолос, розоволиц, характером умерен, голос ясный и решительный… Все на борту относились к нему с превеликим почтением».
Де Лейва принадлежал к числу считанных фаворитов короля Филиппа, хмуро подозревавшего всех в неверности. Супруга дона Алонсо, дочь графа де Ла-Корунья, принесла ему богатейшее приданое и подарила несколько сыновей.
Военную карьеру дон Алонсо начал лейтенантом в полку своего отца, знаменитого дона Санчеса де Лейвы. Он проявил храбрость в Гренадской кампании, а затем и во всех войнах, которые вела на европейском театре его держава. Де Лейва находился в Италии, когда принц Хуан Австрийский потерпел поражение от мятежников во Фландрии. Тогда по собственному почину он сколотил отряд из юных искателей приключений, добавил к ним четыреста солдат из своей роты, быстро добрался до Фландрии и решил исход кампании. Отряд покрыл себя славой, мятежники были разгромлены, де Лейва вернулся в Италию.
В качестве генерал-капитана эскадры сицилийских галер он отличился при покорении Португалии (1580 год). В морских операциях проявил себя бесстрашным и умелым командиром. Король произвел его в генерал-капитаны легкой кавалерии герцогства Миланского и положил ежемесячное жалованье в 300 эскудо. Но, узнав в 1587 году о готовящемся Английском походе, де Лейва оставил должность и прибыл в Лиссабон.
Де Лейва был к тому времени членом Королевского военного совета, рыцарем Ордена св. Иакова и командором Алькуескара. В июне 1587 года король послал его в Кадис инспектировать состояние кораблей.
В июле во главе эскадры галер он патрулировал Альгравское побережье, а в ноябре я обнаружил его имя в списке сеньоров, удостоенных королевской награды «За усердие».
Чуть позже венецианский посол в Париже в реляции дожу писал: «…имя Алонсо де Лейва называется всеми в качестве вероятного командующего Армадой, однако он склонен к необузданным порывам…»
Посол не мог тогда знать о письме, которое прочел я. Перед отплытием герцог Медина-Сидония получил запечатанный королевской печатью пакет с надписью «
«Я решил в случае печального исхода поручить командование Армадой дону Алонсо Мартинесу де Лейве, моему генерал-капитану легкой кавалерии, зная его заслуги в прошлом и убежденный, что подвиги будут проявлены им и в будущем… Вы соединяете в своем лице все качества, необходимые для выполнения столь многотрудной задачи.
Дон Алонсо поднял свой флаг на галионе «Рата». На прощальном банкете, устроенном на борту, играла музыка, де Лейва принимал гостей за столом, уставленным серебряными блюдами и золочеными подсвечниками (позже мной найденными…). Вокруг теснились шестьдесят сыновей и племянников знатнейших грандов Испании, искавших ратной славы. Кому иному могли доверить отцы судьбу и надежду своих фамилий?
«Я наконец отплываю»
27 мая ветер начал меняться; 28-го «Сан-Мартин» обогнул мол. Береговые батареи провожали каждое судно тройным салютом, а капитаны любезно отвечали тремя залпами. Пороха было мало, но, «как ведомо хорошо вашему величеству, орудийный салют вселяет бодрость духа и укрепляет сердца любого воинства».
Двое суток ушло, прежде чем все суда вытянулись на рейд.
«Я наконец отплываю на север… Ваше величество знает, сколь велико мое желание достичь цели и как мало людей, разделяющих мои стремления, но господь им судья, ибо я не желаю говорить дурно ни о ком… Еще раз нижайше прошу ваше величество озаботиться судьбой моих детей, коих оставляю в крайней бедности, равно как и дом свой. Возможно, настало время вашему величеству воздать по заслугам тем, кто отправился за море служить вам, не щадя живота своего… Денно и нощно молим бога о продлении дней вашему величеству… На борту галиона, 30 мая, в трех лье от берега,
Ветер дул точно с норд-норд-оста, относя к югу легкие гукоры. Семьдесят часов флот выдерживал удары волн. Скрипели корпуса и мачты, страдавшие морской болезнью свешивались через борт. 30 мая Армада вышла на траверз мыса Эспишел. Герцог тоже страдал от качки, но об этом нет ни слова в его ежедневных реляциях королю. У Рекальде обнаружилась иная хворь: «…Рекальде болен. Сегодня ему поставлен клистир. Пусть господь позаботится об остальном» (
Флот неумолимо сносило к югу. 1 июня показалась южная оконечность Португалии — мыс Сан-Висенти. Если так пойдет и дальше, скоро Армада окажется в Африке! Его величество принял немедленные меры: во всех частях королевства были назначены торжественные молебны и шествия монахов с проповедями, постами, епитимьями и раздачей милостыни. Его величество тоже каждодневно проводил несколько часов в молитве. В Мадриде три дня кряду носили по улицам образ Аточской богоматери.
И господь решил больше не настаивать. Ветер переменился, сначала немного, потом больше, а 9 июня установился вест-зюйд-вест. Флот двинулся в заданном направлении.
Северо-западная оконечность Испании — мыс Финистерре показался лишь 14-го числа. Сюда должны были подойти суда с провиантом. «…Мы побросали в море бульшую часть сгнивших продуктов, ибо они лишь отравляли воздух и заражали солдат. Прошу ваше величество выслать нам вослед суда с провиантом, в особенности мясо и рыбу» (
Ожидания были напрасны. 15-го флот укрылся от ветра между островами Сисаргас в восьми лье от Ла- Коруньи, куда герцог отправил паташ с приказом реквизировать все стоящие в порту суда, наполнить их
