Число и культура

Europe / Bendix R., (ed.). Berkley, 1973 (State and Society: A Reader in Comparative Political Sociology).

429. Jakobson R. On Russian fairy tales // Selected Writings. Vol. IV. The Hague; Paris, 1966.

430. Jung C. G. Uber die Archetypen des kollektiven Unbewu?ten // Yung C.G. Bewu?tes und Unbewu?tes. Beitrage zur Psychologie. Frankfurt/M., 1957.

430. Kupper M. Das braune Paradies // SudZ. 1998. Nr. 97. 28. April. S. 4.

432. Laakso M., Taagepera R. Effective Number of Parties: A Measure with Application to West Europe // Comparative Political Stadies. 1979. Vol. 12.

433. Leonard D., Natkiel R. World Atlas of Elections: Voting Patterns in 39 Democracies. London, 1986.

434. Levi-Strauss C. Strukturale Anthropologie I. 15. Kapitel: Der Strukturbegriff in der Ethnologie // PhL'3. S. 643-654.

435. Ljubin V.P. Die russische Parteienlandschaft vor den Parlamentswahlen (I) // Aktuelle Analysen. Koln, 1999. Nr. 6, 8. Marz (BfOIS).

436. Mittenzwei J. Friedrich II von Preu?en: Eine Biographie. Berlin: Deutscher Verlag der Wissenschaften, 1990.

437. Mussolini B. Reden. Leipzig: Hrsg. Meyer, 1925.

438. Schwark B. Claude Levi – Strauss //PhL'3. S. 642.

439. Siegele U. Erfahrungen bei der Analyse Bachscher Musik // Bachforschung und Bachinterpretation heute. Bericht uber das Bachfest-Symposium 1978 der Philipps-Universitat Marburg. S. 137-145.

440. Idem. Bachs theologischer Formbegriff und das Duett F-Dur. Neuhausen; Stuttgart, 1978.

441. Taagapera R., Shugart M. Seats and Votes. The Effects and Determinates of Electoral Systems. New Haven; London, 1989.

442. Timmermann H. Wird Ru?lands Hegemoniestreben die GUS zerstoren? // Frankfurter Rundschau. 1996. Nr. 73. 26. Marz.

443. Trautmann L. St. Petersburg – eine demokratische Hochburg: Ergebnisse einer Beobachtermission anlasslich der Staatsdumawahlen im Dezember 1995 // Aktuelle Analysen. Koln, 1996. Nr. 16, 3. Marz (BfOIS).

444. Wallerstein J. The Modern World-System. N.Y., 1974. Vol. 1; N.Y., 1980. Vol. 2; San Diego, 1989. Vol. 3.

445. Idem. Development: Lodestar or Illusion? // Economic and Political Weekly. 1988. Vol. 23. Bombay. № 39. P. 2018-2023.

446. Idem. The French Revolution as a World Historical Event // Social Research. Vol. 56. London, 1989. № 1. P. 33-52.

447. Idem. Who Exluds Whom? Or the Collaps of Liberalism and the Dilemmas of Antisystemic Strategy // Braud. Cent. Binghampton (N.Y.), 1990.

448. Watts A.W. The Way of Zen. Harmondworth, 1978.

449. Wettersten J. Russel and Rationality Today // Methodology and science. Haarlem, 1985. Vol. 18, No. 2. P. 140-163.

450. Wittgenstein L. Uber Gewi?heit // PhL'3. S. 478-505.

451. [S. n.]. 61 Prozent fur Christian Ude // SudZ. 1999. Nr. 134. 14. Yuni. S. 1.

452. [S. n.]. Endergebnis der Europawahl fur Deutschland // SudZ. 1999. Nr. 134. 15. Jun. S. 7.

453. [S. n.]. Schwierige Vorlage //Focus. 1998. Nr. 19. S. 21.

Примечания

1 Ссылки на Ежегодники приводятся следующим образом: вначале в квадратных скобках стоит порядковый номер по списку , т.е. 125, затем через дефис – последние две цифры года. Например: [125-61] – Ежегодник за 1961 год.

А.И. Степанов

Социальная стратификация и массовое сознание

(Докл. на конф. 'Историческая память и социальная стратификация. Социокультурный аспект', СПб, 16 мая 2005, организаторы: Международная ассоциация исторической психологии – отделение С.-Петерб. Асcоциации философов Российского философского общества; кафедра философии культуры и культурологии филос. ф- та СПбГУ; кафедра истории С.-Петерб. гос. политехн. ун-та; изд-во 'Нестор'.

Публ.: Степанов А.И. Социальная стратификация и массовое сознание // Историческая память и социальная стратификация. Социокультурный аспект: Материалы XVII Междунар. научн. конф., Санкт-Петербург, 16-17 мая 2005 / Под. ред. д-ра ист. наук, проф. С.Н.Полторака. СПб.: Нестор, 2005. Ч.2. С.310-314.)

Социум современного типа делится на крупные группы согласно целому ряду критериев: размеру собственности и дохода, политической ориентации, роду занятий и уровню образованности, этнической и конфессиональной принадлежности, гендерному и возрастному признакам, проживанию в различных географических зонах и др. Социология и политология выясняют границы соответствующих групп, их свойства и динамику. Не отрицая значения подобной объективной стратификации, мы, однако, сосредоточим внимание на достаточно специфичном аспекте: на преломлении реальной социальной картины в массовом сознании, т.е. на наиболее элементарных формах представлений общества о себе самом. Такие представления могут служить предметом разных наук, в частности социальной психологии, но настоящий доклад в большей мере относится к культурологии.

В действительности предмет исследования здесь еще уже: мы рассматриваем массовые представления о социальной структуре не во всем их реальном многообразии и изменчивости, а только господствующие стереотипы, которые, во- первых, просты по строению, во-вторых, относительно устойчивы на определенном хронологическом отрезке. К таковым принадлежит, например, деление социума на три класса: богатый, средний и бедный, – а также деление на основные политические группы (электоральный расклад, зафиксированный актом выборов). Причиной того, что, по крайней мере в первом приближении, за рамки исследования вынесен ряд других факторов – таких как этнический, конфессиональный, географический, гендерный, возрастной, – является то, что в настоящем случае нас интересует связь с социально-политическими доктринами, которые в современных демократиях объявляют о равенстве всех граждан независимо от национальности, религии, пола, места проживания, возраста (начиная с совершеннолетия). Социальные классы, декларируемые ведущими идеологиями в индустриальных странах, после всесторонней эмансипации безотносительны к упомянутым факторам. Поэтому в фокус внимания в данном случае попадает исключительно классовое и политическое (партийно-политическое) деление, причем в генерализированном выражении (например, в США это богатый-средний-бедный классы, во-первых, и электораты республиканской, демократической партий плюс группа «неприсоединившихся», включающая как политически неактивное население, так и сторонников мелких партий, во-вторых). Представленный материал привязан к условиям постсоветской России.

На протяжении последних полутора десятилетий трехчастная схема богатого, среднего и бедного классов широко пропагандируется и в нашей стране. Каковы результаты? Средний класс, который, по общему мнению, должен составлять большинство и служить опорой социально-политической системы, в России явно недостаточно многочислен. Ввиду особенностей отечественной экономики, ширина этой страты вдобавок существенно зависит от волн мировой конъюнктуры, и в случае падения цен на сырье, банковского кризиса и т.д. угрожающе сузится. Количество российских бедных, напротив, превышает рамки приемлемого, а при вероятной рецессии превысит всякие допустимые нормы. На фоне развитых государств уникальна и структура российского бедного класса, поскольку в него попадает значительная доля социально вменяемого населения (ряд бюджетников, пенсионеры и др.). Имплицитная трехчастной схеме аксиологическая шкала («чем богаче, тем выше») автоматически относит бедных к социальному низу, и, например, школьные учителя, врачи, ученые, работники многих заводов, большинство пенсионеров попадают в аутсайдерский слой вместе с люмпенизированной частью населения. Подобные явления провоцируют фрустрацию, политически деструктивное поведение (в частности, голосование за популистские партии), в виновники попадают богатые («олигархи»), государство («режим», «оккупанты»), «мафия», нацменьшинства. Поле масс-медийных публикаций на эту тему необозримо – см., например, [Тихонов 2004], [Тимофеева 2004], [Ильичев 2005], – что оказывает влияние на коллективное сознание и, в свою очередь, обязано его состоянию. Причины болезни обычно принято видеть в первую очередь в экономике и прописывать экономическое же лекарство, но для достижения ощутимого эффекта требуются значительные материальные и временные ресурсы, и совсем не факт, что их удастся изыскать, поскольку социальное напряжение продолжает аккумулироваться.

Со своей стороны, мы выделяем в данном явлении идеологическую составляющую, ведь именно из-за нее происходит по сути удвоение давления на, скажем, тех же бюджетников: они подвергаются не только собственно материальной, но и автоматически привязанной к ней социально-престижной дискриминации. Поэтому возникает задача устранить подобную однозначно-жесткую связку, тем самым ослабив один из двух видов пресса. На каких путях следует искать решение?

В конечном счете паллиативны, с нашей точки зрения, меры по непосредственному разубеждению, «успокоению» населения. Фактор социального унижения воздействует не в последнюю очередь по бессознательным каналам, ибо оценка «бедный, значит, недостойный» работает во многом имплицитно. Механизмы бессознательного требуют аналогичных же, косвенных методов. Еще менее перспективными стали бы попытки снижения психологического давления за счет релятивизации признака дохода – к примеру, путем пропаганды старинных сентенций вроде «беден не тот, у кого мало, а тот, кому мало», «достаточно у того, кому достаточно». Модель общества потребления, консюмеристская идеология