отвлекайся от работы и не встревай в служебные разговоры старших по званию… Тут тебе не тайга, а ротная канцелярия… Взамен той, которую ты, подлец и негодяй, спалил… Кстати, что там с этим населённым пунктом стало? неужели опять студенты?
— То ещё до нас сожгли… Немцы в 41-ом. — Рассеянно и задумчиво говорил я, с особой теплотой вспоминая относительно безбрежные просторы полей Рязанщины плавно переходящие в болотистые низменности с комарьём и мошкарой. — Это не то… корову на нас повесили в другом месте.
— А это ещё как? — Не отрываясь от контроля за восстановлением буржуйки, спросил ротный. — Какая такая корова?
— О-о… Да это целая история… Так сказать, военно-приключенческий детектив… Правда, с печальным концом… — После этих слов я рассмеялся уже без прежней иронии, но зато с нынешним превеликим удовольствием. — Представляешь! Почти всю Рязанскую область пешкодралом обошли и практически везде нас встречали чуть ли не с хлебом-солью… Ну, с домашним молоком или водкой, это уж точно!..
Но… Летом на очередных учениях в этом самом Чучковском районе одна наша подгруппа прошла поздним-препоздним вечером через полуразвалившийся колхоз с названием «Сорок лет без урожая». А местные жители там — ну, такие ушлые пройдохи… Своего счастливого шанса никогда не упустят… Уже утром нас всех срочно по радиосвязи собрали в пункте сбора, где руководитель учений полковник Некрасов.
Нервно докурил свою последнюю сигарету из пачки… И задушевным голосом нас спрашивает: «Ребята! Ну, зачем же вы её убили?» А мы же ничего ещё не знаем! Подумали, что на нас хотят чей-то труп повесить…
— Мокруху пришить! — рассмеялся Иваныч. — Столетней давности…
Я тоже посмеялся, но так… чуть-чуть… Больше из вежливости… Начальство же всё-таки…
— Мы молчим, как брянские партизаны… А преподаватель стал по-новой допытываться… Мы не выдержали и решили уточнить: «Кого хоть убили-то Старушку мхом заросшую или девку симпатичную?» А Некрасов своё гнёт: «кто же из вас пристрелил одну-единственную колхозную корову?..» Тут-то дело и прояснилось!.. Оказывается, ещё ночью эти оголодавшие селяне дозвонились до дежурного по нашему воздушно-десантному училищу и нагло заявили ему, что через их «зажиточную» деревню прошло три курсанта-десантника, которые мимоходом… То есть походя… Самым безжалостным способом лишили жизни их знаменитую красавицу-бурёнку!.. Остававшуюся последней отрадой и надеждой на будущее благополучие местных крестьян. А это же голодный девяносто второй год… И, по их словам, эти трое озверевших десантников в течении пяти-десяти минут освежевали всю тушу и забрали её с собой целиком, оставив несчастным жителям только рога, шкуру и копыта.
— Что это за корова такая? — недовольным тоном проворчал Пуданов. — Заморыш какой-то…
— Курсанты тоже кушать хотят, — ехидно вставил наш писарчук. — Так что не только солдаты…
— Молчал бы уж… Тоже мне «солдат» нашёлся! — поддел его ротный, причём не только своим словом, а ещё и носком своего ботинка. — Вы-то здесь собак бродячих на шашлык пускаете, а там хоть мясо…
— Да в том-то и дело, что не так обидно было, если бы эту коровёнку сожрали наши пацаны, — возмутился я. — Во-первых, три человека не могут утащить всю тушу. Во-вторых, местный доморощенный эксперт по баллистике сразу же определил в коровьей шкуре три входных пулевых отверстия калибром девять миллиметров, но к утру от бурёнкиной кожи ничего не осталось… Якобы, её растащили местные собаки. В-третьих, выстрелы были бесшумные, а единственный винторез находился в тридцати километрах левее. Короче, бред какой-то! Сами же её сожрали и на нас свалили. Но наши преподаватели по ТСП очень не хотели того, чтобы это дело дошло до начальника училища. Служебное расследование, кто где был, выговоры и так далее… Поэтому нашим двум взводам пришлось с получки скинуться и заплатить председателю колхоза всю стоимость этой Рыжухи.
— Вот гады…, -отвлечённо сказал Александр Иванович, бросая в пустую печку бумагу и заострённые щепки.
Вот тут-то меня и осенило.
— Оу, иес! Вспомнил! Это же деревня Гадюкино…Так в Чучковской бригаде спецназа называли близлежащее «вражье логово», которое располагалось в километре от них. Когда мы, курсанты, приезжали к ним на стажировку или учения, то нас специально предупреждали, чтобы мы ни по какому поводу не заходили и не заезжали в эту деревню… Оказывается, местные «гадюкинцы» с лютой «нелюбовью» относятся к спецназовцам. Ведь молодые солдаты обчищают их сады и огороды, а дембеля портят их девок и невест. Каждая дискотека оканчивается серьёзной дракой, после которой наши ухажёры запрашивают по рации подкрепление из бригады. Понятное дело, что духи и фазаны не дадут в обиду своих дедушек, и по всей деревне Гадюкино начинается страшный мордобой, в который сразу же влезают гадюкинские папаши и дядьки. Всё заканчивается, когда из райцентра Чучково приезжает милиция, а из воинской части прибегают дежурные офицеры…
— Да, весёлая там житуха, — говорит Александр Иванович, наблюдая за пожирающим бумагу и дерево разгоревшимся пламенем. — Ничего не скажешь…
— А ты думал! Уже на въезде в деревню Гадюкино всегда лежат длинные доски с вбитыми кверху гвоздями. Это они так дорогу перегораживают, чтобы военные машины к ним не заезжали.
— Представляешь, какая получилась ирония судьбы! Житель этой деревни попал служить именно в бригаду спецназа — … и именно к тебе! — засмеялся ротный. — Припомнишь старое этому «гадюкинцу»?..
Но я был настроен вполне миролюбиво и не мстительно.
— Да мне-то что! Я же на дискотеки туда не ходил… А фамилия у него… Иж ты, Королёв! Это вам не хухры-мухры.
— И не ширли-мырли, — продолжил майор Пуданов, оборачиваясь на скрип открываемой двери. — Кто там ещё?
Это пришли дежурные по роте: старый, чтобы доложить о сдаче дежурства, а новый — о приёме.
Я не вмешивался в их служебные дела и только после того, как ротный отпустил их восвояси, обратился к своему командиру отделения.
— Слушай, Бычков! Почему тебя все зовут Виталиком, а в ШДК и в военном билете у тебя написано Виктор? То есть если говорить коротко — то Витя…
— Нет, товарищ старший лейтенант, — улыбнулся сержант. — Здесь мне больше нравится имя Виталик… А дома я буду снова Виктором.
— Ну, как знаешь… — хмыкнул я и направился к выходу. — Товарищ майор, разрешите убыть для проверки оружия группы? Оно как раз всё в наличии должно быть. В караул бойцы взяли другие автоматы.
В ружпарке Бычков показал мне все автоматы, гранатомёты и снайперские винтовки, состоящие на вооружении моих подчинённых. Не спеша мы выложили их на пол и затем одно за другим, сверяя каждый ствол со списком, стали укладывать обратно в пирамиду. В отношении сохранности оружия, прицелов и прочих дополнительных и запасных частей всё в общем-то было нормально, если не считать отсутствия резиновых наглазников на обычных оптических прицелах снайперских винтовок. Вместо них использовались наглазники от прицела к станковому гранатомету, что значительно сокращало расстояние от глаза до линзы.
— Я с собой привёз штук шесть наглазников. Чуть позже выдам и на твои снайперки. Смотри, чтобы они не потерялись.
Командир отделения послушал меня и выдвинул рациональное предложение:
— Товарищ старший лейтенант, вы их лучше выдайте молодым, когда они приедут… А этим дембелям на всё уже начхать.
— Понял тебя, — сказал я, рассматривая элементы питания к ночным прицелам и биноклям. — Аккумуляторы вразброс валяются в коробке и замыкают друг дружку на корпус. Надо их ровненько выложить.
— Это те, что от пожара остались, — пояснил Бычков, наводя среди них порядок. — Очень много батареек сгорело.
