качестве реакционной силы. Самые передовые достижения цивилизации – как технические, так и социально-политические – направлялись большевиками, таким образом, на обслуживание древнейших, до- и антикультурных эмоционально-идеологических комплексов. А политически самая совершенная в мире партия и ее «самая передовая» идеология оказались активным проводником самых первобытных, варварских тенденций. «Цивилизованное варварство» – это выражение нам привычно по отношению к национал- социалистам. Но оно в неменьшей степени применимо и к их предшественникам, т. е. к большевикам.
Социально-идеологическая истерия бушевала в 30-х годах не только в Германии, но и в России, создавая у населений обеих стран массовое впечатление осуществления вековечных надежд и небывалого собственного могущества. Общей была ненависть к традиционным демократиям. Общим был и политически авангардистский характер режимов. Однако разные школы новаторов враждуют между собой нередко еще более остро, чем с традиционалистами. И тщетно Сталин стремился установить близкие, «родственные» отношения с германским фашизмом, на время «по-братски» разделив сферы влияния. Бой не на жизнь, а на смерть был предрешен. Столкнулись между собой уже не только политические режимы, социально- политические системы, но и народы. Народы, которых обуял политический дух социализма или национал- социализма.
Будет неточно назвать соответствующие внутренние режимы социально-политическим гнетом: слишком далеки они от традиционных, действующих «сверху» диктатур. Им свойственно, скорее, великое иррациональное тождество между крайними формами рабства и свободы, великое и заветное слияние противоположностей, достигшее ранга велений Истории и Судьбы. Большевики и стали судьбою нашего народа, прочно (казалось, навеки) оседлав девятый вал Истории, надежно овладев ее скрытой сущностью и тайным для других именем.
Природа времени – в отличие от синхронической природы пространства – диахронична. В ней реализуется взаимоисключающая логическая операция «или – или» (в отличие от пространственной «и – и») / 10 /. Каждый последующий момент отменяет предыдущий, чтобы в свою очередь быть отмененным последующим. Происходит как бы непрерывная череда исчезновений и появлений, смертей и новых рождений («Нельзя войти в одну реку дважды»). Большевики являются верными и последовательными приверженцами диалектики. Если время как таковое не терпит сосуществования, то для того, чтобы в нем полноценно пребывать, исполняя
За диахроническую, чисто историческую форму политического бытия большевиков, которой приносились вполне реальные, человеческие жертвы, время отвечало милостью («время работает на нас»). Сверхбыстрые темпы индустриализации и невиданные успехи в деле консолидации общества побивали любые карты нерешительных и врагов / 11 /. Однако свертывание трех пространственных, синхронических координат общественной жизни и акцентирование только одной, диахронической, неизбежно приводит к
Если естественным атрибутом диалектического партбытия большевиков является его диахронический характер, т. е. полное исчезновение в предыдущем мгновении и столь же полное воссоздание в последующем, то в случае необходимости ничто не мешало подобной партии «между» этими мгновениями, в ничтожно малый отрезок политического времени, воссоздаться в совершенно другом виде. Процедура проста: Политбюро собралось и тут же решило. Не требовалось ни митингов, ни полемик в печати, ни борьбы за голоса избирателей – все эти манифестации и кампании проходили потом, «массово одобряя и поддерживая». На протяжении всего существования большевики отличались редким свойством, еще вчера категорически что-то отвергая, сегодня (коль необходимость созрела) многоголосо и дружно столь же категорически это что-то доказывать. Большинству здравомыслящих людей кажется весьма неуместным, мелочным, невеликодушным начинать тяжбу с большевиками по поводу данных внезапных перемен, ибо на обвинения в свой адрес коммунисты отвечают: «Мы решительно отмежевались от прошлых ошибок» (а «ошибки» – это жизни, судьбы людей). Диалектики-большевики прекрасно поняли и научились использовать время как решающую силу, энергию, композиционно-эстетический фактор. Их хронологическое чутье, полководческое умение в нужный момент и в наиболее ключевом, уязвимом месте собрать необходимые силы и нанести резкий удар, опередив при этом противника, едва ли не превышают границы всякого вероятия. В предоктябрьский период гениальный Ленин
«Старик меняет пространство на время», – выражал формулу Брестского мира персонаж романа Кестлера «Слепящая тьма». «Выиграть время», – объясняли пропагандисты основную задачу пакта Молотова- Риббентропа. А разве не был аналогичной уступкой экономического и идеологического пространства, до того полностью занятого большевиками, переход к нэпу? (Сохранялись стратегические командные высоты», а на прочую экономическую территорию допускались «капиталистические враги», нэпманы. Маневры едва не кутузовские). Однако выигрывая время, они затем отыгрывали и подминали под себя пространство.
Завершить настоящую статью мне представляется важным, однако, на несколько другой ноте. В отношениях традиционализма и авангардизма, в том числе в политической сфере, различима оппозиция гармонического, гуманистического сознания с эсхатологическим, пограничным. Не только отдельному человеку, но и обществу в целом в обычном состоянии не дано постичь тайну своего рождения и смерти. Для этого нужно некое откровение. Таким откровением стала социалистическая революция, знаменующая собой смерть старого и рождение нового мира.
Феномен авангарда – как в политике, так и в других областях познания и деятельности, – расширяя рамки прежних представлений, отличается от традиционного мышления тем, что проникает в пограничные, крайние состояния бытия, о которых не дано знать в обыкновенной жизни. Здесь активизируются и архаически глубокие, и концептуально высокие уровни сознания. Исторически авангардное мышление всходило на фоне разложения прежней, «классической гармонии». Интенсивное изменение условий жизни, стремительный распад многих традиционных социально-психических комплексов, образование новых нарушили былую уравновешенность отношений человека и мира. Разрежение, вакуум в одних областях общественного сознания и нагнетание давления в других вызывали «ветер перемен», порой перераставший в бурю. Культурно-историческая энергия, эксцентричность авангарда вызваны эксцентричностью же окружающей реальности.
В каких отношениях находятся между собой традиционное и авангардное мышление? Новая физика осветила движение со скоростями, близкими к предельным, поведение макро- и микрообъектов. При этом ньютоновская физика удержала свои позиции в области «срединного», соразмерного рядовому человеку опыта, естественного здравого смысла, утратив при этом, однако, статус универсальной. Подобным же образом литературный, художественный авангард «не закрыл» искусство классическое, хотя на ранних стадиях и выдвигались лозунги вроде «Пушкина – с парохода современности». Сложнее дело обстояло с политическим авангардом, которому удался широкомасштабный и длительный отрыв от традиционных политических реалий.
Раскрытие загадок пограничных областей бытия связано для человека и общества с яркими, необычными переживаниями и со значительным риском. Вторжение в эти области можно сравнить с интереснейшим и опасным экспериментом. Все последствия глобального исторического эксперимента и связанных с ним угроз советское общество испытало на себе. Заметные параноидальные, шизофренические и истерические черты массовой психологии XX в. неоспоримы, так же как ее тревожность, подвижность, стремление к новому. Но, несмотря ни на что, взвешенная оценка все же далека от чрезмерно осторожной, обывательской или обскурантистской реакции на авангард, в том числе политический. Если полностью присоединиться к осторожным, тогда уменьшится разнообразие мира, будет сделан шаг к унификации, т. е. произойдет именно то, чего большевики добивались внутри советского общества и культуры. Несмотря на все внутренние антиномии и неотъемлемые угрозы коммунизма, полный отказ от него означал бы обеднение политического генофонда, а значит и гарантию проигрыша. Хотя нужда
