Сквозь сон чудилось Пашке, словно кто-то воет и причитает:
— И чего тебе идти? — голосил кто-то. — И без тебя много. А вдруг на смерть идешь, меня вдовой оставишь, дом на разорение?..
Потом Пашке чудился плач, и когда она проснулась и встала на ноги, то увидела хозяйку двора, которая, приткнувшись в угол печки, заливалась горькими слезами.
— О чем ты? — спросила Пашка.
— Ой, соколик, — завыла баба, — нонче наши затевают с полячьем драться, и моего сокола туда потянуло. На кого я останусь, коли его убьют? Что с домом будет без хозяина? Изобидят поляки меня, горемычную.
— Ну вот еще, — сказала ей Пашка, — зачем так? Вернется твой хозяин и жив, и здоров, и никакой беды с тобой не приключится.
— Соколики вы мои, — завопила снова баба, — не уходите хоть вы от меня, не оставляйте меня!..
Пашка усмехнулась про себя, но тотчас приняла серьезный тон и сказала:
— Хоть и охочи мы подраться, ну да ин быть по-твоему — останемся твой дом беречь. А ты, хозяюшка, пока что поесть дай.
— Сейчас, сейчас, родненький, — повеселев, сказала хозяйка, — соберу, что от вчера осталось. — И, смахнув с глаз слезы, она стала готовить еду и питье.
Тем временем проснулась и Ольга.
Они сели за стол.
А на улицах уже началась свалка. В горницу вдруг влетел какой-то мужик, за ним еще два. Они схватили две скамьи, стол и с ними бросились назад на улицу.
— Ахти мне! — закричала хозяйка. — Разбойники!.. Что, на вас креста нет? Ляхи проклятые вы, что ли? Стойте же, стойте, дурные!
— Молчи, хозяюшка, полячье идет! — ответил один из мужиков, отталкивая хозяйку.
В тот же момент послышались выстрелы и крики. Слышно было, как кричали, ругались и хрипели с натуги сражающиеся; доносились и лязг сабель, и грохот падающих камней, и выстрелы, и стоны.
Хозяйка торопливо затеплила пред иконой свечу и начала молиться. Побледневшая Ольга прижалась к Пашке и в ужасе дрожала, как от озноба. Не терялась одна Пашка: она на всякий случай заложила дверь болтом и обнажила короткий меч.
Бой стихал. Сражающиеся, видимо, отходили в сторону, и наконец шум и крики сменила мертвая тишина.
— Стойте-ка, я посмотрю, — промолвила Пашка и осторожно вышла в сени, послушала и только тогда решилась выглянуть на улицу.
Она вся была загромождена сломанными столами, скамьями, телегами; грудой валялись огромные камни, всюду виднелась кровь; два мужика с топорами в руках лежали навзничь с раскроенными головами, несколько обезображенных трупов поляков валялись, придавленные конскими тушами.
Пашка поспешно вернулась назад и закрыла дверь.
— Страшновато, тетка! — сказала она.
— Господи, и за какие грехи на нас такое попущение! — завыла хозяйка. — Жили мы себе мирно да тихо, а пришли поляки и все разом разорили, и нет от Матери Господней нам защиты и покрова!
Ее причитания среди общего безмолвия наполняли душу Ольги безумным страхом. Ей все казалось, что вот сейчас сорвутся двери и Ходзевич со своими слугами ворвется в горницу.
Время шло мучительно долго. До них то доносился шум уличной битвы, то смолкал, и тогда безмолвие становилось страшнее шума и криков.
Приближался вечер. Вдруг тревожный звон набата почти со всех церквей огласил воздух, а за ним раздался внезапно такой вой ужаса, что все три женщины, как безумные, вскочили на ноги.
Вой приближался; в ту же минуту зловещий красный свет озарил комнату.
— Горим! Батюшки-светы, горим! — закричала хозяйка и в ужасе заметалась по горнице.
Пашка бросилась и распахнула дверь. Клубы дыма пахнули на нее; она отшатнулась, но тотчас схватила за руку Ольгу и смело бросилась вперед.
— Бежим! — кричала она, таща Ольгу и не слушая воплей обезумевшей от страха хозяйки двора.
Они пробились сквозь дым на улицу. Толпа народа беспорядочно бежала по ней, крича и толкаясь, а за ними, словно злые демоны, со свистом лились огненные языки и стлался дым.
Пашка, держа Ольгу, помчалась с толпой. Кое-как они выбрались на площадь и остановились перевести дух. Со стороны Кремля широкой волной разливался огонь, освещая озаренные ужасом лица толпы.
— Куда теперь? — в раздумье произнесла Пашка.
— Он, он! — вдруг закричала Ольга и, как безумная, рванулась вперед, так что Пашка едва не потеряла ее из виду.
Мимо них с отрядом стрельцов действительно проезжал Терехов.
— Петя, Петр! — кричала Ольга, стараясь догнать его, но Терехов не слыхал ее призывного крика и скрылся в пылающей улице.
Ольга упала без чувств в мокрый снег, и Пашка наклонилась над нею. Во все стороны бежали обезумевшие люди, воздух жег лицо и палил волосы, дым душил своим смрадом. Пашка с трудом подняла Ольгу и оттащила ее в сторонку. Там она начала растирать ее снегом. Ольга очнулась.
— Что привиделось тебе? — спросила Пашка.
— Паша, я видела своего жениха. Он побежал мимо нас!
— Ну? Куда побег? Какой из себя? — встрепенулась Пашка, но мелькнувшая мысль найти его тотчас оставила ее, как невыполнимая. — Ну, подождем, — сказала она, — может, опять встретим. А теперь можешь идти?
— Могу!
Ольга встала на ноги.
— Ну так пойдем!
Пашка ухватила Ольгу и снова потащила ее по улицам, но скоро силы начали оставлять и ее. Она увидела открытую церковь и вошла в нее.
— Отдохнем здесь, — сказала она Ольге, опускаясь на пол в совершенном изнеможении.
Ольга легла возле нее. Они заснули, но почти тотчас проснулись. В церкви было полутемно, в то время как зарево пожара освещало улицы, словно днем. Красный отблеск пожара западал через открытые двери и трепетал на ликах святых угодников, отчего те казались словно живыми. Но затем вдруг яркий свет озарил всю внутренность церкви. Пламя охватило иконостас и быстро затрещало и повилось по сухому дереву. Ольга и Пашка едва успели выскочить и побежали дальше, снова до первой церкви. Подле Лубянок они наконец остановились, войдя в притвор большой церкви, где и провели остаток страшной ночи.
Проснулись они поздно утром от мучительного чувства голода.
— Чего молчишь! — сказала Пашка. — Ведь по лицу вижу, что отощала крепко, есть хочешь!
— Да и как еще! — слабо улыбаясь, ответила Ольга.
Пашка встала с пола.
— Ну, базара-то нынче, пожалуй, и нет. Надо искать пойти. Ты тут схоронись, вот хотя бы за плащаницей, а я пойду поищу.
Пашка осторожно выскользнула на площадь. Кругом царила тишина, словно все вымерло; издалека доносился шум боя, а над городом траурным черным пологом навис густой дым, озаренный багровым светом пожара со стороны Замоскворечья.
Пашка осторожно скользнула в одну из улиц. В ней дома еще были целы, но, видимо, оставлены людьми. Ворота и двери — все было настежь; Пашка смело вошла в один из домов и пошла по опустевшим покоям. Кругом было все разворочено и разбросано, словно люди торопились бежать. Пашка внимательно осмотрела все поставцы и, на свое счастье, нашла жареную утку, хлеба каравай да кадочку меда. Она ухватила все это, взяла и небольшую плетенку с вином и быстро побежала назад к Ольге.
При виде еды княжну на время оставил всякий страх. Она жадно принялась есть, слушая вполуха
