12
Леону Арлингтону нравилась его работа.
Более того, он ее обожал Будучи «совой» от природы, Леон никогда не возражал против ночных дежурств. В морге с его толстыми бетонными стенами ему было хорошо и уютно Кроме того, здесь ничто не отвлекало его от философских размышлений. А пофилософствовать Леон очень любил, особенно когда обстановка располагала А где, скажите, лучше всего предаваться размышлениям на самые разнообразные темы, если не в тишине и прохладе залитого искусственным светом морга? Прозектора Арлингтона занимали порой самые неожиданные вопросы. Сколько времени, к примеру, займет прогулка пешком до Луны, если вдруг представится такая возможность? Какое дерево самое ценное? Или какой напиток он предпочтет выпить в свой смертный час: воду или «Мелло Йелло»? Гм, отличный вопросец! Пожалуй, имеет смысл основательно им заняться.
Но основная причина любовного отношения Леона Арлингтона к своей работе была гораздо проще: мертвецы никогда и никому не доставляют хлопот Никаких. За свою довольно долгую жизнь он сменил немало мест службы, где ему приходилось по большей части иметь дело с живыми людьми, которые либо требовали от него чего-то такого, что он не мог им предоставить, либо принимались учить тому, что он сам знал гораздо лучше них. Но самыми обидными для него были моменты, когда его принимали за тупицу только потому, что он привык делать свое дело неторопливо и обстоятельно. И еще потому, что его было почти невозможно вывести из себя. Что поделаешь, так уж устроен этот мир, в котором количество часто подменяет качество, горлопанство заменяет авторитет, а гнев и зависть воспринимаются как проявление принципиальности. Сам-то Леон давно научился разбираться в подобных тонкостях А обитателям морга было глубоко плевать, быстро или медленно выполняет прозектор свои профессиональные обязанности.
Что-то немелодично насвистывая сквозь зубы, он тщательно проверил герметичность пластикового кокона, в который был упакован очередной мертвец Владельцы похоронных бюро всегда поднимали жуткий хай, когда обнаруживали «пересушенный», по их мнению, труп Леон так до сих пор и не разобрался, что их не устраивало Возможно, пониженная влажность мертвого тела как-то влияла на качество косметической обработки для похоронной церемонии. Вот и еще одна тема для размышлений, которой можно будет заняться на досуге. Арлингтон на минутку прервался, всматриваясь в лицо пожилой женщины, покоящейся в выдвинутом стальном ящике. Старушка с посиневшим, землистым лицом, обрамленным кудельно-белыми прядями волос, казалась заключенной не в прозрачный пластик, а в цельную глыбу льда. Леону вспомнилась прочитанная в детстве сказка о Снежной Королеве. Она была жестокой и злой и заточила маленького мальчика в своем ледяном замке.
Он задвинул ящик и поежился. В помещении морга иногда бывало ужасно холодно — единственный существенный недостаток, связанный с его службой. От ячеек хранилища ощутимо тянуло морозом. Потоки холодного воздуха стелились по стенам и полу, оседая на них налетом легкой изморози. Раньше Леон не обращал на это внимания, но в последние год-два все чаще стал ощущать, как холод незаметно проникает в его кости, сковывает суставы и гложет их втихомолку, словно хищный зверь. Возможно, довольно скоро наступит день, когда ему придется всерьез задуматься о том, чтобы подыскать себе другое местечко. Где- нибудь потеплее.
Он потер руки, согревая окоченевшие пальцы, и перешел к следующему «пациенту». Полностью обнаженный труп лежал на спине на прозекторском столе из нержавеющей стали. Белый мужчина, около тридцати лет, в хорошей физической форме. Леон взял журнал и еще раз сверился с сопроводительной записью. Все правильно: неопознанный подозреваемый, которого доставил в госпиталь полицейский наряд, предварительно всадив в него несколько пуль. В ходе операции ему вскрыли грудную клетку, хотя сейчас разрез был аккуратно зашит частыми ровными стежками. По шву, стягивающему края рассеченной плоти, Леон с первого взгляда опознал наложившую его руку. Даже после летального исхода она привыкла заботиться о тех, кто попадал к ней на операционный стол. Это был пациент Грейс Беккетт.
Сняв колпачок с ручки, Арлингтон занес в журнал предварительные данные о состоянии трупа: рост, вес, внешность и расположение двух входных пулевых отверстий. Затем перевернул тело на живот и только тогда заметил маленькую татуировку на внутренней стороне предплечья. Он наклонился ниже и с удивлением обнаружил, что это вовсе не татуировка, а выжженное на коже клеймо, о чем свидетельствовали характерные особенности еще не успевшей толком зарубцеваться ткани по краям странного значка:
Леон не знал, что он обозначает, и мог только предположить, что это какой-то религиозный символ. С другой стороны, если он прав, то что же это за безумная религия, приверженцев которой клеймят, как скот, раскаленным железом? Он покачал головой, сокрушаясь о прискорбном состоянии человечества, снова перевернул тело на спину и открыл журнал, чтобы внести дополнения. Мгновение спустя он выпрямился и нахмурил брови.
— Эй, парень, разве я уже не закрыл тебе гляделки?
Мертвец лежал, вперив в потолок открытые невидящие глаза. Леон натянул пару стерильных резиновых перчаток и закрыл трупу глаза. К своим подопечным прозектор Арлингтон относился в общем-то либерально, но не выносил, когда они за ним подглядывали. Покончив с этим, он вернулся к журналу и закончил запись, вслед за чем принялся подготавливать тело для хранения. Так, сначала бирку на ногу, потом пластиковый мешок — и пожалуйте в заморозку, молодой человек.
— При жизни ты, должно быть, был не слабым парнем, а, приятель? — прокряхтел Леон, перемещая тяжелое тело со стола в ячейку. Иногда казалось, что трупы сознательно противятся его усилиям, словно не желая покидать залитый светом зал и отправляться в холодный мрак морозильника. Хотя на самом деле виновны в этом были, конечно же, трупное окоченение и скользкий пластик упаковочных коконов. Но в конце концов он все-таки справился и на минутку облокотился на выдвинутый ящик, чтобы перевести дыхание. Неужели он и вправду становится слишком стар для этой работенки? Что ж, в крайнем случае он всегда может рассчитывать на место обойщика в драпировочной мастерской своего двоюродного братца Бенни. Там ему уж точно будет теплее и не придется общаться с клиентами, если он сам этого не захочет. Сиди себе в задней комнате да тюкай потихоньку молоточком. Благодать! К тому же Бенни ему многим обязан и не посмеет отказать. Решено, завтра утром он позвонит кузену и прощупает почву. Леон вздохнул и начал задвигать ящик в ячейку.
Широко раскрытые глаза мертвеца уставились на него сквозь прозрачную пленку.
Леон замер.
— Какого черта… — прошептал он изменившимся голосом. Он был на сто процентов уверен, что закрыл ему веки не далее чем пять минут назад. Но теперь они снова были открыты! Арлингтон содрогнулся и вновь ощутил ледяное дыхание холода. Он склонился над изголовьем, чтобы получше разглядеть непонятный феномен, но пар от его дыхания затуманил пластик, и он так и не успел заметить сверкнувшую в глазах мертвеца искру.
В следующее мгновение мускулистая — рука кадавра, прорвав тонкий слой пленки, мертвой хваткой вцепилась в горло прозектору. Леон пытался сопротивляться, кричать, звать на помощь, но у него не хватало сил, чтобы освободиться от этих стальных пальцев. В то время как его мозг еще не успел толком осознать и проанализировать случившееся, легкие уже начали сигнализировать о катастрофической нехватке кислорода. Невыносимое жжение в груди Арлингтона усиливалось с каждой секундой. Перед глазами завертелись разноцветные круги, беспрепятственно проникая в голову и взрываясь внутри радужным фейерверком. Сам не зная как, он умудрился еще раз наклонить голову и встретиться взглядом со ставшими вдруг живыми и осмысленными глазами трупа. И в глубинах его зрачков старый прозектор увидел… Зло. Исходившая из них эманация злобы и ненависти обладала всеохватывающим могуществом и была невероятно древней, уходящей далеко за пределы самой ранней античности. В отчаянном всплеске уходящего сознания Леон Арлингтон наконец-то понял, что происходит. Тьма надвигается! Последним, что
