— Подождите, пожалуйста, нас наверху в доме, — сказал комиссар, выходя вслед за Хайде и полковником из комнатушки. Засунув руки в карманы пальто, он остановился, осматриваясь, посреди сарая.
— Где она лежала, Рёпке?
Рёпке указал на пространство между лодкой с подвесным мотором и весельной шлюпкой.
— Дверь была заперта?
— Дверь была закрыта, но не заперта. Ключ торчал снаружи.
— А решетка спереди?
— Решетка была заперта. Висячий замок и цепь в неприкосновенности.
Комиссар кивнул.
— Возник еще один вопрос, — пробормотал он, — как Сандра Робертс с того места, где исчез ее след, попала в этот сарай? Попала она сюда живой или мертвой?
А еще он подумал, что если врач прав, то она, очевидно, уже находилась здесь, когда он вчера утром был в доме сенатора.
— Если бы мы тогда обыскали все помещения, — тихо сказал он. Потом, словно чего-то испугавшись, быстро прошел в комнатушку, где хранились моторы, и снял полотенце с лица Сандры Робертс.
Потому что услышал, как в саду Хорншу разговаривает с Новотни.
Шофер остановился в дверях, нервно покусывая нижнюю губу и переводя взгляд с утопленницы на Кёттерле.
— Мы все-таки нашли ее, господин Новотни. Неприятная новость, а? Что я еще собирался у вас спросить...
— Но она ведь была там, на побережье... — запинаясь, выдавил из себя шофер. — Как же она попала в сарай?
— Имеется один-единственный человек, который это знает, господин Новотни. И если мы его не найдем, он так и останется единственным. Но вот что я собирался у вас спросить. Лодочный сарай, как правило, запирается?
— Да, конечно. Спереди у него решетка, и еще дверь в парк.
— Где хранятся ключи?
— Ключи у господина сенатора в ящике ночного столика. Еще один ключ висит на доске в гараже, где висят все остальные ключи.
— От решетки тоже?
— Да. Это один и тот же ключ.
— А ключи от лодок?
— От лодок хранятся у меня. То есть ключ от баркаса с кабиной и еще от моторки. У весельной шлюпки нет замка. Господин сенатор никогда не ездит на лодке один.
Комиссар взглянул на Хорншу.
— Разве вы не сообщили ему, что господин сенатор умер? — спросил он. — Умер от сердечного приступа, увидев свою утонувшую жену.
Стальной взгляд комиссара вновь переместился на лицо Новотни, которое стало теперь бледным, как голландский сыр.
— Человек, у которого такое на совести, должен иметь железные нервы. Вам не кажется?
Новотни пошевелил губами.
— Это неправда, — пробормотал он, запинаясь и очень тихо. — Вы хотите взять меня на пушку.
— Хотите увидеть его? — спросил Кеттерле. — Кстати, когда вы в последний раз пользовались лодками, Новотни? Пригодны ли они для морских прогулок и какова их скорость?
— Я несколько недель уже не подходил к лодкам. В последний раз в сентябре. Тогда с господами мы отправились в Фирланден. А больше нет. «Крис» годится для морских прогулок вдоль побережья. Ее максимальная скорость 55 километров в час. На моторке нельзя выезжать дальше Глюксбурга. Но она дает скорость до 75 километров. При хорошей погоде, разумеется...
— Погода была хорошая, Новотни.
— Но лодки все это время были здесь.
— Кто может подтвердить?
— У господина сенатора есть...
— Господин сенатор мертв. Когда вы находились в последний раз здесь, в сарае?
— В пятницу вечером, около девяти. Обычно я проверяю сарай каждый вечер.
— А в субботу вечером не проверяли? И в воскресенье тоже, так ведь?
— Там было много волнений, господин комиссар. Все в самом деле пошло наперекосяк.
— Так-так, — пробормотал Кеттерле. — Хорншу, позаботьтесь о том, чтобы господин Новотни завтра, нет, скажем, послезавтра в половине десятого явился ко мне на официальный допрос. Вы все сфотографировали, Репке? Если задержка за мной, то можете увозить тело. Лучше всего прямо в институт, так ведь, доктор?
Штёкель что-то пробормотал себе под нос, из чего можно было заключить, что, судя по всему, ему придется заняться еще и стариком.
— Ну, это уже другая проблема, — сказал Кеттерле. — Вы идете с нами?
Один за другим они вышли из лодочного сарая, оставив там двух или трех полицейских, которые пытались с помощью брезента и нейлоновой веревки сделать из того, что когда-то было Сандрой Робертс, транспортабельный сверток.
Эрика Брабендер сидела в холле на мягкой голландской кушетке и непрерывно всхлипывала. Ханс-Пауль стоял рядом, похожий на школьника, не выучившего урока и не знавшего теперь, что отвечать. Зигрид копалась в своей сумочке, пытаясь отыскать для сестры бумажные салфетки.
Когда Эрика увидела комиссара, проходящего через зимний сад, она отпихнула Зигрид в сторону, вскочила и пошла ему навстречу.
— Что вы сделали с Реймаром? Реймар абсолютно не виновен. Реймар никогда даже в мыслях...
Кеттерле взглянул на залитое слезами лицо.
— Потом, — сказал он. — После, госпожа Брабендер. Я понимаю ваше волнение. Но сейчас, к сожалению, не могу вами заняться. Я приглашу вас позже наверх.
Он поднялся на второй этаж, за ним доктор Штёкель, высокий и худой, похожий на узкий солдатский шкафчик в казарме. Люди Рёпке были уже при деле. Начальник 114-го полицейского участка сидел за изящным столиком в стиле Шератена[4], на котором установил пишущую машинку, и допрашивал Матильду.
Сенатору закрыли глаза и положили на кровать. Тело его было прикрыто до подбородка, но даже после смерти мощная львиная голова поражала жесткой энергией и непреклонностью.
«Вы можете остаться в этом деле в дураках, господин старший комиссар», — вспомнил он его слова.
«Если бы я тогда прислал сюда полицейского, — подумал он, — сенатор не отправился бы один в лодочный сарай».
— Я проснулась, когда господин доктор с полицией уже были в доме, — рассказывала Матильда.
В этот момент вахмистр увидел комиссара и встал.
— Как все это было? — спросил Кеттерле и огляделся. Вахмистр доложил.
— Потом мы увидели мужчину, толкавшего свой автомобиль, — добавил он. — Мы задержали его. Он заявил, что приходится сенатору зятем и просто хотел его проведать. Но так как все в доме показалось ему спокойно, он не стал заходить. У него отказал мотор, и он как раз собирался толкнуть машину, чтобы она завелась. Прямо в прихожей мы наткнулись на носовой платок с его монограммой.
— И что он сказал после этого?
— Признался, что был в доме. Он нашел сенатора в приступе, услышал шорохи, услышал голос моего коллеги в телефонной будке. Тут он испугался и сломя голову побежал к своей машине. Носовой платок он,
