редеющей седой шевелюре, оставленной в живописном беспорядке. Одежду хозяина дома составлял старомодный, но весьма элегантный костюм английской шерсти, под которым виднелись ослепительно белая и безукоризненно отглаженная сорочка и зеленый фланелевый жилет. Трэвис не мог припомнить, чтобы его друг когда-либо надевал что-то другое.
— Извини, что задержался, Джек, — проговорил он, пытаясь отдышаться, — но у меня машина не заводилась, так что пришлось пешком топать.
— Пешком? — Джек озабоченно посмотрел на Уайлдера. — Я бы не сказал, что это была удачная мысль с твоей стороны. Особенно в такую ночь, как эта.
Трэвис пригладил ладонью растрепавшиеся волосы.
— Джек, что происходит? Я не знал, что и подумать, когда нас разъединили!
— Ах это… Ты уж прости меня, Трэвис, но я сам виноват. Когда мы разговаривали по телефону, мне показалось, что в холле кто-то возится. Видимо, я слишком резко повернулся и в результате случайно обрезал мечом телефонный шнур.
Трэвис выпучил глаза.
— Мечом?!
— Ну да, мечом. Это что-то вроде очень большого ножа, которым пользуются рыцари в…
— Я знаю, что такое меч!
Джек метнул на него пронзительный взгляд.
— Зачем же тогда спрашивать?
Трэвис обреченно вздохнул. Как бы сильно ни нравился ему Джек Грейстоун, разговор с ним зачастую превращался в сплошное мучение.
— Джек, будь любезен объяснить мне наконец, зачем я тебе понадобился?
— Тьма надвигается, — абсолютно серьезным голосом ответил старик.
Вслед за этим он повернулся и пропал в извилистых лабиринтах антикварного салона. Трэвису ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Из полумрака выплывали запыленные реликты былых веков: серванты с фарфоровыми ручками, покрытые свинцом зеркала, каминные подставки для дров на когтистых львиных лапах, обитые бархатом кареты и потускневшие от времени цирковые афиши. Джек неустанно заботился о пополнении своей уникальной коллекции новыми экспонатами. Собственно говоря, на этой почве он и сошелся с Трэвисом, а затем стал его лучшим другом.
В один прекрасный день вскоре после того, как Трэвис Уайлдер занял место за стойкой «Шахтного ствола», в двери салуна вошел Джек Грейстоун в своем неизменном костюме. Он явно не походил на обычного посетителя, но впечатление производил вполне благоприятное. Поздоровавшись, он вежливо поинтересовался, нельзя ли ему осмотреть кладовые и подвалы заведения «на предмет наличия там вещей, имеющих историческую ценность». Это посещение совпало с отлучкой из города Энди Коннелла, по странному совпадению поручившего перед отъездом новоиспеченному бармену «разобраться с барахлом», скопившимся за сотню лет существования салуна. Естественно, Трэвис был просто счастлив оказать услугу человеку, который мог избавить его от этого малопривлекательного занятия.
Впрочем, прошло совсем немного времени — впоследствии Трэвис так и не смог сообразить, как это вышло, — и он очутился в подвале, весь в грязи и паутине, роясь в нагромождении столетнего хлама, тогда как Джек, восседая на табурете у стойки бара, непринужденно руководил поиском раритетов. Кончилось тем, что залежи оказались наконец-то расчищены, а Трэвис перевез на своем грузовичке в «Обитель Мага» полный кузов медных светильников, стульев с гнутыми ножками и толстостенных бутылок фиолетового стекла. Где-то в ходе этой операции Джек решил, что они с Трэвисом отныне лучшие друзья, а Трэвис не счел нужным убеждать его в обратном.
И все же, несмотря на их многолетнюю дружбу, Уайлдер был попросту поражен странным поведением Джека в этот вечер. Он пробирался вслед за ним в дальний конец лавки, ориентируясь лишь на огонек керосиновой лампы. Хозяин перешагнул через груду полуразбитых греческих амфор, обогнул приставленный к стене деревянный саркофаг и начал подниматься по узкой деревянной лесенке, о существовании которой Трэвис, регулярно посещавший «Обитель Мага», даже не подозревал.
Стены по обе стороны лестницы были увешаны множеством старинных фотографий в позолоченных антикварных рамках. Одна из них привлекла внимание Трэвиса. Он остановился и пригляделся повнимательнее. На снимке была группа мужчин и женщин с постными физиономиями, облаченных в строгие деловые костюмы старомодного покроя. Некоторые держали в руках кирки и лопаты, стоя на краю выкопанной в земле глубокой ямы. В нижней части фотографии паутинной вязью было что-то написано. Уайлдер прищурился и с трудом разобрал текст: «Странноприимный дом Беккстта для детей-сирот. 1933». Судя по всему, на этом фото был запечатлен момент закладки старого приюта. Однако Трэвиса заинтересовало в нем совсем другое. На заднем плане снимка можно было различить какое-то прямоугольное сооружение. Оно было частично скрыто за шляпкой одной из женщин, но Трэвис опознал его безошибочно и с первого взгляда. Тот самый рекламный щит на обочине горного шоссе. Только на этой фотографии на щите еще не было сигаретной рекламы, зато хорошо был виден живописный пейзаж. Выходит, эта картинка сохранилась аж с 1933 года! Знать бы еще, что она рекламирует? Внизу виднелась какая-то надпись, но разобрать ее Трэвис так и не смог.
Встревоженный голос хозяина вывел его из задумчивости.
— Прекрати глазеть, Трэвис! У нас нет времени на эти глупости.
Он заставил себя оторваться от фотографии и устремился за Джеком вверх по ступенькам. Странная лестница уперлась в глухую стену, но хозяин нажал на панель красного дерева справа, и в стене образовалось отверстие. Трэвис наклонил голову и протиснулся следом за ним в низкий проем. Помещение внезапно озарилось ярким светом. Это Джек зажег от своей керосиновой коптилки мощную масляную лампу, возвышающуюся посреди комнаты на кованом железном треножнике. Трэвис поправил очки, некогда принадлежавшие покойному ганслингеру, и в изумлении застыл на месте.
— Что это за место, Джек? — вскричал он.
— Клянусь нитью Ариадны, ты задаешь слишком много вопросов, друг мой! Неужели так трудно воздержаться хотя бы на пять секунд?
Но Трэвис пропустил слова Джека мимо ушей. Комнатка была круглой и без окон, из чего он заключил, что они находятся внутри башни, которую он привык считать чисто декоративным элементом конструкции. Он был неплохо знаком с расположением комнат в других частях дома, но никогда не задавался вопросом, что может находиться здесь. Теперь ему оставалось только удивляться и восхищаться.
Стены были сплошь увешаны артефактами. Зловеще поблескивали на свету прямые клинки тяжелых мечей, покрытые волнистым узором и загадочными символами. С ними соседствовали секиры с длинными костяными рукоятями, обшитыми кожей, и грозными сверкающими лезвиями в виде полумесяца. Далее следовали массивные боевые молоты, явно предназначенные для разбивания черепов, а отнюдь не для забивания гвоздей. Там же присутствовали деревянные щиты, окованные серебром, шейные кольца из начищенной до блеска меди и рыцарские шлемы, украшенные рогами или пышными султанами из конского волоса. Все это чертовски смахивало на музейную коллекцию, но не совсем. Больше всего озадачило Трэвиса состояние собранных здесь предметов. Большинство из них несло на себе печать длительного употребления, но ни один не являл признаков тлена и одряхления, характерных для музейных экспонатов, извлеченных из древних захоронений. Покрывающая рукояти кожа выглядела мягкой и хорошо смазанной, а в стальном блеске клинков нельзя было заметить ни единого пятнышка ржавчины.
Для Трэвиса все это стало последней каплей. Он решительно приблизился к Джеку и заявил:
— Я требую объяснений и думаю, что имею на это право. Бога ради, Джек, скажи же мне наконец, что происходит?! Старик кисло покосился на него и нехотя пробурчал:
— Прошу тебя, Трэвис, избавь меня от театральных эффектов. И сядь, пожалуйста.
Трэвис с удивлением обнаружил, что-вновь, как всегда, повинуется распоряжениям Грейстоуна, хотя еще мгновение назад у него не было ни малейшего намерения подчиняться. Не успел он опомниться, как оказался в кресле за столиком в центре комнаты. Джек налил в рюмку бренди из хрустального графинчика и протянул ее Уайлдеру.
— Не хочу, — отказался тот, обиженно насупившись.
— Сейчас захочешь, — пообещал старик.
