скучный ужин, который царь делил с императрицей только ради соблюдения приличий, поэтому Александр был рад, когда его прервали. Он и понятия не имел, что это могут быть за новости, разве что о новом мятеже в военных поселениях. Лицо его выразило недовольство, и он резко произнес:
– Приношу вам свои извинения, мадам. Прибыло сообщение, срочное, думаю, мне следует его прочесть, не откладывая.
Он послал за курьером и, сидя за столом, взломал запечатанное письмо. Аракчеев, всегда пристально следивший за каждым его движением, заметил, как неожиданно изменился цвет лица государя. Несколько минут тот сидел, не выпуская письма из рук, пока все остальные тоже не заметили, что что-то встревожило его настолько сильно, что у него дрожали руки. Но только Аракчеев посмел обратиться к нему с вопросом:
– В чем дело, ваше величество?
Александр опустил письмо и оглядел стол.
– Новости с острова Святой Елены. Наполеон умер.
Первой заговорила императрица Елизавета.
– Господи, и всего-то! Сначала я действительно перепугалась, ваше величество, вы были так возбуждены. Что ж, слава Богу, мир избавился от него.
В разговор, который последовал за этим, вступили Аракчеев и Волконский. Александр все еще молчал, не выпуская письма из рук и все еще слыша небрежно брошенные слова своей жены: «И всего-то!»
Властитель всего мира, чьи легионы были столь же непобедимы, как и фаланги Древнего Рима… человек, с которым он вступил в величайшую в истории битву и в конце концов победил.
Наполеон. В голове у Александра стоял шум – грохочущие орудия; мерная поступь войск, над которыми развеваются сверкающие на солнце знамена с орлами; топот огромных отрядов кавалерии… «Vive L'Empereur!» Доносящийся издалека шум схватки, который он впервые услышал под Аустерлицем, когда огромные массы французской пехоты вступили в бой. Трубили горны, французские горны, разносившие по всей местности этим солнечным июньским утром свои ужасающие звуки, и крошечная фигурка в мундире Старой Гвардии на плоту в Тильзите… Наполеон, выступающий вперед и пожимающий ему руку…
Эрфурд, представления Комеди Франсе, парадные обеды, блестящие военные смотры, тихие беседы с Талейраном… Талейран тоже пал, король отделался от него.
Затем мысленно царь вновь побывал в Вильне, на балу в Запрете, когда к нему подошел Балашов, и сейчас он так явственно расслышал его шепот, как будто тот стоял рядом с ним.
– Французы форсировали Неман, ваше величество. На нас напали!
В носу он чувствовал запах гари – русские города и деревни пылали под горячим летним небом 1812 года, а он ехал вместе с армией Барклая де Толли; дымящийся остов Москвы, сотрясаемый взрывами, потому что завоеватели взрывали все, что осталось от сгоревшего города. Карта в его кабинете в Зимнем дворце, где маленькие флажки указывали продвижение неприятеля при отступлении. Церкви, где он простаивал часами, умоляя Господа Бога наставить его на путь истинный; Екатерина Павловна, оплакивающая Багратиона, склоняющаяся над его плечом, чтобы рассмотреть карту, с мужской разумностью следящая за ходом развития войны.
Названия звучали, как призыв трубы, – Смоленск, Бородино. Колокольный звон в Москве, возвещающий о пожаре. Метель днем и ночью, самая жестокая зима за много лет, а затем вздувшиеся воды Березины и дрожащий голос Кутузова, рассказывающий о вопле ужаса, который поднялся над рухнувшим мостом, когда сотни людей нашли в реке свою погибель.
Кутузов тоже умер. Смельчак Ней, просивший за своего императора царя в гостиной Талейрана, казнен после Ватерлоо; та же участь постигла и Мюрата, который среди кавалеристов стал живой легендой. Бертье, главнокомандующий штабом Наполеона, выбросился из окна, когда увидел, как русские войска вторично пересекают границу Франции в 1815 году.
Британский военный корабль выплыл в Атлантический океан с Наполеоном на борту, направляясь на небольшой остров с нездоровым климатом, которому суждено было стать самой известной тюрьмой в мире.
Внезапно ему вспомнилось лицо Жозефины, хорошенькое лицо женщины, кому и в старости удавалось оставаться молодой, когда она смотрела на него в сумерках в розовом саду Мальмезона.
«Меня любил величайший человек своего времени, а я была слишком глупа, чтобы оценить это».
Грохот этих великих сражений, переходящий в шепот людей, обсуждавших их, ветераны, кого никто уже не слушал… Французские орлы в русском имперском музее, орудия, ржавеющие в полях, играющие рядом с ними дети. И десять миллионов погибших.
Письмо… «Генерал Бонапарт умер на острове Святой Елены после мучительной болезни».
Генерал Бонапарт, вот что сделали с вами англичане. Они запретили людям из его окружения, которые последовали за ним в ссылку, обращаться к нему по-другому. Генерал Бонапарт умер.
«О, и всего-то!» – сказала царица.
Александр резко отодвинул стул от стола и вышел из комнаты, не сказав ни слова.
21
Меттерних не встречался с царем с последнего Конгресса в Э-ла-Шапель два года тому назад. Когда Конгресс вновь собрался в Троппау, он с трудом узнал его. Александр сутулился, как будто нес на своих плечах невидимый груз. Он почти облысел, а от его великолепной фигуры не осталось и следа. Меттерниха особенно поразило отсутствующее выражение его глаз, так как Александр, казалось, почти не слушает того, что ему говорят. Во время одной из бесед австрийцу показалось, что губы императора двигались, как будто он читал молитву, но он посчитал это обманом зрения/ Изменения, происшедшие с Александром, касались не только его внешнего облика, как очень быстро понял Меттерних, и в этом его проницательный ум увидел большие открывающиеся перед ним возможности.
Его противник по венским переговорам был больным человеком, то нетерпимым, то впадающим в сон; он стал сильно, даже болезненно, подозрительным. От его былых побед не осталось и следа, и он как-то удивительно быстро удалялся от окружающего его мира. Чем больше слушал Меттерних Александра, тем более убеждался, что его глаза не обманули его, когда ему почудилось, что за столом переговоров царь был погружен в молитву, потому что было ясно, что веселый, блестящий идол венских салонов стал жертвой религиозной мании.
«Это результат влияния таких обманщиков, как мадам фон Крюденер, монахов и мистиков, которыми он себя окружил, – с презрением подумал граф. – Это они превратили царя в чудака и тирана, потому что рядом с ним больше нет его мегеры-сестры, чей здравый смысл мог бы защитить его».
Меттерних внимательно наблюдал за царем и через несколько дней пригласил его к себе на обед. Он будет очень благодарен, бормотал он, если тот приедет поговорить с ним.
И хотя Александр все еще продолжал ненавидеть австрийца, он согласился, напомнив себе, что прощать было так по-христиански. Кроме того, он теперь вообще во многом соглашался с политикой Меттерниха.
Обед был превосходен, и хозяин использовал все свое остроумие и красноречие, чтобы доставить гостю удовольствие. Постепенно Александр оттаивал. Он смеялся над слегка злобными комментариями Меттерниха по поводу других посланников и соглашался со всеми любезностями и льстивыми речами, не замечая, как старался австриец завоевать его симпатию. Когда они вышли из столовой, им подали коньяк, после чего лакей вышел из комнаты. Как только они остались одни, Меттерних стал обсуждать проблемы, которые затрагивались на Конгрессе.
– Ужасно сознавать, что этот революционный дух получил такое широкое распространение, – заметил он. – После всех бедствий наполеоновских войн, после всех наших стараний сохранить мир – особенно ваших, ваше величество, – можно было ожидать, что народ будет радоваться сильному правлению. Иногда мне кажется, что монархическая система никогда еще не находилась в такой сильной опасности!
Он искоса бросил взгляд на Александра; до него доходили слухи о мятежах в военных поселениях и о недовольстве даже в среде дворян. Не надо было Александру позволять своим офицерам так свободно вращаться в европейском обществе во время наполеоновских войн, это привело к тому, что у них появилась опасная тяга к свободе выражения собственного мнения.
– Почему испанский король пошел на уступки? – сердито задал вопрос царь. – Почему он даровал им конституцию и этим самым способствовал тому, что все другие недовольные также выступили со своими
