нас. И вот детишки заговорили. И сказали детишки такое, что мой приятель думал-думал, да и позвонил мне. Он знает, где я работаю…
— Что же его насторожило?
— Уж больно необычные вещи говорят дети. Поначалу он принял их слова за бред или галлюцинации. Но в медицине пока случаев массового или группового бреда не описано. Наркотиков, как вы понимаете, в данном случае не было.
— Ну и?…
— Дети говорят, когда начали тонуть, появились дельфины, которые их потащили к тому островку. И пока наши моряки не сняли детей с острова в том нервно-паралитическом состоянии, дельфины к ним приплывали, играли с ними, чуть ли не съедобные моллюски приносили. Но это не все. Еще там был «дядя». Полудельфин, получеловек. Во всяком случае, лицо у него человеческое. Дельфины же к нему, как утверждают дети, относились враждебно, преследовали его, от спасенных детей отгоняли. С одной стороны, все это попахивает сказкой, но зачем моему приятелю, серьезному мужику, рассказывать мне басни, да еще по служебному телефону. Охота травить, так ради бога, жене на кухне…
— Так вы ему и сказали?
— Точно. Но он поклялся, что не придумал и не преувеличил ничего. За переводчика он ручается. Вот я с чем к вам, Леонид Михайлович.
Плетнев прошелся по кабинету.
— Дело произошло в акватории Крита, говорите?
— Точнее пока не знаю.
— Подобное, если верить греческим мифам, случалось в древности, задумчиво произнес Плетнев. — Есть и более поздние свидетельства, что дельфины спасали людей. Но нужно многое уточнить. Вы ведь медик по образованию?
— Да.
— Полезно, думаю, вам самому пообщаться с детьми, с врачами, их наблюдающими. Дальше видно будет, как дело повернется. Договорились? Плетнев взглянул на часы.
Поеров легко поднялся и простился.
«Ну и ну!» — глядя вслед, подумал Плетнев. Впрочем, если бы он сам вот гак, накоротке, рассказывал кому-то о происшествиях на подлодке, свидетелем которых был, что о нем бы подумали? Не сказали бы — «ну и ну!», как только что он сам? Или выразились бы иначе, учитывая солидный возраст рассказчика?
«А вообще, — упрекнул себя Плетнев, надевая плащ, — пожалуй, я не сказал Поерову главное. Надо отсекать мистику. В самом деле, получеловек-полудельфин! Эдак до инопланетян договориться можно. Скорее всего был аквалангист. Пытался помочь детям. Тут дельфины. Начали играть, как у них водится. А детям показалось, что дельфины защищают их от страшного дяди, который вылез из моря».
С этими мыслями Плетнев вышел из института. Светлая от огней широких магазинных витрин, улица суетилась, невзирая на поздний час. «Десяток яиц, песок и масло», — повторил про себя утренний наказ жены и толкнул стеклянную дверь гастронома. Еще через витрину заметил: «дают» бананы. И с удовольствием подумал, что возьмет сейчас килограммчика три для внуков.
Пластиковая сумка оказалась увесистой У кромки тротуара огляделся. Идти к метро не хотелось. Пройтись? И Плетнев направился к «зебре» перехода.
— Леонид Михайлович! Товарищ Плетнев! Океанолог обернулся. Вот так встреча! Штурман…
Откуда он здесь?
— Здравствуйте!.. — на лице Баранова сияла улыбка. — А я к вам. С обеда пытаюсь вас найти, но вы неуловимы.
Плетнев, кивнув Баранову, спросил:
— Проездом в Москве?
— Провожал жену. Она опять в Италии.
— Вот и отлично, что нашел меня, — сказал Плетнев. — Пойдем поужинаем и поговорим. У меня, правда, многолюдно, да не можем от внуков уехать.
Первоклассник Вадик и маленькая Женечка будто ждали деда под дверью. Повисли, защебетали, затискали.
— Маша! — крикнул Плетнев в простор квартиры, — я не один. Накорми и организуй, ради бога, полчаса тишины.
Вышла моложавая женщина — легкая, стройная, но седина у корней волос выдавала, что она все же бабушка. Спровадила ребятишек в комнату, сняла пару плечиков, приняла плащ мужа, куртку Баранова.
— Дай им, — Плетнев протянул ей сумку с бананами, — пусть поедят… А студенты где?
— Родители на учебе, — доложил Вадик.
— Сын у меня адъюнкт, а вот сноха действительно студентка. В общем, учащаяся молодежь, — пояснил Плетнев Баранову.
Они поужинали под возню и воркотню детей. За чаем штурман рассказал о гибели капитана Барсукова, о кинжале «Все для Германии» и о человеке со свастикой, которого видел на берегу. Рассказал скупо, осторожно, словно боясь вызвать недоверие. Но Плетнев внимательно слушал.
— Ну ладно, я понимаю, — делился Баранов своими мыслями, — где-то там, у них, можно разгуливать свободно с фашистским знаком. Деница хоронили, так Гесс из тюрьмы венок прислал. И на те же похороны с крестами Железными, в старых мундирах мышиного цвета последний долг друзья и ровесники гросс-адмирала явились. Никто и слова не сказал. Ладно, это там. Но у нас? Свастика! Этого аквалангиста видел Жуков, Кирилл Жуков из…
Плетнев кивнул.
В кухню снова прорвались дети. Они уже знали, что дедушкин гость штурман подводной лодки, вошли с умоляющими глазами и засыпали Баранова вопросами. Плетнев не мешал им. Он думал.
Разрозненные факты, неожиданные совпадения, полумистические явления. Вот и рассказ Андрея Поерова, казалось Плетневу, перекликается с рассказом штурмана. Он рассеянно слушал рассказы Баранова про подлодку, думая, как увязать все эти факты и совпадения, как объяснить появление подводных загадок. Интересно, Поеров знает о событиях на южном берегу?
Мария Гавриловна позвала детей спать. Баранов засобирался.
— Ты в Ленинград отбываешь завтра? — остановил его Плетнев. — Там далеко не исчезай. Думаю, вызов в Рим придет скоро.
… Баранова поднял стук в дверь. Проснувшись, он едва сообразил, что его окликает дежурная по этажу.
— У вас нет телефона в номере, — заспанно извинилась она, когда он открыл дверь. — Пройдемте, там срочно.
Когда горничная протянула Баранову телефонную трубку, он услышал голос Плетнева:
— Из Италии дурные вести. Светлана исчезла. Я послал за вами машину. Жду!
