Тот, кого миновал расстрел, не мог избегнуть ареста. Любой бандит, имевший оружие и носивший красную ленту на картузе или в петлице, мог безнаказанно арестовать архиерея, священника, произвести обыск (все это без всяких ордеров и санкций), 'социализировать' их ценности и вообще делать с ними все, что угодно.
Впрочем, это характерно и для последующих лет: и в МУРе, и в УГРО были всегда следователи, которым безразлично было, кого сажать, за что сажать, зачем сажать, - лишь бы сажать. [6]
Итак, 1918-й. 'Псковская воля', орган социалистов-революционеров, сообщала об аресте в первый день Рождества Псковского епископа. Преосвященного Евсевия.
7-го января 1917-го года в покои епископа Евсевия явился наряд военно-революционного комитета, предъявивший ордер на арест 'того священника, который за Литургией в день Рождества Христова произнес погромную речь'. В это время в гостиной архиерея присутствовали двое священников и псаломщик, только что возвратившиеся из церкви.
- Кто из вас говорил погромную речь? - обратились с вопросом солдаты.
- Проповедь в соборе говорил миссионер, - ответил епископ Евсевий.
- Где он? - осведомились солдаты.
- Здесь его нет.
- Ну, так где он живет? - Все отозвались незнанием.
- В таком случае мы арестуем вас, - обращаясь к архиерею, заявили прибывшие.
- Я же архиерей, а не миссионер, - пытался убеждать епископ Евсевий.
- Все равно...
- Да как все равно: у вас и ордера на мой арест не имеется.
- Ну, нечего дурака валять, - решительно заявили посланцы военно-революционного комитета.
Во время препирательства один из присутствовавших священников позвонил в главное управление милиции и сообщил, что в архиерейские покои явились солдаты, которые грубо обращаются с архиереем и т.п.
Священнику показался подозрительным предъявленный ордер, подписанный 6-го января, а арест налагался за проповедь в рождественскую литургию.
Из милиции был командирован народ, который арестовал солдат. Но вместе с ними был арестован и епископ Евсевий. Его доставили в военно-революционный комитет для допроса. [7]
'Томский церковно-общественный вестник' повествовал о событиях в Омске.
Со 2-го февраля Омск жил в очень тревожной атмосфере. В связи с декретом об отделении Церкви от государства большевики предъявили местному епископу требование, чтобы все управление консистории, вместе со зданием, делами, инвентарем и имуществом он передал в их распоряжение. Потребовали так же, чтобы он очистил свои покои для размещения в них большевистских учреждений.
Народная молва пошла дальше. Прошел слух, что большевики хотят в одном из приделов кафедрального собора устроить лазарет, оставив только один придел для богослужений.
В этот день в новом соборе совершалась торжественная служба Протоиерей о А Соловьев с большим подъемом и чувством сказал проповедь о гонениях на Церковь Сам плакал, плакали прихожане, женщины разразились истерическими рыданиями Какой-то солдат стал вслух защищать действия Совдепа, доказывая, что Церковь должна идти на помощь государству в моменты общественных бедствий и ничего нет кощунственного, если в храме будет устроен лазарет
Это подлило масла в огонь Сначала в самом соборе, а затем у церкви, на улице, произошли отдельные схватки митингового характера, кое-где доходило до рукопашной, но отряд солдат и красногвардейцев разогнал демонстрацию Разговоры дали толпе уверенность, что большевики действительно хотят собор обратить в лазарет
3-го февраля, в субботу, около церкви стали собираться группы прихожан. Красногвардейцы эти группы разгоняли, 4-го февраля, в воскресенье, был устроен общий крестный ход Возбуждение было сильное. Было прочитано послание Патриарха Тихона Но особых столкновений не произошло. [8]
В ночь с 5-го на 6-ое февраля, в 3 часа ночи, к архиерейскому дому подошел вооруженный отряд матросов из карательного отряда и начал стучать в двери дома Так как еще задолго до этой ночи преосвященным Сильвестром было сделано общее распоряжение по дому ночью в дом никого не пускать, в виду грабежей и насилий, чинимых в городе по ночам под видом обысков, то прислуга дверей не открыла. Пришедшие стали грозить, что будут стрелять и взорвут двери, если не откроют им, и действительно стали ломиться.
Тогда по распоряжению эконома архиерейского дома на соборной колокольне ударили в набат. Отряд сбежал. К архиерейскому дому начал стекаться народ. К собравшимся вышел Владыка. В это время получили весть, что какие-то люди грабят кафедрального протоиерея и ключаря. Часть народа побежала туда В архиерейском доме вместе с Владыкой осталось, кроме обитателей дома, человек 20. Через некоторое время к архиерею постучали. На вопрос 'Кто?' раздался ответ: 'Свои, прихожане'. Келейник открыл двери Но это оказались красногвардейцы. Когда келейник сделал попытку выпроводить пришедших за дверь, красногвардейцы выстрелом из револьвера уложили его на месте. Размахивая оружием, с бранью, матросы кричали:
- Где архиерей?
- Я архиерей, - ответил Владыка.
Преосвященного Сильвестра схватили, к виску приставили револьвер, и даже не дав возможности надеть теплой верхней одежды, по сибирскому морозу повели по городу в 'Дом республики' - помещение Совдепа.
Присутствовавшие в доме в ужасе стали расходиться Главарь отряда, когда увели епископа, набросился на них и выстрелом из револьвера, разрывной, вероятно, пулей, без всякого повода, снес череп стоявшему в стороне эконому епископа Николаю Цикуре.
По дороге в Совдеп и в первые часы пребывания там преосвященного Сильвестра над ним издевались: ругань, клевета, циничные оскорбления и подражания в духе 'радуйся, Царю Иудейский' Епископа посадили в общую со всеми заключенными комнату, грязную и душную от табака. Тут же в комнате оказались заключенными кафедральный протоиерей о. Александр Соловьев и ключарь собора о. Феодор Челюгин. Они были арестованы еще раньше
Колокольный звон, между тем, продолжал созывать прихожан, пока звонаря не ранил какой-то солдат. На звон собора откликнулись другие церкви. У церквей, на улицах и площадях появились толпы народа. Наиболее многочисленные и активные толпы образовались у собора, у архиерейского дома, у Совдепа и Казачьего собора Возмущенный народ требовал освобождения епископа. Утром 6-го февраля на улицах была масса солдат, красногвардейцев, матросов, вооруженных винтовками, маузерами, с патронными лентами через плечо, с ручными гранатами у пояса. Была масса публики, которой не давали сходиться в группы, предупреждая, что будут стрелять Раздавались выстрелы. Публика в панике разбегалась К 11 часам ночи следующего дня допрос над всеми тремя был закончен Целый день город был в движении, все учреждения, магазины и учебные заведения были закрыты По городу шла непрерывная пальба: красногвардейцы залпами разгоняли народ. У архиерейского дома была поставлена стража из солдат и красногвардейцев. Несколько раз толпа разгоняла охрану, нескольких красногвардейцев разоружили и избили У архиерейского дома и Казачьего собора дело доходило до стрельбы из пулеметов. Были жертвы с той и с другой стороны. В 4 часа дня город был объявлен на осадном положении. Толпы рассеялись Ночь прошла тревожно, стрельба продолжалась до утра. В 12 часов ночи в архиерейский дом пришла следственная комиссия и опечатала покои Преосвященного
5-го февраля по распоряжению совета рабочих и солдатских депутатов Петроградской стороны был арестован священник церкви Петропавловской больницы о И. И. Чокой. Комитет потребовал от о Чокоя объяснения, почему он, как заявили какие-то лица, отказался служить панихиду по красногвардейцам
О Чокой заявил, что комитет не имеет права предъявлять священнику какие бы то ни было обвинения по делам веры, так как дела эти находятся вне сферы компетенции комитета, и что вмешательством в чисто пастырское дело комитет нарушает закон о свободе совести и декрет об отделении Церкви от государства, обнаруживая тем самым, что ему, комитету, чужды такие понятия, как права и свобода совести Протокол, составленный товарищем председателя следственной комиссии, о. Чокой отказался подписать принципиально
