тьме в никуда из ниоткуда.
Поначалу культурные граждане из самолета с большим вниманием врубились в андеграундовую пьесу: наслышаны были, что модно это. Но тут три бортпроводницы вкатили в зал три алюминиевых контейнера, и культурные граждане стали, стыдясь и таясь (голод не тетка), расхватывать извлекаемые из контейнеров подносы с пресловутой авиационной курицей и джемом.
Но музыканты не обижались на них. Музыканты забыли про них. Они уже достигли того, чего хотели. Они поймали драйв, они тащились. Они играли для себя и отчасти для папика, который стоял рядом, слушая их, и которому хотелось выпить, а не есть. Но прежде дослушать ребят, работавших для него истово и самозабвенно. Пьесы без паузы переходили одна в другую, а пассажиры бесшумно поглощали казенную пищу.
Так продолжалось долго. Пассажиры насытились, сдали бортпроводницам подносы и по новой старались понять современную музыку.
Звук вертолета, еле слышимый звук, незаметно присоединился к звучанию инструментов и в первые мгновения воспринимался как звук еще одного музыкального инструмента Но постепенно звук этот перешел в жизнеутверждающий всепоглощающий рев.
Музыканты прекратили играть, и раздались бурные аплодисменты. Однако было непонятно, чему аплодировала истомленная публика: то ли выступлению артистов, то ли появлению вертолета. Скорее все- таки вертолету. Быстренько покончив с рукоплесканием, народ рванул на волю.
12
Вертолет опускался рядом с самолетом. Пружинисто опустился. Утихал моторный рев, стали видны лопасти крутящегося раскидистого винта. Еле удерживая фуражку обеими руками, к создавшему буранный ветер вертолету побежал второй пилот. Из обширного вертолетного брюха выпрыгнули по очереди четыре человека в рабочей униформе. Объединились со вторым пилотом, бурно заговорили, изображая нечто непонятными жестами. На людей, на аэровокзал, на горы они не смотрели, не интересовало их это.
– Граждане пассажиры! – голосом Сергея Сергеевича прорезалось сквозь утихающий шум местное радиовещание. – Настоятельно просим вас вернуться в зал ожидания. Своим присутствием на летном поле вы мешаете ремонтной бригаде производить работы.
Ничему они, честно говоря, не мешали. Но ремонтная бригада, ведомая вторым пилотом, поднялась в самолет, наблюдать было не за чем, и пассажиры подчинились командирскому приказу.
Обладатели СКВ рванули к заманчивому киоску. Но их опередили: рок-группа и Александр Иванович, предусмотрительно не участвовавшие в экскурсии к вертолету, уже причащались у импровизированной стойки. Жаждущим пришлось выстраиваться в очередь.
Аборигены были, как выражался Остап Бендер, чужими на этом празднике жизни. Они стояли у стен и тоскливо следили за тем, как отоваренные счастливчики ретиво опрокидывали и опустошали только что наполненные бокалы. Когда очередь рассосалась и прилавок с напитками обнаружился во всей своей красе, один из темно-серых ватников не выдержал и, как сомнамбула, направился к вожделенной стойке.
– Сто пятьдесят. Вот этого, – приказал он стюардессе-продавщице, щелкнув толстенным черно-желтым ногтем по зеленому боку «Балантайна», и протянул двадцатидолларовую бумажку.
– Откуда у тебя зелененькие, Серый? – вкрадчиво поинтересовались за его рифленой спиной. Человек, которого назвали Серым, медленно и настороженно обернулся. За его спиной стоял Александр Иванович со стаканом в руках и скалился. И непонятно было, улыбнулся он или ощерился.
– Из деревни помогают, начальник, – без выражения ответил тот, кого назвали Серым. Продавщица с двадцаткой замерла. Он, краем глаза заметив ее нерешительность, подсказал ей: – А ты наливай, наливай.
– Из какой? Из Атланты? Майами? Лас-Вегаса? – Александр Иванович хотел все знать.
– Из Говноедовки, – уточнил Серый. – А в общем, какое твое собачье дело?
– Просто любопытно, Серый, просто любопытно.
– Говорили, будто ты на пенсии? – в свою очередь спросил Серый.
– Правильно тебе говорили.
– Тогда понятно. Одно осталось – любопытствовать.
– Говорливым стал, – ответил Александр Иванович. – А на допросах молчал. Сколько отсидел?
– А сколько ты мне наматывал?
– Восьмерик, Серый, законный восьмерик.
– Три зимы у тебя адвокат отобрал.
– Значит, повезло тебе с адвокатом, – Александр Иванович вдруг заметил, что буфетчица по-прежнему на распутье – наливать или не наливать. – Налейте ему. Деньги настоящие. Наш Серый не фальшивомонетчик. Он суровый скокарь-домушник.
Сказал и отошел к музыкантам. Серый поднял стакан, наконец-то наполненный подозрительной стюардессой, левой рукой взял сдачу, сунул, ее в карман, выпил до дна, нашел глазами Александра Ивановича, встретился с ним взглядом и, смачно плюнув в пустой стакан, поставил его на стойку.
– Вы почему безобразничаете?! Вы почему безобразничаете?! – залилась криком от отвращения несчастная стюардесса. Не отвечая, Серый кинул на стойку пятерик из сдачи и не торопясь удалился.
Поняв, что Серый уже не видит его, Александр Иванович прикрыл глаза и в ярости сжал челюсти. Боже, как ненавидел он таких, ушедших от человеческой жизни навсегда и с дешевой бравадой. Их завистливую жадность без границ, их подлый и направленный на действия цинизм, их фальшивый воровской кодекс, их пошлые и Дешевые позы, их речь, жесты, манеру поведения!..
Чуткие музыканты с ходу усекли и дуэль взглядов, и легкий скандалец.
– Кто этот хряк? – мягко поинтересовался Дэн.
– Уголовник, Митяй, – ответил Александр Иванович. – И очень скверный человечишка.
– А вы, случаем, не из ментовки будете, папик? – еще мягче спросил Дэн.
– Был в ней до недавнего времени.
– Полный лом, – признался Дэн, – а мы хотели вас полюбить, папик.
Александр Иванович непонятно посмотрел на них всех, на каждого по очереди, усмехнулся кривовато и жестко закончил разговор:
– Извините за знакомство. В самое ближайшее время постараюсь вернуть должок за угощение.
И развернулся, и пошел, больше обычного припадая на палку. На выходе из зала он неожиданно столкнулся с Галиной Георгиевной.
– Где это вы пропадаете, милый Александр Иванович? – потребовала у него отчета взвинченно-веселая Галина Георгиевна.
– Я-то как раз все время на месте, на боевом посту у буфетной стойки. А вот вы…
– Давайте-ка выпьем. Коньячку. Я угощаю, – быстро предложила она.
– Нет, – твердо отказался он. – Хватит. Наугощался за чужой счет. Под завязку.
– А я все-таки выпью. Подождите меня.
Галина Георгиевна убежала в зал, а Александр Иванович вышел на воздух. За разговором он и не услышал, как ремонтники начали проверять двигатели. Неведомый громадный дикий зверь то нестерпимо взвывал, то умолкал.
Бегали туда-сюда по трапу ремонтники, нарушая командирский запрет, колбасились вокруг самолета наиболее нетерпеливые пассажиры.
Вернулась Галина Георгиевна, взяла его за руку, предложила:
– Погуляем?
– Полегчало? – вопросом на вопрос ответил он.
– А отчего мне должно было полегчать? Просто вы пила, вот и все.
– Если от выпивки не легчает, на кой черт тогда она?
– Давайте не будем словоблудить, – попросила она. – Просто погуляем.
– Для прогулок я мало приспособлен, – признался Александр Иванович и как аргумент слегка приподнял трость. – У вас же, как я понимаю, новый дружок в самолете завелся. Вот он – для прогулок: молодой, крепкий, строевой амбал.
– Какой еще амбал? – настороженно спросила Галина Георгиевна.
