выдать себя за коровяка. Голова, которой предстояло увенчать мое тело, представляла собой портрет легендарного героя по имени Минотавр. Рассказывали, что он в поисках приключений удалился в Обыкновению, где снискал великую славу, сразив множество обыкновенов в тамошнем лабиринте. По мнению Мулы, такой великий боец, как Минотавр, наверняка справился бы с любым рыцарем, но за прошедшие века коровяки стали мирным народом и подрастеряли боевые навыки. Возможно, она была права, но мне незлобивость коровяков представлялась скорее достоинством, чем недостатком.
Самому мне тряпичная голова не требовалась. Пустив в ход талант Панихиды, я увеличился в размерах, восстановил нормальную плотность и превратил свою голову в коровью. Не слишком большую, но увенчанную довольно острыми рогами.
На все ушло около часа. Коровяки взирали на мое преображение с удивлением, едва ли, однако, большим, чем удивление самой Панихиды.
— Как это у тебя получается?! — воскликнула она. — Ты проделал это втрое быстрее меня!
— Метод прост, — ответил я, гордясь своим открытием, — сначала я начал превращаться в великана вдвое выше тебя ростом, но прекратил это, как только достиг твоего размера. На это ушло десять минут. Затем я собрался увеличить вес в восемь раз, но остановился через четверть часа, когда он только-только удвоился. Ну а под конец я превратил голову в коровью, оставив все прочее таким, как было. Эта работа оказалась самой долгой — на нее потребовалось полчаса.
— Но как же так? Преображаться должно все тело!
— Ничего подобного. Ты можешь изменять, что хочешь, хоть руки, вроде как у гарпий, кентавров или коровяков, достаточно изменить те части тела, которые должны отличаться от человеческих.
— Никогда бы не поверила, что такое возможно, но ты проделал это у меня на глазах. Невероятно. Всего за три дня ты узнал о моем собственном таланте больше, чем я за всю жизнь.
— Мне просто повезло, — отмахнулся я. Глаза Панихиды сузились.
— Я всегда считала варваров тупицами, но ты гораздо смышленее, чем... — Она пожала плечами:
— Ты... далеко не прост.
В ответ плечами пожал я:
— Дело тут не в уме, а в том, что мы, варвары, гораздо ближе к природе. Мне удалось освоить твой демонический дар, поскольку он является природным.
— Нашел природное явление, — со смешанным чувством хмыкнула Панихида.
Поужинали мы свежим мхом, поскольку никакой другой пищи у коровяков не водилось. Лакомством это, конечно, не назовешь, но все лучше, чем ложиться с пустым желудком. Зато отведенное нам стойло коровяки устлали старой соломой — материалом по здешним понятиям прямо-таки драгоценным. Панихида не зря упомянула о своем происхождении — нас принимали, как особ королевской крови.
Проснувшись поутру, мы решили незамедлительно отправиться навстречу судьбе. Вообще-то коровяки должны были посылать на убой очередную пару только в следующем месяце, но полагали, что рыцари не станут привередничать. Чтобы встретиться с ними, следовало просто идти вниз по тоннелю и время от времени громко мычать, привлекая к себе внимание. Что мычать да как — не имело ни малейшего значения. Надменные завоеватели не утруждали себя изучением языка побежденных.
— Мдо мвиданья, — промычала на прощание Мула, и из ее глаз закапали слезы.
— До свиданья, Мула, — ответил я и обнял ее как подругу.
Я и относился к ней как к подруге, хотя был сейчас гораздо выше ее ростом. Нам предстояла схватка, а в схватках и рост, и вес играют порой не последнюю роль. Малый рост безусловно затрудняет женщинам жизнь... хотя и не во всем.
Мы двинулись по указанному Мулой пути. Дорогой я осваивал коровью голову, ибо многое казалось мне непривычным. Угол зрения был гораздо шире человеческого — я мог видеть, что происходит позади, почти не поворачивая головы, но вот четкость деталей оставляла желать лучшего. Очень скоро мы вступили на запретную территорию и принялись мычать, дабы известить рыцарей о своем прибытии. Нам сказали, что коровяков, забредающих в их владения без предупреждения, рыцари попросту закалывают, — тоже без предупреждения.
Через некоторое время мы увидели внушительную фигуру в металлических латах. Ростом рыцарь не уступал любому варвару и при этом с головы до пят был закован в броню.
— Му-у, — промычали мы дружным дуэтом.
Примерно с минуту воитель молча рассматривал нас сквозь узенькие щели в закрывавшей лицо стальной пластине. Рука его покоилась на рукояти висевшего у бедра длинного меча. Хотелось верить, что мы будем признаны достойными жертвами и получим такие же клинки для самозащиты. Затем рыцарь повернулся, знаком приказал нам следовать за ним и, лязгая железом, зашагал вперед.
Вскоре мы оказались в лабиринте, но совсем не таком, какой я ожидал увидеть. Он ничуть не походил на лабиринт тараска. Рыцарь привел нас на открытую площадку, обнесенную концентрическими кольцами стен, с проходами между ними. Пока мы растерянно озирались по сторонам, в проходах стали появляться облаченные в доспехи фигуры, которые рассаживались по этим самым стенам. И тут до меня дошло, что это никакие не стены, а скамьи, расположенные ярусами, каждый следующий выше предыдущего. Таким образом зрители на задних рядах могли видеть все происходящее на площадке не хуже тех, кто сидел на передних. Будучи пустым, это сооружение и впрямь напоминало своеобразный лабиринт, но когда ряды заполнялись, оно становилось похожим на зал для собраний.
На площадке находился пандус. Довольно широкий, он начинался у самой земли и становился все выше по мере того, как пересекал арену. У противоположного конца пандус изгибался, пересекал площадку в обратном направлении, вновь поворачивал и вновь возвращался. С каждым изгибом высота его увеличивалась и в конце концов становилась такой, что вряд ли кому-нибудь захотелось бы свалиться вниз.
Верхний конец пандуса упирался в стену пещеры, и там, высоко над нашими головами, виднелись металлические ворота, из-за которых пробивался дневной свет. То был выход на поверхность, путь к избавлению. Пятнышко солнечного света манило к себе, ведь пещера освещалась лишь чадящими факелами.
Но что все это значило? Конечно, нам ничего не стоило взбежать по пандусу к воротам, но они были закрыты и наверняка заперты. Сломать такие ворота не под силу ни человеку, ни самому здоровому бугаю, а как раздобыть ключ, мы не знали. Выбраться наружу без дозволения рыцарей не имелось ни малейшей возможности.
Я не мог взять в толк, зачем сооружен этот пандус. Он не был дорогой наверх, которой пользуются сами рыцари, — они не стали бы делать такую дорогу извилистой, как змея, да еще и помещать ее посреди арены. Едва ли они заполняли ряды всякий раз, когда кому-то из них приходило в голову прогуляться по поверхности.
Однако довольно скоро все прояснилось. Как только зрители расселись, вперед выступил рыцарь с ключом в руках. Громыхая латами, он поднялся по пандусу к воротам, вставил ключ в замок и распахнул тяжелые створки. Затем вновь захлопнул ворота, запер их и спустился вниз. Вопросов не было. Пандус действительно представлял собой путь к свободе, но свободу следовало заслужить. Заслужить, завладев ключом.
Достигнув подножия пандуса, рыцарь повесил цепь с ключом на бронированную шею, подошел к дальней стене и, открыв дверь, выпустил на площадку лошадь, почти до самых копыт закованную в сталь.
Затем он сел на коня и взял в руку длинное, острое копье.
— Что-то я не вижу никаких мечей, — беспокойно пробормотала Панихида.
— Кажется, коровяков попросту провели, — отозвался я. У меня хватило ума, превращая голову в коровью, оставить язык человеческим, иначе мы с Панихидой не смогли бы разговаривать.
Рыцарь пришпорил коня и двинулся вперед. Чудовищное копье склонилось, нацеливаясь на нас.
— Выходит, эти рыцари чести бесчестно нарушили ими же установленные правила, — с горечью промолвила Панихида. — Неудивительно, что ни один коровяк не победил в бою.
— Однако предполагается, что без чести они ничто, — заметил я. — Следует ли из этого...
Закончить мне не удалось. Рыцарь устремился на нас, и мы едва успели отскочить в разные стороны, упав на землю и чуть не угодив под копыта.
