традиции термин 'интеллигенция' окружен более комплиментарными ассоциациями. Поэтому в процессе функционирования идеологемы, по-видимому, целесообразно сохранять оба термина, а выбор осуществлять всякий раз в зависимости от конкретной задачи, от аудитории /5/. Одновременно не стоит сбрасывать со счетов, что в постиндустриальную эру на первый план выходят не только наукоемкие сектора, но и сектора управления и обслуживания. Известная путаница, когда, к примеру, бармен окажется идентифицированным в форме 'интеллигенции', в таком контексте даже уместна, ибо это бармену лишь польстит, а одна из главных задач конструируемой идеологемы – повышение оценки и самооценки различных слоев.
И, наконец, последнее в этом блоке. Вскоре мы вернемся к более строгим предпосылкам значения трансформации классовой идеологемы для стабильности и демократичности социума, пока же поделимся одним предварительным соображением. Некоторым читателям, возможно, по-прежнему кажется странным тезис, что изменение идеологемы, на деле выливающееся не более чем в словесную манипуляцию (вместо 'среднего класса' – интеллигенция, рабочие и крестьяне), в состоянии оказать серьезное влияние на социально-политическую обстановку.
Воспользуемся небольшой бытовой аналогией. Допустим, кто- то заплатил вам за сделанную работу заметно меньше, чем вы считаете справедливым. Такое и само по себе, конечно, вызывает досаду, но мало того, названный 'кто-то' после выдачи денег вас еще и оскорбил, и как раз по поводу мизерности вашего заработка. Это несущественный фактор для вас ('подумаешь, всего-то слова' /6/)? А если подобное происходит годами, какие чувства возникнут в ответ? Однако по сути именно это происходит в России, поскольку государственные чиновники, масс-медиа, употребляя идеологему трех классов, исподволь указывает миллионам достойных людей место в самом низу, там, где 'отбросы'. Государство совершает это без умысла? Но разве неумышленность оскорбления уменьшает обиду? При этом верх наивности полагать, что последствия массового психологического унижения касаются только самих униженных. Ответная реакция – недоверие, раздражение, даже ненависть – обращается на богатых, на само государство, на нацменьшинства, все замыкается в порочный круг, растет как снежный ком, затрагивая всех и каждого. Общий климат в обществе становится далеким от социального и политического мира. Так что классовая идеология, которая 'не более чем слова', по-видимому, все же в состоянии претендовать на роль немаловажного социально-политического фактора.
После сделанных замечаний пора возвратиться к структурной части анализа.
Рассматриваемая социальная идеологема согласуется со сложившейся в России партийно-политической системой не только в отношении количества основных составных элементов (см. выше:
Выше было сказано, что активной партийно- политической, партийно-идеологической системе современной России свойственна четырехсоставность (
Биполярные схемы квалифицируются в качестве одномерных, поскольку главная линия политического противостояния тут проходит всего через два политических лагеря, или полюса: например, 'республиканцы-демократы', 'правые-левые'. Основное содержание активной политической жизни в глазах большинства сводится к борьбе двух партий, двух лагерей. Иначе в четырехпартийных политических системах (
С точки зрения логики это тривиально: четверка раскладывается как
В период горбачевской 'перестройки' на нашей политической сцене столкнулись две главных идеологических силы: 'реформаторы' и 'антиреформаторы' (
Позднее менялся конкретный состав и наименование пар конституирующих оппозиций, однако признак размерности, т.е. факт
Итак, российская партийно-политическая система характеризуется двумерностью. А как в этом плане выглядит сопряженная с ней классовая система? В рамках идеологемы трех классов – богатого, среднего, бедного – классы выстроены по сути в одном направлении – по линейной шкале дохода (как области на числовой оси, на которой задано отношение 'больше/меньше'). Напротив, в пятеричной классовой идеологеме основных конституирующих признаков становится не один, а два: по-прежнему размер дохода, с одной стороны, и род занятий, ассоциированный с ним престиж, с другой.
Логической двумерностью, как нетрудно заметить, отличается и вышеупомянутая система личных местоимений (деление на собственно грамматические лица, во-первых, и по грамматическому роду, во-вторых, рис.3а). Та же двумерность присуща и исторической сословной системе в России (рис.3b), что качественно отличает ее от схемы трех сословий в Европе.
он
купечество
я
– -
ты
– -
она
дворянство
– -
духовенство
– -
мещанство
оно
крестьянство
a)
b)
Таким образом, пятеричный вариант современной классовой идеологемы соответствует существующей в России партийно-политической системе по признаку не только кратности (
Коль затронута тема размерности социального пространства (вернее, массовых представлений о нем), нельзя не сказать об еще одной особенности. Идеологема богатого, среднего и бедного классов выстраивает аксиологическую иерархию этих классов по размеру дохода: от низшего (бедного) через средний к высшему (богатому), и быть богатым считается, конечно, лучше всего. А в пятеричной идеологеме таких иерархий не одна, а две. Первая, очевидно, как и ранее, по признаку дохода. Вторая же – по роду занятий: на верхней ступени – интеллигенция, второй – рабочие, третьей – крестьяне. И две иерархии не совпадают, воспринимаясь населением как самостоятельные ('богатство – это одно, род занятий – нечто другое'). То же самое на чуть другом языке: в пятеричной социальной системе действует не одна, а две отдельных шкалы престижа. Точно так же можно говорить и о двух 'степенях свободы'.
Собственно говоря, отмеченные особенности вполне отвечают уже сложившемуся на настоящий момент положению, и идеологии лишь остается это признать. Ведь по сути любому в России известно, что размер дохода гражданина у нас – параметр практически независимый от степени образованности и квалификации. Эти два признака и в западных странах совпадают не полностью (хотя там у богатого, например, больше шансов получить элитарное образование, а вслед за ним – высокооплачиваемую работу, т.е. корреляция между доходами и образованием, несомненно, присутствует). Однако в российских условиях два данных критерия разведены кардинально, и высококвалифицированные рабочие или ученые сплошь да рядом влачат существование на грани нищеты. Можно сколько угодно говорить о необходимости исправления ситуации, однако применение одних экономических методов потребует, возможно, десятилетий, а последние еще нужно как-то прожить. Идеологические же средства уже под рукой, и их применение требует не столько финансовых средств, сколько перемен в официальной фразеологии (желательно и в мозгах).
Позднее мы дополнительно убедимся, хотя это, возможно, ясно и так, что позитивные сдвиги в социальном климате создают благоприятные предпосылки и для экономического развития. А сейчас уместно отметить, что корни разделения социально-престижной шкалы на две – во многом еще в советском периоде. Как известно, в те годы партия, исходя из своих идеологических соображений, искусственно ограничивала заработки представителей ряда интеллектуальных профессий – во имя того, чтобы