и не видя его.
Страшное зрелище, лишающее присутствия духа.
Все разладилось в жизни Ири с того самого дня, как тетка отказалась разомкнуть веки, предпочтя променять реальный мир на мир иллюзорный. Отношения с единственным родителем испортились, больше не было задушевных разговоров и выполненных обещаний. Отец перестал быть для нее только отцом, он стал правителем — вейнгаром, и совсем другим человеком — жестким, требовательным, а местами и беспричинно жестоким.
У Таирии словно глаза открылись, и девушка смогла увидеть многое из того, что ранее предпочитала не замечать.
Вечно понурая и тихая прислуга, напрягающаяся при одном виде вейнгара. Страх в глазах советников, спешащих на зов отца. Оплеуха, полученная гонцом, принесшим дурную весть. И все это лишь малая часть того, на что Ири обратила внимание, а потому мысли об оставшемся сокрытым от нее — пугали.
Услышав позади себя торопливые шаги, Таирия, не желая встречаться с кем-либо, поспешно свернула на внутреннюю балюстраду.
'Лучше удлинить путь, чем отвечать на вопросы по поводу покрасневших и припухших глаз', — решила она.
Вдохнув свежего, благоухающего цветами воздуха, девушка печально улыбнулась — зацвел гиацинт любимый цветок тетушки — и, держась за перила, стала спускаться по лестнице, чтобы пройти знакомым маршрутом через дворцовую теплицу.
Здесь было тихо и спокойно. Таирии передавались покой и умиротворение с заботой взращенных цветов и деревьев, никогда не знавших непогоды внешнего мира. Каждый розовый куст был тут окружен любовью и ласкою, и отвечал на них бурным цветением, каждая виноградная лоза, бережно обвитая по удерживающему каркасу, дарила богатый урожай.
Дойдя до ажурной скамейки, притаившейся в тени кустов сирени, Таирия услышала голоса где-то впереди себя, и, не желая, пересекаться с их обладателями, присела на скамью, предоставляя разговаривающим возможность спокойно удалиться.
Как всегда погожим весенним днем крыша теплицы была раздвинута, и теплые солнечные лучи поигрывали на зеленых листочках. Было что-то невероятно интимное в этой световой ласке, такое глубокое и насыщенное, что Ири почувствовала себя обделенной. Ей хотелось чего-то большего, того, что в данный момент отсутствовало в ее жизни. Быть может, счастья или любви? Она не разобралась.
— Ты уверен, что это он? — услышала Таирия знакомый говор.
Люди приближались по соседней дорожке, идущей по другую сторону сиреневого куста, и теперь девушка могла отчетливо слышать, о чем идет речь.
Голос отца Ири признала моментально. Сегодня он был резок, и стальные нотки, пронизавшие интонации вейнгара, заставили ее передернуть плечами в недобром предчувствии.
Этот его тон ничего хорошего не предвещал.
— Нет, господин, но это единственное объяснение. Каратель склонился перед ним. Все пятеро говорят одно и то же.
— Они видели его глаза?
— Нет, он был в повязке.
— Повязке?
— Да. На пол лица, как слепой.
Вейнгар грязно выругался, и Таирия в удивлении широко распахнула глаза. Отец никогда не позволял себе такого. Или она опять ошибается? Девушка растерянно вздохнула, уже не зная во что верить.
— Ты должен найти его! Должен убедиться, и если это действительно он — убрать. Мне все равно, как ты это сделаешь! Даже если самому придется отправиться за ним! Понял?!
— Да, господин.
— Если он выжил в пещерах, и старый дурак нашел его, то обязательно приведет посмотреть на мамочку. Мы не можем этого допустить!
Злость пропитала каждое слово вейнгара.
'Злость, замешанная на страхе', — мысленно поразилась девушка, все также прислушиваясь к разговору.
Ее отец боялся кого-то! Это было неожиданное открытие.
— Нельзя допустить, чтобы эта тварь добралась до Лурасы, — последние слова, которые смогла разобрать Таирия, прежде чем шум шагов и голоса вейнгара и его собеседника потонули в легком шелесте листвы.
Сотрясаемая нервной дрожью, невольная слушательница покинула оранжерею и, никем не замеченная, проскользнула в свои покои.
В ее голове роились разнообразные мысли, неизменно заканчивающиеся вопросами. Что это было? О чем говорил отец? Кто эта Тварь, что не должна добраться до тетушки?
Таирия совсем запуталась в происходящем и злилась оттого, что не имела возможности ни с кем поговорить.
Миновав подолье, мужчины оставили за спиной последние приграничные поселения, все дальше углубляясь в Трисшунские горы. Чем ближе они подходили к Артаунскому перевалу, тем более нервным становился Сарин и все сильнее замыкался в себе Лутарг. Он уже не задавал вопросов, ничем не интересовался, лишь только хищной птицей смотрел по сторонам и крепко сжимал в руке увесистый посох с остро заточенной рогатиной на конце, сделанный им из дубовой ветки еще в предгорье.
Чем выше путники забирались в горы, тем нелюдимее становились места. Ни срубленных деревьев, ни выжженной костром земли уже не встречалось на их пути, словно ни одна живая душа не поднималась сюда ранее. И от этого тихого безлюдья смутное беспокойство поселилось в умах спутников, заставляя еще внимательнее вслушиваться в долетающие до них звуки леса, подозревая за каждым невидимую глазу опасность.
Замок карателей предстал перед путниками, когда мужчины забрались на седловину Артаунского перевала. Предстал во всей красоте и неприступности, казалось, созданный самими богами.
Запрокинув голову, Лутарг разглядывал Шисгарскую цитадель, понимая, отчего тэланцы когда-то захотели сделать ее своим горным аванпостом. Более подходящего для этих целей сооружения найти было невозможно.
Замок не просто располагался на скале, а оказался высечен в ней. Его защитные стены плавно перетекали в скальную породу, а округлые у основания башни вырастали в остроконечные пики зубчатого кряжа. Отполированные до блеска стены крепости сверкали, озаряемые лучами закатного солнца, поигрывая разноцветными бликами так, что казались усыпанными драгоценными камнями на фоне зеленоватой серости каменного массива.
Шисгарский замок представлял собой впечатляющее зрелище, волшебное и монументальное в своей почти природной суровости. От него захватывало дух и рождалось ощущение присутствия чего-то предвечного, находящегося совсем рядом, наблюдающего за тобой.
Лутарг никогда такого не видел и не ощущал. Даже в Эргастении, считающейся самой каменистой местностью по эту сторону гор, не было такого великолепия — все больше пещеры и тоннели, уводящие глубоко под землю, подальше от жгучего опаляющего солнца.
— Как же высоко! — выдохнул старец, с восхищением во взоре оглядывая цитадель.
Сарин читал о замке в хрониках, но никакие, даже самые подробные описания, не могли сравниться с тем, что открылось его взгляду.
Крепость просто поражала воображение.
— Я пойду поищу тропу, а ты выбери место для ночлега, — сказал Лутарг, оторвавшись от созерцания цели их путешествия. — До ночи так и так не успеем подняться, даже если мне повезет.
Старик озвучил его мысли вслух, молодой человек также задавался вопросом, как же взобраться по почти отвесной скале и попасть за каменные стены. Со своего места он не видел ворот, моста или какого другого хода ведущего во двор крепости. Замок казался неприступным во всех отношениях и необитаемым, если бы не белый стяг, развевающийся на шпиле одной из башен.
