стеганке, в диагоналевых галифе, в крепких и тяжелых яловых сапогах. Смирнов оглядел его, обойдя кругом, потом спросил:
— Не жарко ли?
— Жар костей не ломит, — скромно отвечал Межаков.
— Тебя что, оперативники домой после ареста переодеться водили?
— Зачем? Таким взяли.
Смирнов легким толчком в плечо направил Коммерцию к табурету, а сам сел за свой стол.
— Друг мой Коммерция, я тебя очень прошу ответить на один вопрос: от кого ты узнал, что сегодня ночью убили Цыгана? — витиевато, уподобляясь собеседнику, вопросил Смирнов.
Коммерция покосился на Гусляева, потом — на Смирнова.
— Нам с тобой, Александр, без свидетелей, без протокола следовало бы говорить. И тебе полезнее, и мне.
— Принято, — согласился Александр. — Витя, будь добр, оставь нас одних.
— Слушаюсь, — по-военному ответил огорченный Гусляев и удалился.
— Так кто же сказал тебе, что убили Цыгана?
— Загадками говорите, уважаемый Александр Иванович.
— Я удивлен, Коммерция, — в смирновском басе погромыхивала гроза. — Ты сам напросился на разговор без свидетелей и протокола. И тут же начинаешь мне, как фофану, заливать баки. Я перестаю тебя понимать.
— Зачем же сердиться, Александр? — Коммерция был готов ликвидировать легкое недоразумение. — Меня до некоторой степени смущает некорректность постановки вопроса. Если бы ты спросил просто: «Коммерция, тебе известно, что Цыган убит?» — я бы тотчас ответил: «Да». Но ты с ходу требуешь персонификации источника и ставишь меня в положение весьма и весьма унизительное — в положение доносчика.
— Ладно. С этим разобрались. Следующий вопрос я, правда, тоже хотел задать персонифицирующий, начав его с сакраментального: «Кого?» Но, щадя твое обостренное чувство собственного достоинства, изложу его несколько по-другому: «Чего ты так испугался, Коммерция?»
— Я свое давным-давно отбоялся, Александр.
— Не скажи, Коммерция, не скажи. Тебя надо очень сильно напугать, чтобы ты, быстренько прибежав домой, потеплее приоделся для лагерных зим и ринулся в открытую крутить сидора у первой попавшейся гражданки. Фармазон на покое, катала на подхвате, ежедневно ужинающий стерлядкой в ресторане на бегах, польстился на кошелек со ста двадцатью рублями!
— Черт попутал.
— Я скорее поверю, что ты черта попутал. Одно только скажу: перепуганный, ты грубо работаешь.
— Не грубо, а просто. Есть разница.
— Нет, грубо. Читается, как по букварю.
— Это вами читается. А народный суд, не умея прочитать, отстегнет мне пару лет, и дело с концом.
— А если я помогу народному суду прочитать текст?
— Какой именно?
— Случайный свидетель по меховому делу Валерий Евсеевич Межаков, как только узнает, что освобожденные участники этого дела начинают всерьез постреливать друг в друга, быстренько совершает липовую кражу в надежде отсидеться в лагере, пока эта перестрелка не закончится естественным путем, то есть пока фигуранты не перестреляют друг друга, и гражданину Межакову нечего будет опасаться. Гражданин Межаков не желает получить пулю.
Следовательно, гражданин Межаков не просто случайный свидетель, а полноправный фигурант по делу.
— Блестящая версия! — восхитился Коммерция. — Только жаль, никакими фактами не подкреплена.
— Так я и стал бы излагать тебе факты!
— У тебя их нет, Александр, — убежденно заявил Коммерция.
— Считай, Коммерция, что предварительную беседу мы закончили. Теперь суть. Мне необходимо раскрыть убийство Цыгана. Это сравнительно нетрудно. Значительно труднее предварить вполне возможные грядущие убийства. Для сведения: ревизовать меховое дело я не собираюсь, хотя твоя роль в нем предыдущим следствием совершенно не изучена. Но обстоятельства, подробности того дела необходимы мне для поиска и разработки плана предотвращения последующих уголовных акций. Итак, условие: я тебя не трогаю по меховому делу, а ты откровенно, естественно, в приемлемых для тебя и меня рамках отвечаешь на мои вопросы. Согласен?
— Согласен.
— Вопрос первый: почему ты считаешь, что у меня нет фактов?
— Я был связан только с Цыганом, а Цыгана нет на этом свете.
— Кто задумывал и разрабатывал план грабежа склада?
— Я, — скромно ответил Коммерция.
— Мне казалось, что ты от этого открещиваться будешь.
— Но мы же договорились, Александр! — слегка удивился Коммерция.
— Тогда подробности. На каком этапе тебя привлек Цыган?
— Когда уже был выбран объект.
— Кто нашел этот объект?
— Не знаю. Ко мне все шло через Цыгана.
— Тебе известно, почему это преступление было так быстро раскрыто?
— Откуда?! Секрет вашей фирмы.
— Могу сообщить: Колхозник, для того, чтобы опохмелиться, шкурку на Перовском рынке продавал.
— Знал, что дурак, но такой! Скорей всего, его кто-то спровоцировал на это.
— Я тоже так думаю. Но кто?
— Не надо больше вопросов, Александр. Я сам отвечу на все, что ты хочешь узнать. Ты думаешь, я этих законников неумытых испугался? Да плевать я на них хотел, если бы они только между собой эти пять контейнеров делили. Я испугался того, кто их сталкивает лбами, кто знает про них все и делает с ними, что хочет. Кто и меня, вероятнее всего, подвести под монастырь мог.
— Хоть догадываешься — кто?
— Не догадываюсь и не хочу догадываться. Себе дороже.
— Я, Коммерция, искал этого человека. Но теперь этот человек раздвоился. Я-то думал, что это он так неглупо разработал план операции. Оказалось — ты.
— Спасибо за комплимент.
— Может, еще что-то скажешь?
— Сказать больше ничего не имею.
Смирнов стукнул кулаком в стенку, Казарян явился на зов.
— Рома, привет! — радостно поздоровался с ним Коммерция.
— Привет, — кивнул Роман и поинтересовался у Смирнова:
— Нужен я, Саня?
— Не ты. Разыщи Гусляева. Он где-то здесь. Пусть везет Коммерцию в районное узилище.
Бумажных дел по палагинской краже хватило до позднего вечера. А утром привезли Сырцова- Почтаря, который для порядка поломался полдня. Потом мучил следователь, требуя уточнений, подтверждений и неукоснительного соблюдения протокола. Мучил Ларионова, мучил Смирнова. Отмучились и собирались домой отоспаться, когда из проходной позвонил Алик.
— Что случилось? — спросил Александр.
— Ничего, — ответил Алик. — Пойдем погуляем.
