– Жизнь – одна, – философски подвел итог беседы Майкл Дивер.
– Хорошо, каковы гарантии?
– Я собственной персоной…
– Немало, – согласился Котти. – Итак, каковы условия?
– Первое: вы отпускаете мистера Олега Романько. Второе: чек на миллион долларов на мое имя. Третье: билет на самолет до Рио. В аэропорту я передам вам ключ, он в сейфе в камере хранения Кимпо.
Так вот почему так долго не появлялся Майкл Дивер в аэропорту?
– Густо замешано, Дивер. Ничего не скажешь… Но номер твой не пройдет – я выбью из тебя этот вонючий ключ, коего вообще в природе не существует, и ты мне выложишь вместе со своим поганым языком, а если понадобится, – и с потрохами то, чего недостает в этих бумагах! Понял?
В следующий момент дверь распахнулась и в комнату влетел Келли. Это был разъяренный тигр в посудной лавке. Я вообще ничего не успел сообразить, как уже отлетел в дальний угол комнаты от молниеносного, с лета, удара Келли.
Очнулся я в темноте. Рядом кто-то тяжело, хрипло дышал.
– Майкл? Жив?
– Еще жив, Олег… Но так можно и богу душу отдать… Почему он не поверил мне? Почему… он уже был готов… я видел, и такой резкий поворот назад… что я сморозил лишнего?
– Первое ваше требование, Майкл, я думаю, и выдало с головой… Когда человек спасает себя, он никогда не думает о ближнем… А ведь вы хотели сыграть на спасении собственной шкуры… Не логично и противоречит той маске, которую вы выбрали…
– Пожалуй, вы правы, Олег… Но у меня не было выхода. Я не имел никакого права хоть не секунду забыть о вас…
– Спасибо, Майкл… Однако отделали они нас прилично… Келли по этой части мастак, я вам рассказывал… А что, действительно существует ключ к тем бумагам?
– Да, Олег, и он у меня в голове… и в руках Дейва Дональдсона…
– Что вы хотите этим сказать?
– Только то, что направляясь сюда, в Сеул, на всякий пожарный обезопасил себя… Расшифровка кода нового допинга – в руках Дональдсона. Самое печальное же состоит в том, что он даже не догадывается об этом и вряд ли, как порядочный человек, станет вскрывать пакет – я просил передать в случае чего вам и только вам в тот день, когда будет бежать Джон Бенсон…
– Таки Джон, – едва слышно прошептал я. Со словами Майкла Дивера исчезла последняя надежда, что история эта обойдет и моего парня. Мне стало так больно, словно сердце сдавили раскаленными тисками.
10
Когда нас с Майклом Дивером в третий раз вытащили на свет божий – солнце ярко светило сквозь чисто вымытые окна. Питер Скарлборо уже тоже успел потерять свой блеск. Он то ли не успел, то ли не придавал значения, но клочковатая борода, обычно ухоженная и тщательно расчесанная, торчала в разные стороны клоками свалявшейся грязной шерсти, под глазами налились синие мешки, ворот расстегнутой рубахи был мят и несвеж. И без того темные, непрозрачные глаза Питера Скарлборо превратились в два черных, злых угля на пепельно-сером лице, лишенном малейших признаков жизни – ни дать, ни взять посмертная маска.
Скарлборо восседал по-прежнему на том же резном стуле, но теперь он словно потерял внутренний стержень – сгорбился, оплыл, как сгоревшая свеча, и у меня где-то в глубине истекающей души проскользнуло что-то похожее на сочувствие, – мол, не одним нам нынче несладко. Можно было догадаться, что эти дни Питера Скарлборо не покидала точившая, как червь дерево, мысль о том, что время ускользает, а результатов, кои так нужны – и не ему одному! – нет и нет. Он, кажется, увидел наяву собственный конец, и это открытие если не раздавило, то, по меньшей мере, лишило его уверенности в собственном будущем.
На сей раз Келли не бил Майкла Дивера.
Когда нас привели в знакомую комнату, Келли с помощью двух молчаливых – за все это время я не услышал от них ни слова! – парней усадил Дивера в неизвестно откуда появившееся тяжелое, похожее на царский трон, дубовое кресло с высокой спинкой. Тонким нейлоновым шнуром они прочно прикрутили Майкла к спинке, да так, что он едва мог вздохнуть…
Какие-то посторонние звуки долетели в комнату, заставив замереть на месте Питера Скарлборо, а Келли вскочить со своего кресла.
В следующий миг дверь комнаты распахнулась, выбитая сильным ударом ноги, и в проеме появился во всей своей красе… Алекс Разумовский. Он был в светло-голубом отглаженном костюме, в ослепительно белой рубашке с черной кокетливой бабочкой, – словно только-только с приема у английской королевы.
Но пистолет в его руке недвусмысленно говорил, что он не намерен вести светские беседы.
– Алекс?! – у Скарлборо оборвался голос и смертельная бледность залила его и без того бледное лицо. – Вы?
– Не двигаться, – тихо, но с такой убедительностью сказал Алекс Разумовский, что бронеподросток Келли дернулся, как марионетка на ниточке, и окаменел.
– Что ж, Разумовский, ваша взяла… Откуда только вы свалились на мою голову? – В голосе Питера Скарлборо я услышал обреченность…
– Не искал я вас, Котти, хотя знал давно, если увижу – живым не выпущу…
– Зачем же так, Алекс?
