«Мы не знаем его! Уведите его, связанного!» Когда я решаю: «Я не буду с ними играть, Отстану от уходящих товарищей», — То брошенные коричневые (орехи-кости) подают голос, И я спешу на свидание с ними, как любовница. Резвится стая этих (игральных костей) числом трижды пятьдесят, Чьи законы непреложны как (законы) бога Савитара. Не склоняются они перед яростью даже могучего. Даже царь делает им поклон. Страдает брошенная жена игрока (И) мать сына, бродящего неизвестно где. Обремененный долгами, испуганно ищущий денег, Крадется он ночью в дом к другим (людям). Ригведа, X, 34 Сюжет, воистину, старый как мир! Азарт игрока, рассчитывающего на богатый выигрыш, передает и «Атхарва-веда», содержащая особый заговор на счастье при игре в кости.
Как гром дерево Всегда поражает беспрепятственно, Так я сегодня игроков Хочу разбить беспрепятственно с помощью костей. От проворных, от непроворных, От людей, которым не избежать (неудачи), Пусть сойдется отовсюду удача — Выигрыш в моей руке! И, переигрывая (противника) на первом ходу, он побеждает, Как настоящий игрок, он вовремя делает удачный бросок. Кто стремится к богам, не удерживает имущества — Ведь (бог) охотно соединяет его с богатством. Выигрыш у меня в правой руке, Победа у меня в левой находится. Пусть стану я завоевателем коров, завоевателем коней, Завоевывающим богатство, завоевателем золота! О кости, дайте игру, приносящую результат, Как молочная корова! Стяните меня потоком выигрыша, Как лук — тетивой! Атхарваведа, VII, 50 Правила древней арийской игры до нашего времени не дошли. Нельзя их восстановить и на основании сохранившихся ритуальных текстов, язык которых туманен, метафоричен, а содержание насквозь мифологизировано. Однако ясно, что кроме многочисленных фишек в ней использовались и кости с обозначением выпавших очков. Исследователи арийских гимнов и заклинаний давно обратили внимание на то, что не совсем понятный термин крита, который обычно переводят как «выигрыш» или «счастливый бросок», дословно означает не то четыре кости, выпавшие в броске, не то одну из плоскостей игральной кости с четырьмя очками. Точнее перевести его, не зная, как выглядели эти кости, невозможно. Но они есть, найдены археологами! Их можно не только увидеть, но и потрогать! Одна из них обнаружена при раскопках поселения бронзового века у с. Язево в Курганской области, всего лишь в нескольких часах езды от нас. А другая, несколько более древняя, но тоже относящаяся ко II тысячелетию до н. э., еще ближе — у г. Ялуторовска. Всего же таких костей у западного и за восточным склоном Южного Урала известно около двух десятков. Часть из них — кости в прямом смысле этого слова, другие изготовлены из камня или обожженной глины. Но это не кубики с цифрами от 1 до 6, к которым мы привыкли, а удлиненные параллелепипеды, бросая которые можно было набрать максимум четыре очка, — ведь на попа такая кость встать не могла. Вот почему так ценилась игроками выпавшая четверка! И даже на самих костях ее обычно изображали не соответствующим числом параллельных нарезок, как другие цифры, а двумя пересекающимися чертами, напоминавшими крест. Наверное, это и была крита, дававшая выигрыш. Возможно, что впоследствии древнеарийская игра превратилась в хорошо знакомые всем нарды, известные в Иране с VI в. Да и лежавшая в их основе безымянная игра дарила радость победы или приносила горечь поражения не только индийским ариям, но и их сибирским современникам. Впрочем, современникам или соплеменникам?
Ящики с коллекциями, свернутые палатки и спальные мешки заполнили кузов машины под самый тент. Кое-что приходится складывать и во второй автомобиль — новенькую «вахтовку». В нее отряд все равно не входит, и большинство студентов поедет в город рейсовыми автобусами. За полтора месяца Ольховка успела рассказать о многом. И хотя окончательные выводы делать еще рано, мне кажется, что истоки бархатовской культуры в полученных нами материалах прослеживаются довольно отчетливо. Орнаменты многих обнаруженных на поселении черкаскульских сосудов уже приближаются к тем, которые спустя 300–400 лет станут характерными для посуды Красногорского городища и других синхронных ему памятников. А преемственность двух культур позволяет предполагать, что их создатели являлись носителями одного и того же языка, близких представлений об устройстве мира и эпических сказаний. Впервые нам удалось познакомиться и со многими сторонами жизни черкаскульских общин. Ряд ученых считает эту культуру угорской, но наши раскопки вряд ли подтверждают данную гипотезу. Правда, только что упакованные костные остатки еще предстоит изучить палеозоологам, но все остальные данные — облик исследованных жилищ, состав находок и многое другое — характеризуют черкаскульцев как исконных скотоводов и земледельцев. Скорее можно предположить, что они говорили на одном из арийских, может быть, иранских, языков, заимствования из которых попадали в речь жителей лесов. Но укрепить или опровергнуть эту мысль смогут только еще более древние памятники, которые прольют свет на происхождение самой черкаскульской культуры. Наше путешествие продолжается.
