это верили. А как вы думаете, над чем будут смеяться наши потомки через пятьсот лет? Не будет ли современное и модное сейчас утверждение, что «материя первична – сознание вторично», вызывать гомерический хохот?
– Не знаю. А что, есть такое утверждение?
– Да… Некоторые философы выдают это изречение за аксиому.
Старпом замолчал. Он вспоминал свой спор с падре Зигфридом. Застолье было в разгаре и шло по накатанному сценарию, со стрельбой по мухам на потолке и обливанием шампанским неизвестно откуда появившихся французских танцовщиц. За столом напротив, посапывая, отдыхал лицом в тарелке с устрицами падре Зигфрид. Отто уже было решил, что все забудется, и утром никто не вспомнит о его выступлении. Он уже пожалел, что метал бисер перед свиньями. Но не тут-то было…
– Вот так я оказался вместе с вами. Но, поверьте, ни разу об этом не пожалел, – продолжил Отто. – Засиделся в штабе, а море – это бальзам на душу. И главное, оно дает время и возможность о многом подумать.
– Размышляете о вашем всемогущем разуме?
– Он не только мой, но и ваш тоже. – Старпом положил руку на плечо Гюнтеру. – И ему глубоко безразлично, какие мы поставили границы друг перед другом, крестимся или бьемся лбом о пол, на каком языке взываем к нему. Даже наши кровопролитные сражения за веру ему безразличны. Я даже думаю, что для него нет разницы между нами и тем же дельфином, который, может, сейчас плывет рядом. Создатель трудился над ним не меньше, чем над нами. Да, я не отрицаю, что бог знает о нас все. О каждом из нас. Но он идет своим путем, стремится к своим целям, которые нам постичь не дано, да и если бы он попробовал их объяснить, мы понять никогда бы не смогли.
Отто вновь замолчал, затем встряхнул головой, как бы разгоняя захватившие его мысли, и, улыбнувшись, подвел итог:
– Вот такая моя теория. Непризнанная, конечно. А кто прав, рассудит время.
– Да… – только и смог протянуть ошеломленный Гюнтер. – И все это вы выложили нашему падре? Ваше счастье, что священникам не положено ношение оружия.
Глядя на сверкающие молнии, он задумался – как странно, вроде бы все люди одинаковы, две руки, две ноги, а что в головах творится, действительно одному богу известно.
Когда из люка высунулся главный механик, от неожиданности Гюнтер вздрогнул. Эрвин щурился, пытаясь рассмотреть в темноте, кто из шести человек, находящихся на мостике, командир.
– Гюнтер, не мог бы ты спуститься вниз?
– Что случилось?
Главмех замялся, но так и не решился объяснить:
– Не знаю, ты это должен увидеть сам.
И, не дав командиру что-либо ответить, снова исчез в люке, загрохотал ботинками по металлическому трапу.
– Сегодня все со мной говорят загадками. – Гюнтер пожал плечами. – Отто, я очень рад нашему разговору. Никогда бы не подумал, что шторм может быть отличным фоном для хорошей беседы.
И, уже взявшись за поручни, скорее почувствовал спиной, чем услышал, как старпом тихо сказал:
– Я тоже рад… командир.
Гюнтер улыбнулся и нырнул в люк.
Внизу его ожидал Эрвин. Увидев свалившегося сверху командира, он махнул рукой и скрылся в люке переборки, ведущей в кормовые отсеки. Окончательно сбитый с толку и заинтригованный, Гюнтер последовал за ним. В кормовом кубрике, кроме механика, уже находились доктор и лейтенант Вагнер. Док мучился морской болезнью и при каждом ударе волны в борт вздрагивал и закатывал глаза, борясь с взбунтовавшимся желудком. Увидев командира, все замолчали. Гюнтер осмотрел кубрик. Все койки были пусты, кроме одной нижней, на которой лежал с закрытыми глазами, укрытый одеялом до подбородка, несмотря на духоту и влажность, матрос Лоренц. Было очевидно, что из кубрика всех выгнали, любопытные пытались заглядывать в люк из соседнего отсека.
Гюнтер, все еще ничего не понимая, переводил взгляд поочередно на каждого. Герберт молча опустил глаза, доктор схватился за поручни койки и, судя по его виду, держался из последних сил.
– Может, наконец, объясните, что у вас здесь происходит? – спросил Гюнтер.
Вместо ответа Эрвин повернулся к койке и тихо произнес:
– Лоренц, вставайте. Я знаю, что вы не спите.
Бруно открыл глаза, как будто ожидал, когда к нему обратятся. Но подниматься не торопился. Пустым немигающим взглядом он смотрел в глаза командиру. Механик рывком сдернул одеяло. Гюнтеру стало не по себе. Бруно лежал вытянувшись, правую руку он прижимал к груди, пытаясь закрыть ее левой. В кубрике повисла тишина, казалось, даже волны за бортом замерли. В полумраке ровным зелено-фосфорным светом мерцала правая кисть Лоренца, сжатая в кулак. Бруно сел, свесив ноги с койки, и положил руки на колени. Не обращая ни на кого внимания, он закрыл глаза и опустив на грудь голову, ушел в себя. Неприкрытая теперь кисть засветилась еще ярче. Вагнер отступил на шаг.
– Так что, говоришь, док – медуза? – Гюнтер с неприкрытой неприязнью посмотрел на доктора, не обращая внимания на его мучения.
Бледное от морской болезни лицо доктора пошло красными пятнами. Хватая ртом воздух, он сказал:
– Герр командир, поверьте, тогда явно были все симптомы ожога от медузы.
– А сейчас какие симптомы вы наблюдаете?
– Не знаю. Могу только предполагать, что…
– Хватит, – нервно махнув рукой, Гюнтер оборвал доктора на полуслове. – Прошлый раз вы были уверены и попали пальцем в небо. А когда вы предполагаете, тогда, я думаю, и слушать не стоит.
Казалось, доктор вот-вот расплачется. Зашмыгав носом, собравшись с духом, он решил попробовать оправдаться:
– Герр командир, поверьте, меня отправили к вам на лодку не потому, что я глуп и ничего не смыслю в своем деле. А наоборот, потому, что смогу справиться и не опозорить наш госпиталь.
Губы доктора дрожали, на глазах от обиды заблестели слезы.
– Я – хирург. Мне давно доверяют оперировать самостоятельно, несмотря на то что я молод. Но что это такое, – он кивнул на руку Бруно, – не смогут объяснить даже наши профессора. Перед вашим приходом я перелистал все свои справочники – ничего похожего нет.
Гюнтер отвернулся. «Может, действительно, зря погорячился?» – подумал он.
– Команда знает? – спросил у Эрвина.
– Да… Я узнал от них. Мои механики боятся спать с ним в одном кубрике, ютятся в корме на торпедах.
– Команду верни на место, а его отсели.
– Хорошо, – главмех пожал плечами, – что-нибудь придумаем.
– А еще лучше – переселим его на койку дока, – Гюнтер с ехидцей посмотрел на потупившегося доктора, – чтобы ему лучше думалось.
Наклонившись над Лоренцем, он рассматривал мерцающие зеленым светом пальцы – бросалось в глаза, что, в отличие от заросшей волосами левой, правая рука от кисти до предплечья была гладкая и чистая.
– Сам как-то можешь это объяснить? – спросил он Лоренца, не очень-то рассчитывая на ответ.
– Да. – Бруно поднял голову.
Взгляд у него был пустой и чужой, будто он смотрел сквозь командира. Глядя в черные расширенные зрачки, Гюнтер отступил на шаг. Он даже не заметил, что не прозвучало обязательное «герр командир». В нарушение субординации Лоренц сидел на койке и продолжить свой ответ не торопился.
Проглотив подступивший к горлу ком, Гюнтер произнес:
– Не говори загадками, их и так у нас в избытке. Объясни, что произошло.
Лоренц продолжал молчать. Наконец, когда все уже решили, что разъяснения не будет, он тихо выдавил:
– Я прикоснулся к неизвестному.
