(дело Дрейфуса) скандалы.
В сфере внешней политики поведение также небезупречно. Именно Третья республика подводит Францию к империалистически корыстной Первой мировой войне, установлению бессовестной Версальской системы, чтобы впоследствии попустительствовать началу Второй (Мюнхенский сговор 1938 – в надежде направить Гитлера на Восток, на никому не нужную Россию). Запомним впечатление от плодов этой первой во всемирной истории четвертой революции и обратимся к иным прецедентам.
После поражения гитлеровской Германии, под давлением победителей, в стране осуществляется денацификация. Прежние государственные институты отменены или радикально реформированы, изменяется политический строй. Независимо от источников, это несомненная политическая бифуркация, ведь посчитали мы таковой синхронный демонтаж милитаризма имперской Японии и последующие за ним преобразования. В отличие от Японии, для Германии это была уже не вторая (второй была Ноябрьская 1918 революция, установление Веймарской республики), а четвертая революция. На первый взгляд, в Германии устанавливается либеральный режим: внедрены последовательно- демократические нормы, функционируют партии, выборный парламент (Бундестаг), правительство большинства.(23) Проводятся успешные экономические реформы ('немецкое чудо'), о тоталитарном отрезке вспоминается как о страшном опьянении или сне. Я с чистым сердцем согласился бы с такой идиллической картиной, если бы не несколько 'но'.
Во-первых, на протяжении полувека страна остается фактически оккупированной и, соответственно, 'ограниченно дееспособной' как во внутренней, так и – особенно – во внешней политике. Разве это признак либерализма, когда образованный крупный, осознающий себя самостоятельным целым народ на практике лишен суверенитета? Национальная эмансипация относится к коренным либеральным требованиям. Во-вторых, страна разделена на две или, с учетом Западного Берлина, на три части и насильственно удерживается от объединения, что также вряд ли согласуется со свободным волеизъявлением, проявлением политических свобод. Наконец, именно на рассматриваемом хронологическом отрезке в общественное сознание внедряется чувство неизбывной национальной вины, образ 'гадкого немца'. Принцип коллективной, передающейся по наследству ответственности – норма родового или ветхозаветного общества и ни в коем случае не соответствует ни христианству, ни тем более либерализму, признающему исключительно личную ответственность. Даже в сфере экономики на государство извне наложены известные ограничения: еще недавно занимавшая пионерские позиции в авиа- и ракетостроении, ядерной индустрии, Германия в послевоенные десятилетия перестает производить собственные самолеты и ракеты, в том числе мирного назначения, оказавшись отрезанной от самых высокотехнологичных отраслей. Таким образом, в результате четвертой революции в Германии установился достаточно 'странный' политический климат, с одной стороны, либеральный, с другой – с отчетливыми проявлениями пещерных норм, с действием жесткой руки сверхдержав на внутренней и внешней политической сцене. С учетом фактора коммунистической ГДР (ср. выше Южная и Северная Кореи), указанное впечатление лишь усиливается. Более подробный семантический анализ этого состояния вынесен в
Послевоенная Италия переживает сходный процесс, дефашизацию, отказавшись от услуг не только Муссолини, но и короля. Для нее это также четвертая революция (после революций 1848 – 49, 1859 – 60, 'Похода на Рим' 1922). В отличие от Германии, Итальянская республика не оккупирована, пользуется полным набором экономических и политических свобод. Вслед за Германией, она переживает экономический расцвет ('итальянское чудо'). Неужели и здесь нельзя говорить о торжестве либерализма? – Увы, послевоенную картину на протяжении полувека – вплоть до недавней следующей, пятой революции, о чем, впрочем, позже – омрачает несколько обстоятельств. Масштабы самого важного из них раскрылись лишь в последние годы, в ходе 'судебной революции', речь идет о месте мафии в политической системе.
Организованная преступность знакома множеству стран; например, с 1920-х гг. мафия существует и в канонически либеральной Америке. Однако ни в одном из развитых государств щупальца спрута доселе не раскидывались столь широко, не проникали так высоко, не превращали мафиозные кланы в самостоятельную и влиятельнейшую политическую силу. В послевоенной Италии в ее орбиту были вовлечены министры и премьер-министры. В одной из статей мне, в соавторстве с В.П.Любиным [197], довелось уделить специальное внимание политической структуре послевоенной Италии, ее топологическим, числовым аспектам. Вывод оказался однозначным: феномен мафии занимал самое конструктивное место в этой системе, без него она не сумела бы сохраняться и действовать. Несколько странный довесок к либеральному климату, не правда ли? В чистоте последнего заставляет дополнительно сомневаться и наличие в тогдашней Италии очень сильной – второй по электоральной поддержке – коммунистической партии (ИКП). Так или иначе, названная модификация политического состояния, несомненно, должна быть занесена в графу плодов четвертых революций.
По мере роста порядковых номеров революций объем эмпирического материала будет снижаться – множество стран исторически еще не успели пройти через них. Наше дело обстояло бы неважно: три примера (Франция, Германия, Италия) – еще не репрезентативная база для выводов, – если бы не события последнего десятилетия: в Восточной Европе и России начинается настоящий пир четвертых революций. Учитывая гражданскую принадлежность автора, начнем 'по блату' с последней, тем более что о ней у нас больше всего информации.
Нет сомнений, что со второй половины 1980-х гг. по настоящее время Россия переживает политическую революцию. Падение коммунистического режима, национальное самоопределение (распад СССР, выход из него РФ), принятие новой конституции, демократизация (многопартийность, свободные выборы, свобода печати, собраний) – характерные признаки. Для России это также четвертая революция: после революции 1905 – 07 гг., Февральской 1917 и Великой Октябрьской 1917. Каковы же ее плоды? Подводить окончательную черту пока преждевременно – акт перехода еще не завершен, – однако многое вполне уже проявилось.
Разочарованием охвачены политические круги всевозможных ориентаций – умеренные и радикальные демократы, националисты, коммунисты, минорны и общественные настроения. Если Франция времен Третьей республики, также после четвертой революции, страдала олигархичностью, то о засилье последней не устают повторять и в России. Если в Италии на логически сходном отрезке расцвело влияние мафии, то разветвленные метастазы коррупции, преступных кланов сверху донизу сегодня и русский недуг. На политической сцене послевоенной Италии, а с учетом ГДР, и Германии весомо представлены коммунисты; в современной России фракция КПРФ – самая крупная в Думе. Во Франции, Италии, Германии четвертые революции происходят на фоне поражений в войне: соответственно, франко-прусской и Второй мировой. Сходным образом, Россия (тогда еще СССР) проигрывает 'холодную войну' – или, по бытующему выражению, Третью мировую, – сдав все ключевые позиции своим недавним противникам. У руководителей послевоенной Германии во многом связаны руки во внутренней и особенно во внешней политике? – В вассальной зависимости части правящей элиты России от Запада, особенно от США, теперь уверены практически все. Послевоенным немцам внушалось чувство национальной вины? – Но и для русских сервируется перманентное покаяние. Смешно отрицать, что, порвав с тоталитаризмом, Россия совершила значительный шаг к демократии, однако весь букет 'прелестей' четвертых революций, отличающих их от действительно либеральных, оказался здесь собранным воедино. (24) Демократические перемены в СССР начинались с кампаний против бюрократизма, ныне численность русских чиновников превзошла таковую во всем СССР. Дополнительную краску привносит и авторитарный акцент: по экспертной оценке бывшего мэра Москвы Г.Попова, президенту принадлежит до 80% решающих государственных полномочий, тогда как парламент остается по сути безвластным. Пресса также полусвободна, т.к. основными масс-медиа владеют государство и олигархи, что предоставляет широкий простор для бессовестной манипуляции общественным мнением. Не останавливается новый режим и перед откровенным насилием: будь то расстрел парламента в 1993 или войны в Чечне.
Как и в ряде других случаев, четвертая революция в России проходит через цепь ключевых этапов. Воспользуемся общепринятой периодизацией.
Горбачевская 'перестройка' послужила первым звеном на пути демонтажа тоталитарной системы. Объявляется политика гласности и демократизации, на население обрушивается шквал ранее закрытой информации. 'Перестройка' достигла своего апогея в 1989 г., когда проводятся первые после более чем семидесятилетнего перерыва общенародные альтернативные выборы высших органов власти (Съезд народных депутатов), на Съезде разворачиваются острые политические дискуссии, транслируемые по TV. Отменена статья Конституции о руководящей и направляющей роли КПСС, введен пост президента СССР. Это время массового энтузиазма и нетерпения. Названная первая ступень, однако, отличается тем же, чем и другие первые бифуркации и 'подбифуркации' – 'неокончательностью',
