— Не знаю я этого паренька, Саня.
— Ты смотри, смотри внимательнее! — злобно приказал Александр.
— А чего смотреть? Не знаю, значит, не знаю.
— Эх, Алька, Алька, а еще друг!
— Я тебе, Саня, друг, а не майору милиции.
— А Саня — майор милиции, и больше ничего.
— Если так, то жаль.
Александр поднялся со скамейки, встал и Алик.
Стояли, изучали друг друга, два здоровенных амбала. Александр сказал на прощанье:
— Стыдно тебе будет, чистюля, когда свидетели его опознают.
— Их дело — опознавать, мое — стыдиться.
— Хреновину-то не надо бы нести, — Александр вырвал фотографию из рук Алика, спрятал в карман. — Я слово в сорок пятом дал Иван Павловичу извести всю эту нечисть. И изведу.
Алик улыбнулся во все тридцать два зуба:
— Паренек-то этот — нечисть?!
— Если ты его выгородишь, станет нечистью.
Иванюк-младший с ходу раскололся:
— Вчера вечером приходил. Денег просил.
— Что ж ты мне не позвонил? Мы же договорились, Гена! — вскричал Казарян, вскинул руки, с поднятыми руками походил по богато обставленной иванюковской столовой, изображая отчаяние. Развлекал себя Казарян.
— Я звонил, я сегодня все утро вам звонил, а вас не было! — Гена стоял, колотя себя кулаком в грудь.
Казарян уже сидел, обнимая многодумную голову.
— Что Стручок говорил? — не поднимая головы, спросил Роман.
— Говорил, что домой возвращаться сейчас никак нельзя. Хотел у бабки пожить, но боится, что найдут. Пристроился у одних, но там платить надо.
— Где это — «у одних»?
— Не знаю. Правда, не знаю.
— Ты ему денег дал?
— Да. Двести рублей.
— Откуда у тебя деньги?
— Мама ко дню рождения подарила. Мне тридцатого восемнадцать лет исполнилось.
— Совершеннолетний ты у нас теперь. Значит, сажать по всей строгости можно.
— Вы все шутите. А мне жить как?!
— Так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Так, чтобы мы тебя не сажали. Усек, Геннадий Иванюк?
Геннадий Иванюк усек.
Иванюк-то усек, а Виталий Горохов — нет. Смешно, но Стручок, как большой, лег на дно. Ну и пусть район его ищет. Ведь трамвайный грабеж — их дело.
— …Лидия Сергеевна для верности по поводу самсоновского башмачка целый научный симпозиум собирала. Его каблучок. Стоял под сосной Николай Самсонов в тот вечер. С «Вальтером» в руках. Так-то. — Ответил на все вопросы Сергей Ларионов.
— Считаешь, надо рубить концы? — спросил Казарян, будучи уверен, что надо.
— Делать больше нечего…
— А что Санятка думает?
— Нет его, — раздраженно ответил Ларионов. — Как ушел с утра, так и нет. Сам звонил, требовал на ковер.
— Резюмируем: Колхозника — под суд, и закрываем дело. Так, Сергунька?
— Только так.
— Но где же все-таки Санек?
Сам полистал бумажки из канцелярской папочки, останавливаясь на особо заинтересовавших его местах, закрыл папочку, встал, прошелся по кабинету и спросил, не глядя на Смирнова:
— Что предлагаете?
— На ваше усмотрение, — с трудом выдавил Александр.
— Убийство раскрыто, и я могу рапортовать начальству. — Сам все ходил по ковру, стараясь наступать на симметричные части узоров. Спел задумчиво: «Все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо!»
— Так что же нам делать, Иван Васильевич?
Сам наконец посмотрел на Александра и сказал совсем о другом:
— А ведь справились мы, Саша, справились! Вернули покой Москве. Когда они к нам явились, а имя им — легион, ей-богу, страшно стало! Но, как говорится, глаза страшатся, руки делают. Сделали наши руки, сделали! Ну, согласись!
— Так ведь то шпана была. Она количеством брала.
— Сынок мой, поэт хренов, все один стишок гундосит последнее время беспрерывно. Свой ли, чужой, — не ведаю:
— Гимн нашей отчетности, — мрачно изрек Александр.
— А ты что — против отчетности? Насколько я понимаю, ты пришел, чтобы закрыть дело, чтобы в твоей отчетности полный ажур был.
— И в вашей.
— Не хами начальству. Впрочем, и в моей тоже. Концов рубить придется много?
— Достаточно.
— Давай по порядку.
— Убийство по решению правила. Кто инициатор толковища, тот, по сути дела, и сообщник преступления, соучастник убийства. Колхозник только тупой исполнитель.
— У тебя же по этому правилу ни черта нет. Одна, брат, теория. Давай дальше.
— Правило собиралось явно по меховому делу. Когда разматывали, совсем забыли про исчезнувшие контейнеры, удовлетворились найденным, а из-за этого немалого остатка могут быть отнюдь не малые, выходящие на чистую уголовщину, преступления.
— Достаточно убедительная гипотеза. Но — гипотеза! Еще что?
— Существование неизвестного лица, разработавшего операцию со складом, объединившего всю эту разношерстную компанию и, по всей видимости, обладающего ненайденными ценностями.
— Так сказать, профессор Мориарти.
— Если бы, Иван Васильевич.
— Теперь предлагаемые выходы на связи.
— Стручок.
— Ноль. Сам знаешь, что ноль.
— Одноделец Васин.
— Шестерка, которую при таком повороте событий не задействуют никогда. Ноль.
— Шофер грузовика Арнольд Шульгин.
