— Проваливай прочь и больше не возвращайся! — со смехом кричали одни.
— Благополучно тебе растаять, ледышка! — бросали вслед другие.
— Эй, да ты еще холоднее, чем мой муж в постели! — с наигранным удивлением воскликнула одна молоденькая графиня, вызвав дружный хохот всех присутствующих в зале, за исключением сидящего рядом с ней невзрачного пожилого мужчины с сединой в волосах и постной, надутой физиономией.
Грейс неотрывно наблюдала за шествием, с ужасом гадая, куда мог подеваться Трэвис? По плану, он должен был тоже ехать на носилках в костюме шута и подать ей сигнал, как только убийца проявит себя. Затем предполагалось, что Грейс даст знак Эйрин, ну и так далее. Но ни Трэвиса, ни баронессы нигде не было видно, до мелочей продуманный и выверенный план рушился на глазах, а Грейс осталась совсем одна — лицом к лицу с сидящим рядом с ней главным заговорщиком.
Закончив обход нижней части зала, сатиры вновь вернулись на возвышение и понесли гроб вдоль королевского стола. Кое-кто из монархов брезгливо отворачивался, в частности, Эминда и Соррин, но все остальные с удовольствием включились в игру. Сначала выразили свою радость по поводу расставания с Зимой Иволейна, Кайлар и Бореас, а потом всех позабавил успевший изрядно набраться Лизандир. Мыча что-то нечленораздельное, монарх Брелегонда хотел было возложить руку на мертвое тело, но промахнулся и в результате сам чуть не свалился в гроб. К счастью, двое пажей, прислуживавших за столом, успели вовремя подхватить незадачливого пьяницу и усадить на место. Сатиры с носилками двинулись дальше.
Дыхание Грейс сделалось частым и отрывистым. Что делать? Как поступить? Ясно, что Трэвис и Эйрин уже не появятся. Сейчас процессия доберется до конца стола, и на этом все закончится, а их замысел бесславно провалится, поскольку в одиночку она бессильна что-либо предпринять.
Слова звучали жестко и клинически сухо, как медицинский диагноз. Страхи улетучились, и откуда-то из глубин сознания выплыла и взяла на себя управление та сторона натуры Грейс Беккетт, что позволяла ей бестрепетно манипулировать скальпелем, проникать внутрь живого, страдающего человеческого тела и исправлять нанесенные природой или людьми повреждения. Время послушно замедлилось, секунды сделались долгими и растяжимыми, как резина. На смену неуверенности и смятению пришла кристальная ясность. Теперь она отчетливо видела, как ей следует действовать. Да, риск велик, но ей не впервые балансировать на грани. Более того, однажды она уже переступила эту грань и все-таки выжила.
Носилки приближались. Четверо носильщиков замедлили шаг и остановились перед Грейс. Она встала из-за стола и игриво улыбнулась.
— Ай-ай-ай, как же так? — покачала она головой в притворном изумлении. — Почему у вас бедняжка Зима вся в черном? Нет, так не годится! Зиме положен белый наряд. Ну ничего, сейчас мы это исправим.
С этими словами Грейс схватила со стола белую льняную салфетку, развернула и аккуратно накрыла ею голову и грудь лежащего в гробу «мертвеца». Затем, продолжая улыбаться, повернулась к Логрену и жестом дала понять, что передает эстафету ему.
В глазах его мелькнуло сомнение, он на миг заколебался, но тут же справился с собой, пожал плечами, улыбнулся в ответ и поднялся. Возложил руку на только что расстеленную салфетку и произнес, чуть повысив голос:
— Мы все возрадуемся, друзья, когда…
Окончание фразы потонуло в поднявшемся со всех сторон шуме. Логрен запнулся, нахмурился и перевел взгляд на носилки.
По белой ткани салфетки из-под его ладони расползалось большое алое пятно.
С шипением втянув воздух сквозь зубы, советник поспешно отдернул руку, но это не помогло: пятно продолжало разрастаться, набухая кровью уже не только в центре салфетки, но и по краям. Шум перерос в испуганные крики мужчин и женские вопли. Какая-то дама за ближним столом, закатив глаза, упала в обморок. Грейс взирала на окровавленную салфетку с чувством глубокого удовлетворения.
— Что происходит? — рявкнул Бореас, озадаченно сдвинув брови и впившись взглядом в носилки.
Грейс выпрямилась. Ее переполняли торжество и предчувствие победы.
— Взгляните сами, ваше величество!
Она одним движением сорвала с тела изменившую цвет салфетку и покров из грубой черной материи. Женщины завизжали, мужчины разразились проклятиями. В гробу оказался вовсе не старый актер, игравший в спектакле роль Зимы, а труп лорда Олрейна. Те, кто укладывал его на носилки, заботливо приставили к плечам отрубленную голову старого сенешаля. Темная кровь струилась из перерезанных жил на шее, вытекала из носа, глаз и ушей, сочилась из страшной раны, багровым косым рубцом пересекающей левую половину груди.
Бореас, побелев от ярости и омерзения, вскочил с места.
— Что вы себе позволяете, леди Грейс?! — загремел он. — Что все это значит?
— Это значит, что я наконец-то нашла человека, убившего вашего сенешаля и друга, — спокойно ответила она. — Вы же наверняка знакомы со старинным поверьем, гласящим, что раз в году, в самую долгую ночь, убитый обретает способность изобличить убийцу?
Грейс не могла с определенностью утверждать, откуда появилось у нее это знание: то ли Трифкин- Клюковка сумел каким-то непостижимым образом передать ей его при той памятной встрече, когда она и Трэвис посетили шута в Северной башне, превращенной неведомыми чарами в частицу лесной чащи, то ли оно всегда было с ней, надежно упрятанное в глубинах подсознания до той поры, пока в нем не возникла необходимость. Магия крови, самая древняя на свете. Древнее колдовства и ведьминых заговоров, древнее рунной магии, быть может, древнее самого Сумеречного леса. Но сила ее такова, что в ночь зимнего солнцестояния заставляет вновь кровоточить тело убитого от прикосновения рук убийцы.
Логрен отпрянул от носилок.
— Я протестую! — в негодовании воскликнул он. — Не верьте этой ведьме! Это все выдумки и ложь!
— Это не ложь и не выдумки, — тихо произнесла Грейс. — Это чистая правда!
Глаза их встретились. Еще несколько секунд Логрен продолжал сохранять на лице выражение оскорбленного достоинства, но как только понял, что она видит его насквозь, незамедлительно сбросил маску, в которой больше не было нужды. В зрачках его блеснула лютая злоба и ненависть.
— Вам все равно никто не поверит! — прошипел он сквозь зубы.
— А вот тут мы с вами расходимся во мнениях, милорд. — хладнокровно парировала Грейс, жестом указывая на воцарившийся в зале бедлам.
Кто-то кричал, кто-то потрясал кулаками и рвался к подмосткам: Бореас, багровый от гнева, шагнул к Логрену; даже Эминда в ярости сорвалась с места и принялась орать на своего главного советника, отнюдь не стесняясь в выражениях:
— Ты дурак, Логрен! Что ты натворил? Ты все испортил! Убирайся прочь, идиот! Ты мне больше не служишь!
Логрен затравленно покосился на разъяренную толпу, скользнул взглядом по Грейс и остановил его на перекошенной бешенством физиономии только что отрекшейся от него королевы. Лицо его, за минуту до того являвшее собой образец мужественной красоты и благородства, превратилось в хищный оскал дикого зверя.
— Я-то уйду отсюда, Эминда, — зловеще проговорил он, — а вот ты останешься. И все вы останетесь здесь. Навсегда!
Все последующее произошло так быстро, что ни у кого из оказавшихся рядом не было ни единого шанса предугадать и предотвратить замысел негодяя. Логрен молниеносно выхватил из висящих на поясе ножен маленький богато украшенный драгоценностями столовый кинжальчик и легким движением отправил смертоносную игрушку в полет. Эминда вдруг страшно захрипела и попятилась назад. Глаза ее вылезли из орбит, пальцы схватились за горло, тщетно пытаясь вытащить кинжал. В следующее мгновение по телу ее прошла судорога, руки бессильно упали, и королева Эридана замертво повалилась на руки успевшего подхватить ее Бореаса.
