— Пожалуй, да. Этот тип женщин всегда выглядит одинаково. Лично я не нахожу в них ничего особенного. Сплошная штукатурка. Но с первого взгляда впечатляет.
Комиссар просмотрел бланк. Елена Антония Александра Робертс. Александра подчеркнуто. Девичья фамилия просто Райс. Родилась 27 августа 1933 года в Кляйн-Видау, недалеко от Познани. Место жительства — Гамбург.
В паспорте перечислены приметы: волосы светлые, сложение среднее, рост 160 сантиметров, глаза голубые. И, естественно, особых примет нет.
Кеттерле сунул паспорт во внутренний карман пальто.
— А кто, собственно, выключил свет? — спросил он. — Вы ведь сказали, что в спальне еще горел свет, когда около двенадцати постучали к ней.
— Это Хайде сделала. По рассеянности или просто не подумав. Полковник устроил ей головомойку и хотел было снова включить. Но я решила, что хватит и того, что один раз выключатель уже трогали.
Кеттерле невольно рассмеялся. У этой странноватой дамы было явно больше здравого смысла, нежели у вышколенного в военных академиях замшелого полковника.
— И что же, она не ответила на ваш стук?
— Нет. Я постучала дважды. Потом подумала, должно быть, уснула, и вернулась к себе.
— А ключ все так же торчал снаружи?
— Да.
— И вы не открыли дверь, чтобы посмотреть, что случилось?
— Но, господин комиссар, — возмутилась хозяйка, — в нашем гостиничном деле...
— Да, да, конечно, — проговорил Кеттерле, — прежде всего скромность и уважение к постояльцам. В конце концов не могли же вы предположить такое.
Он помолчал.
— А вот и полковник, — сказал он, посмотрев в окно. — Не могли бы вы помочь мне, фрау ван Хенгелер? Попросите девушку сменить Хорншу на пляже! Сейчас он необходим мне здесь. Потом Рёпке привезет с собой достаточно народу. — Он взглянул на часы. — В половине первого они будут здесь. Если ничего не случится, конечно.
Хозяйка мгновение помедлила.
— Ну, если только полковник согласится в обед удовольствоваться яичницей...
Отставной вояка как раз вошел в холл.
— Не согласитесь ли вы сегодня в порядке исключения на весьма скромный ленч? — спросила его хозяйка.
— Разумеется, разумеется. Особые обстоятельства требуют особых мер, к тому же я не сомневаюсь, что вы восполните это хорошим ужином.
Полковник потер узловатые руки.
— Чисто сработано, — сказал он. — И весьма предусмотрительно вы обошлись со ставнями.
Он был в своей стихии.
Фрау ван Хенгелер отправилась на кухню. Полковник стоял у окна.
— Ну и что же вы думаете обо всей этой истории?
Больше всего в жизни комиссар Кеттерле ненавидел такие многозначительно-доверительные вопросы, задававшиеся обычно с видом, будто лишь случайность помешала вопрошающему самому вести следствие.
— А ничего, — отрезал он. — В котором часу вы вчера легли спать?
— Вы что, собираетесь меня допрашивать? — спросил полковник, одергивая пиджак и выпрямляясь во весь рост.
— Быть может, вам известно, где находится фрау Робертс? — резко спросил Кеттерле.
— Нет, как вы посмели...
— В таком случае вам придется отвечать на мои вопросы. Потому что мне поручено это выяснить, мне, а не вам.
— Но если у вас есть подозрения, неужели нельзя поделиться...
Комиссар вплотную подошел к отставному офицеру.
— Ведите себя разумно, прошу вас, — он принудил себя к дружелюбному, почти заклинающему тону. — У нас нет пока ни малейшего представления, что же на самом деле произошло. А уж до каких-то подозрений нам далеко так же, как до второго пришествия. И если вы действительно хотите в один прекрасный день узнать, что произошло, тогда потрудитесь отвечать на мои вопросы. Итак, в котором часу вчера вечером вы легли спать и где расположена ваша комната?
Комиссар знал действие на людей резкой и настойчивой своей манеры и потому нисколько не удивился, когда полковник беспрекословно начал давать показания.
Они сидели в оконной нише, и Кеттерле было видно, как Хайде вышла из пансиона в направлении пляжа. Полковник как раз доложил ему, что лег спать около одиннадцати. Его комната расположена в мансарде и выходит окнами на море, но ничего особенного он не заметил. Насколько ему помнится, госпожа Робертс ушла к себе чуть раньше. Потом он заснул, и лишь сегодня утром Вилли (Вилли — это фрау ван Хенгелер, Виллемина ван Хенгелер, если точнее) сообщила ему, что новая постоялица, очевидно, отправилась погулять и до сих пор не вернулась. Остальное комиссару известно.
Оба они глядели вслед уходящей девушке, которая все ускоряла шаги, завязывая на ходу платок на голове.
— Вилли нелегко с ней приходится, — сказал полковник без всякой видимой связи. — Она ленива, строптива и все делает наперекор. А сама Вилли очень больна.
Кеттерле только собирался сказать, что не разделяет такого мнения о Хайде, как вдруг послышалось прерывистое тарахтенье мопеда и вахмистр местной полиции, в форме, как и положено, свернул за угол дома.
— Прошу прощения, — быстро проговорил Кеттерле и распахнул входную дверь.
— Так это вы — комиссар из Гамбурга?
— Да. А вы — начальник местного полицейского поста?
— Так точно. Фрау ван Хенгелер просила меня прибыть как можно скорее.
Комиссар предъявил полицейскому удостоверение.
— Нас известили напрямую и особо обратили внимание на, то, что в данный момент нет ветра. Поэтому мы и выехали немедленно. Надеюсь, вы не чувствуете себя обойденным?
— Если честно, то я этому даже рад, господин комиссар. Как мне сказала Вилли...
— Вилли?
— Да. Здесь все ее так называют. Удалось вам установить что-нибудь?
— Пока ничего. Что вы обычно предпринимаете, когда разыскиваете здесь пропавшего?
Рука комиссара описала широкий полукруг над застывшим в неподвижности мелководьем, отдающим тяжелым свинцовым отливом.
— Обязательно сегодня? — спросил полицейский.
— Конечно, — кивнул Кеттерле. — И чем скорее, тем лучше.
— Как правило, собираются полицейские силы со всего округа. Подключаются рыбаки, ловцы креветок, иногда помогают крестьяне. Сейчас вода спадает, но уже через три-четыре часа здесь будет настоящая буря.
Не говорите ерунды, хотел было сказать Кеттерле, но вспомнил, как Хайде повязывала голову платком. Еще утром платка на ней не было.
— Видите на горизонте тонкую серую полоску? — спросил полицейский, выключив наконец мотор и установив мопед на подножку. — Вот это буря и есть. В районе Шарнхёрна начнется уже часов в шесть- семь.
Он громко откашлялся и поправил на себе форму.
— Должно быть, вы этого не знаете. При сильном северо-западном ветре прилив гонит воду в дюны. Конечно, отдельные отмели остаются, как правило, те, что сейчас покрыты водой, однако встречное течение на мелководье образует водовороты, и все мгновенно засасывается в трясину, под верхний слой песка. Случалось находить скелеты, которые согласно экспертизе пролежали в песках столетия. Эти пески
