Казарян, который, вроде бы не слушая, ходил вдоль стен гостиной, рассматривая картины, вдруг обернулся и сказал:
— Усадебка Жуковского, эскиз Судейкина, весенний пейзаж Бирули — все это из коллекции зверски убитого и ограбленного Кулакова, дорогой ты мой гражданин Греков. Миня Мосин подтвердит, что эти картинки он идентифицировал в чудном домике, где обреталась твоя команда. Та, которая снизу. А теперь вот они, картиночки, у тебя на стенке!
— Мелочовка, Рома, сам знаешь, что мелочовка! — уже азартно кричал Греков. — Простительная неразборчивость страстного любителя живописи, который понадеялся на порядочность посредника- продавца.
— Посредник — команда? — тоже в азарте спросил Казарян. — Твоя команда?
— Молчать! — рявкнул Смирнов, и все замолкли. Тогда он добавил спокойно: — Тебя сдадут, Владлен. И выбора у тебя нет. Если даже и к стенке не поставят, то уголовники в лагере удавят. Готовься. Скоро, очень скоро сюда явится Ларионов с ордером на арест.
Смирнов встал с пуфика. Трое стояли, а четвертый безмятежно валялся в кресле. Из кресла и разрешил:
— Пускай себе являются.
— Мы даем тебе шанс, — напомнил Алик.
Греков, мешкая по причине захмеления, выпростал себя из кресла, выпрямился во весь рост и заявил, ликуя:
— Ребятки, вы что-то путаете. Это я даю вам шанс. Пока.
— Пошли, — приказал Смирнов Алику и Казаряну. Втроем они направились к выходу. Уже на террасе до них донеслось — на прощание — грековское:
— Все впереди, пацаны! Все впереди! И не забывайте: в конечном счете вы всегда проигрываете.
Казарян довез всех до Алькиного дома, а сам поехал к себе отсыпаться, Смирнов с Аликом, кое-как раздевшись, тоже завалились спать. Дело было сделано.
Но долго и по-настоящему давануть соньку не удалось: издевательским громом прозвучал телефонный звонок.
— Да, — откликнулся в трубку первым добравшийся до телефона Алик. Послушал самую малость и с облегчением доложил: — Санька, это тебя Ларионов.
И кинулся в спальню продолжать страстно желаемый сон. С трудом ориентируясь в пространстве квартиры, Смирнов добрался до аппарата и взял трубку.
— Саня, я жду тебя внизу. Спускайся.
Слегка путаясь в рубашке и портках, Смирнов оделся, прошел в ванную и подставил затылок под струю холодной воды. Вода стекала по волосам, забегала в глаза и в углы рта. Потерпев такое недолго, Смирнов зарычал и стал вытираться полотенцем. Потом причесался.
У подъезда стояла черная машина. Шофера в ней не было. Гулял, наверное. Смирнов открыл заднюю дверцу, плюхнулся на сиденье рядом с Ларионовым и вопросил раздраженно со сна:
— Ну?
— Он застрелился, Саня, — мягко сообщил последнюю новость Ларионов.
— Веселые дела… — заметил Смирнов, окончательно выходя из сонной одури. — Вот и получилось так, как ты хотел…
— А что я хотел? — спросил Ларионов.
— Ты хотел кусок по зубам. Ты его и заполучил.
— Не понял, — надменно заявил Ларионов.
— А что тут непонятного? Самоликвидировался всесильный и державший все в своих руках босс сугубо определенной и весьма ограниченной преступной организации. Он одновременно — и потолок, и дно. Следовательно, и вверх лезть не надо и глубже копать не следует. Очень, очень удачно застрелился Греков.
— Ты на что намекаешь?
— Я не намекаю, я констатирую. И только одно могу сообщить тебе. Для сведения. Когда мы были у него, он явно не собирался этого делать.
— Я так понимаю, что ты мне не веришь?
— Как все это произошло, Сережа?
— Я вошел первым. Он увидел меня и рванулся наверх, на второй этаж, в свой кабинет. Ребята, которые шли следом за мной, кинулись за ним, но не успели.
— А ты успел?
— А что я должен был успеть?
— Успел сказать ему кое-что один на один? — Смирнов усмехнулся вдруг, махнул рукой. — Э, да что я тебя спрашиваю!
И полез из машины. Вылез, хотел было захлопнуть дверцу, но не выдержал и, наклонившись, сказал напоследок:
— Слишком много в последнее время самоубийств в нашей конторе и вокруг нее. Не находишь, Сережа?
Не дожидаясь ответа, со страшной силой захлопнул дверцу.
Смирнов тщательным помешиванием остудил кашу до кондиции и приступил к кормлению. Ксюшка сидела взаперти на высоком стульчике и строго наблюдала за подготовительным процессом, по завершении которого открыла рот. Смирнов поднес к открытому рту ложку с кашей, но Ксюшка рот закрыла и, потянувшись, поцеловала кормильца в щеку. Свершив это, рот опять открыла и губами стянула кашу с ложки. Так и продолжалось: поцелуй, открытый рот, ложка каши. Суровое сердце сыскаря таяло от умиления.
Войдя на кухню, наблюдательный Казарян сказал:
— По-моему, она обоссалась.
И был прав. Сняли Ксюшку со стульчика, с Ксюшки — портки и пустили ее гулять по квартире. Ксюшка бегала по квартире без порток среди двух чемоданов и бесчисленных сумок и страшно веселилась.
— Поезд когда? — спросил Казарян. Смирнов глянул на часы:
— Через два часа.
— Ну, время еще есть, — успокоился Казарян.
— Естественно, — подтвердил Смирнов. — Посошок на дорожку?
— Да я же за рулем.
— Рискнем в последний раз, — решил Смирнов, принес из кухни бутылку 'Двина' и две рюмки. — Для тебя старался, армянский искал.
— Спасибо, — Казарян мгновенно открыл бутылку и разлил. — За то, что все кончилось.
Выпить не успели — в квартиру ворвался Алик и с ходу укорил:
— Конечно же, без меня? — оглянулся и спросил: — А Варька где?
— Варька в магазине, — разъяснил положение дел Смирнов и отправился за третьей рюмкой.
— Ну, бабы! — Алик устроился в кресле и стал смотреть, как Казарян наливает ему рюмку.
— За то, что все кончилось, — повторил тост Казарян, и тотчас позвонили в дверь. — Ну, что ж это такое?
— Это Варька, — ответил Алик и пошел открывать, а Смирнов отправился на кухню за четвертой рюмкой.
— Естественно, без меня, — обиделась Варвара, войдя и бросив набитый пластиковый пакет на диван.
Смирнов молча поставил на стол четвертую рюмку, а Казарян, наполнив ее, в третий раз провозгласил, издевательски намекая на завершенный поход Варвары:
— За то, что все кончилось.
— А что кончилось-то? — поинтересовалась Варвара, понимая, что подобный тост не может относиться только к ней.
— Успешный Санькин визит в Москву, — объяснил Казарян и заорал: — Да выпьем мы когда-нибудь или нет?!!
